Чтение 49–й страницы книги ~Гонители~

всхрапывал, шел боком. Хулан потрепала его по круто выгнутой шее.

- Что тут делаешь?- строго спросил Тайр-Усун.

- Объезжаю...

- Не твое это дело, Хулан. Коней объезжать - дело мужчин.

- Когда найдется конь, который вышибет меня из седла,- не буду.

У нее были чуть выпуклые - его - глаза, вздернутый нос; маленькие руки
крепко натягивали поводья, в седле она держалась с броской лихостью;
ничего от робкой девушки - статный удалец. Пора бы и замуж отдавать, но
Тайр-Усун отказывал женихам: любил свою дочь и не хотел с ней
расставаться.

- Ну, я поеду. Скажу, что ты возвращаешься.

- Да, скачи. Скажи: пусть люди немедля собираются в дорогу.

Дочь было отпустила повод, но тут же натянула. Жеребец закрутился на
месте, закусывая удила.

- А почему? Что случилось, отец?

- Враги, дочь. Скачи.

- Убегать будем?- В ее голосе были недоверие и обида.

- Убегать,- безжалостно подтвердил он.- Понесемся по степи
перекати-полем. Скачи, у нас нет времени.

Она гикнула и скрылась за сопками.

Почти два дня ушло на сборы. Вначале он хотел уйти налегке, взять
только воинов, свою семью и семью ближних нукеров, но в курене поднялся
такой вой и ропот, что на все махнул рукой. Пусть идут все, кто может
идти. Чувствовал, что время упущено, надежда ускользнуть от воинов
Тэмуджина уменьшалась с каждым часом. Не к Тохто-беки, в сторону заката, а
вниз по Селенге надо бы идти. Но там хори-туматы. Они не простят ему
убийства Дайдухул-Сохора. И Чиледу там...

Потащились вверх по Селенге. Воины, как и он, понимали, что значит для
них время, озлобленно щелкали плетями, погоняя волов, коней, людей. С
мычанием коров, блеянием овец, скрипом телег смешивались стоны, вопли и
проклятия.

Чтобы не слышать ничего этого, Тайр-Усун уезжал вперед, бросал поводья
на луку седла, пускал лошадь трусцой. Перегруженной телегой катились
тяжелые думы. Меркитам и раньше приходилось оставлять свои кочевья,
откатываться в Баргуджин-Токум, но все то - другое. И враг совсем иной.

К нему нередко подъезжала Хулан, скакала рядом, оглядывалась.

- Почему твои воины бьют людей?

- Лучше быть битым, чем убитым.

- Легче бить своих, чем убивать врагов!- дерзила она.

Никому другому он такой дерзости не спустил бы, но это - Хулан. Она
всегда и со всеми прямодушна. К тому же она, кажется, угадала - своих бить
легче. Вот и они, меркиты, кого только не били, с кем не воевали. И все
так: враждовали, грабили, кровь пускали, а враг настоящий под шум свалки
набирался сил, расправлял плечи - замечать не хотели. Спохватились -
поздно. Горой возвысился над всеми, и степные племена ни по отдельности,
ни все вместе уже ничего с ним не сделают.

Так же они ехали и в этот раз. Вдали показались всадники.

- Мы догнали Тохто-беки!- крикнула Хулан и помчалась вперед.

- Остановись!

Она не слышала или не хотела остановиться. Тайр-Усун приподнялся на
стременах. В этих местах Тохто-беки не должно быть. Почему он здесь?
Догадка заставила хлестнуть коня. Но дочь была уже далеко. Ее белый конь
стлался в легком, как полет, беге. О небо, она погубила себя!

Всадники остановились, поджидая ее. Хулан подскакала к ним почти
вплотную и тогда только заметила что-то неладное. Развернула коня и
полетела обратно. За ней бросилась погоня. Тайр-Усун остановился. Он знал,
что сейчас будет с Хулан, с ним, со всеми его людьми. И, думал не о
спасении, а о том, чтобы как-то отдалить неизбежное, выдернул меч, насадил
на конец шапку и поднял над головой.

- Что ты делаешь, отец? Это враги!

Хулан остановилась возле него. Воины монгольского хана, подскакав,
нацелили на них копья. Не давая им опомниться, громко, голосом человека,
привыкшего повелевать, сказал:

- Стойте! Я нойон Тайр-Усун. Я иду к хану Тэмуджину.

- Ах, лживая меркитская собака! К хану Тэмуджину идешь!..

Наконечник копья, как голова змеи с острым глазом, нацелился прямо в
переносицу, стал медленно приближаться, заставляя Тайр-Усуна отклонять
голову. Хулан ударила по копью плетью.

- Не смей прикасаться к отцу, грязный харачу!

Это рассмешило воинов. К ним подъехал нойон в тангутском шлеме с
гребнем, в железных латах, и воины раздвинулись перед ним.

- Ная, нам попался меркитский Тайр-Усун.

- Не попался! Я сам, своей волей, иду к хану Тэмуджину.

Ная с любопытством оглядел его, задержал взгляд на пылающем от гнева
лице Хулан, недоверчиво присвистнул:

- Сам? Хочешь оставить меня без добычи? Это твоя жена?

- Она моя дочь. Вы не можете ничего трогать!.. Мы не обнажали оружия!
Мы идем к вашему хану.

Теперь Тайр-Усун хотел отодвинуть не только гибель. Если они не
прикончили его сразу, можно, наверное, спастись самому и спасти свое
владение. Лишь бы не подвела горделивая Хулан. Она только сейчас поняла,
что он говорит. Повернулась к нему. В глазах-осуждение, почти презрение.

Ная хитровато усмехнулся.

- Для чего ты идешь к хану Тэмуджину?

Этот простой вопрос заставил мысли Тайр-Усуна заметаться, как белку,
угодившую в силок. Покорился он или нет, для них сейчас все равно. Не он
им нужен, а его владение. Ная и воины жадными глазами ощупывают Хулан,
поглядывают туда, где тащатся его телеги. Вскинут его на копье, а дочь...

- К хану Тэмуджину я везу свою дочь,- само собой вырвалось у него.

- Думаешь, она ему очень нужна?

Ная все еще усмехался, но что-то в этой усмешке изменилось, он уже,
кажется, не мнил себя человеком всемогущим, вольным казнить и миловать.
Тайр-Усун не замедлил обернуть это себе на пользу. Сказал надменно:

- Что нужно хану, он знает сам! Если ты знаешь больше, чем он,- делай
с нами, что хочешь.

- А кто тебе сказал, что я собираюсь с вами что-то делать? Воины,
охраняйте его людей. А тебя, нойон, и твою дочь я приглашаю к себе в
гости.

На берегу речушки воины поставили походную юрту, забили барана. Ная
говорил с Тайр-Усуном с настороженной почтительностью и все крутился возле
Хулан, ласково посмеивался, норовил потрепать по плечу, ущипнуть за бок.
Хулан вначале уворачивалась, потом стукнула кулаком по его руке.

- Отойди. Еще раз тронешь - глаза выдеру!

Отца она сторонилась, смотрела как на чужого. Тайр-Усун чувствовал себя
приниженным, хмуро оглядывался по сторонам, пытался считать воинов, но
скоро увидел, что надежда уйти напрасна. Воинов у Ная много, и они
недреманно следят за его людьми, за ним самим. Едва выбрал время, чтобы
без соглядатаев переброситься несколькими словами с дочерью.

- Хулан, не омрачай обидой сердце,- попросил он.- Ты должна спасти
нас... всех. Одна надежда - ты.

- Отец, что стоит племя, если его надежда не отвага воинов, а слабая
девушка? Ты отдаешь меня, чтобы спасти свою жизнь...

Ему, наверное, было бы легче, если бы Хулан плюнула в лицо.

- Ты хочешь... чтобы я... все мы умерли? Так я готов. Готов!- повторил
он тверже, почувствовав, что и в самом деле ему лучше умереть.

- Я не хочу ничьей смерти,- отворачиваясь, сказала дочь.- Я до конца
пройду путь, определенный тобою.

Ная задержал их у себя на три дня, потом вместе с ними поскакал в орду
хана. Дорогой он сказал Хулан:

- Если хан Тэмуджин откажется, я возьму тебя в свою юрту,

- Откажется?- удивилась она.- Почему?

- У него много жен. Все красивые.

- Красивее меня?- Она окатила его холодным взглядом.- Ну, говори -
красивее?

Ная смешком прикрыл свою растерянность. Попробуй скажи, что ханши
красивее! Но и попробуй скажи, что она красивее жен Тэмуджина...

Хана встретили в дороге. Следом за Ная подскакали к толпе нойонов.
Впереди пылило огромное войско, следом за нойонами в ровном строю, на
одинаковых саврасых меринах шли кешиктены, за ними тянулись, насколько
хватало глаз, телеги, кибитки, юрты на колесах. Подавляя в себе невольную
робость, с тревогой думая о том, что ему скажет хан, Тайр-Усун разглядывал
нойонов, стараясь угадать, кто же из них Тэмуджин. На всех были хорошие
воинские доспехи, дорогое оружие, лошади позванивали уздечками, убранными
серебром, увитыми шелковыми лентами,- добрались до найманского богатства,
разбойники! Ная подъехал к грузному человеку в халате из толстого сукна.
На нем не было ни шлема, ни панциря, ни оружия. На мягком шелковом поясе
висел только нож, Ная что-то тихо сказал. Человек повернулся. Из-под
снежно-белой, отороченной голубым шнуром войлочной шапочки, надвинутой на
короткие брови, глянули серо-зеленые глаза, суровые, чем-то недовольные.
Понемногу недовольство растаяло, короткие, цвета меди усы слегка дрогнули.
Хан улыбнулся.

- Поздновато образумился, Тайр-Усун. Наверно, мои багатуры тебя
прижали, ты и прибежал кланяться...

Ная, как видно, считал, что Тайр-Усун везет свою дочь по уговору, и
теперь, увидев свою промашку, сердито толкнул ногой в его гутул. Хан
Тэмуджин заметил это движение, глаза опять посуровели, слабая улыбка
угасла.

- Хан, меня никто не прижимал. Я был на пути к тебе, когда встретил
твоих храбрых воинов. Я вез тебе единственную драгоценность - свою дочь.

- Сколько же дней нужно было добираться до меня?- раздраженно перебил