Чтение 49–й страницы книги ~Гроза Византии~

кричал народ.

- Как мы забыть тебя можем, благодетеля нашего? Ведь ты от хазар нас
избавил!

- Только оставь нам за себя кого-нибудь.

- Для этого я и созвал вас. За меня, пока мы будем в походе, пусть
здесь останется Всеслав! Он будет править вами нашим именем, он будет
творить над вами суд и милость.

- Князь, князь! Я не останусь здесь, я иду с тобой! - раздался голос
Всеслава.

- Молчать! - вдруг, засверкав глазами, загремел на своего любимца
Аскольд. - Я - князь, я приказываю, и ты ослушаться моей воли не
посмеешь!..

Впервые видел таким князя Всеслав. Он невольно смутился и только мог
пробормотать в свое оправдание:

- У меня дети там...

- Я приведу их тебе... Изока я знаю, а где он - там и сестра... Если
им суждено остаться в живых, они будут возвращены тебе, - несколько
смягчился Аскольд. - Ты нужен народу. Кто сумеет лучше тебя управиться с
ним, оказать ему правду? Ты знаешь народ, знаешь и мои мысли, твое место
здесь...

- Я повинуюсь твоей воле, князь... Пусть будет так, как ты желаешь, -
опуская низко голову, отвечал на эти слова Всеслав.

- Благодарю, я этого ожидал от тебя... А теперь, народ киевский, иди
к моим хоромам и пируй в последний раз. Разве знает разве кто-либо из вас,
будет ли он пировать еще за моим столом или нет?

Громкими приветствиями отвечали на это киевляне. Разом хлынула вся
толпа к приготовленным в обилии яствам и питиям. Начался в палатах шумный
пир, но первое место за ним занимал один только Дир. Аскольда не было.

Один с своей тоской, с своим горем, заперся князь в своей горнице. Не
до шумного пира ему было, не то у него лежало на сердце. Мерещился ему
милый образ. Казалось ему, что его Зоя, как бы окутанная какой-то дымкой
тумана, стоит перед ним, протягивая к нему свои руки, и в ушах его так и
звенел ее молящий голос:

"Милый, отомсти за меня!.."

17. ПОХОД

Рано-рано утром на другой день, когда головы многих были еще тяжелы
после веселого пира, рога князей созвали всех воинов на берега Днепра, к
стругам и ладьям.

Аскольд лихорадочно торопился идти в поход. Он надеялся в пылу сечи
размыкать свою гнетущую тоску, забыть Зою...

Дир тоже был рад начинаемому набегу. Он в душе был храбрый воин и
скучал бездействием так же, как и другие норманны; только он не хотел
обижать своего названного брата, приступая к нему с настоятельными
требованиями набега.

А теперь вот и сам Аскольд ведет своих варяго-россов в бой.

Все на стругах давно уже было приготовлено к отплытию. Снесены были
припасы, каждый из отправлявшихся знал, к какому стругу он принадлежит,
знал в лицо своего начальника и готов был пойти за ним и в огонь, и в
воду.

Большинство отправлявшихся была молодежь, веселая, беспечная, жизнь
для которой была еще малоценна. У всех чувствовался избыток сил, и всем
предстоявшие битвы казались веселее пиров...

Собралось же всех до 10.000 человек.

До чего беспечна была эта толпа, можно было судить по тому, что вся
она пускалась по бурному и грозному Черному морю в таких утлых суденышках,
как струги, в которых и по рекам-то, особенно в ветер, ходить было
небезопасно.

Над каждым стругом начальствовал или норманн, или один из привыкших
уже к ратному делу дружинников славянских.

В первом струге шли во главе своего войска сами князья с отборной
дружиной.

Вот после молитвы Перуну спустился Аскольд по крутому берегу к своему
стругу. Дир был с ним. Следом за князьями шли Руар, Ингелот, Родерик,
знаменитые скандинавские воины и, наконец, в толпе их скальд Зигфрид.

Все были воодушевлены, глаза всех светились нескрываемой радостью.
Норманны шли на любимое дело, по которому они давно уже скучали.

Перед тем как вступить на струг Аскольд крепко-крепко обнял Всеслава.

- Береги Киев! - сказал он.

- Буду, а ты, князь, не забудь о моих детях!

- Будь уверен. Если они живы, я привезу их в твои объятия.

- И отомсти за сестру...

Глаза Аскольда зловеще загорелись.

- Я иду, чтобы исполнить мою клятву, - глухо ответил он.

- Не измени ей!

- Не бойся этого! Прощай!..

После Аскольда обняли Всеслава Дир и знатнейшие скандинавы.

Берега Днепра огласились восторженными криками уходивших, плачем и
воплем женщин.

Но вот на княжеском струге затрубили в рога, взвился парус, и струг
медленно отошел от берега Днепра и вышел на середину руки.

Следом за ним другой, третий, четвертый...

Стругов было так много, что княжеский давно уже скрылся из глаз, а
средний только что отчаливал от берега.

Почти что на закате ушел последний струг, и оживление на Днепре разом
сменилось мертвой тишиной.

За день было пережито так много впечатлений, что теперь каждый спешил
на покой, забыться сном после треволнений дня.

Аскольд мрачный и угрюмый сидел на корме своего струга. Он был
совершенно безучастен ко всему происходившему вокруг него. Как сквозь сон,
он услышал, что запел скальд Зигфрид.

В поход пошли сыны Одина,

Чертоги светлые их ждут,

Среди сечи павшего, как сына,

Встречает божеский приют.

Смелей, смелей! Отваги полный

Ведет нас в сечу славный вождь;

Не страшны нам морские волны,

Мы на врага падем, как дождь...

Щиты отбросим мы далеко,

Возьмем секиры и вперед!..

Там, в небесах, хотя высоко,

Валгалла светлая нас ждет.

Не вспомним мы на миг единый

О жалкой смерти на земле,

Умрем мы все, сыны Одина,

С печатью счастья на челе!..

Громкие крики восторга с ближайших стругов были ответом на эту песнь
всеми любимого скальда.

Всем было весело, у всех было легко и отрадно на душе. Только один
Аскольд был угрюм и мрачен.

Путь быстро летел.

Пороги по приказанию Аскольда прошли волоком. Он хотел сохранить
людей и свои легкие суда на будущее и счел за лучшее потерять несколько
больше времени на волок, чем рисковать своей дружиной.

Вот и устье Днепра...

За ним раскинулась необозримая гладь морская...

Но скоро и она оживилась. Все Черное море у правого своего берега так
и белело парусами стругов...

Гроза надвигалась на Византию.

18. ПАТРИАРШЕЕ ПРЕДСКАЗАНИЕ

Весть о неудаче, постигшей Фоку и купцов, уже была принесена в
Византию...

Теперь Василий Македонянин узнал, куда скрылась Зоя. Однако он все
еще не понимал истинных причин ее бегства. Изок и Ирина, жившие у него,
сами ничего не знали. Они могли сказать только одно, что в темницу
приходила какая-то богато одетая женщина, которая увела от них их добрую
покровительницу и заключенного вместе с нею патриция.

Ни Изок, ни Ирина не успели узнать еще о том родстве, которое
связывало их с Зоей. Они считали ее просто доброй женщиной, охранявшей
встреченных ею сирот исключительно из чувства сострадания. Василий же,
прочтя оставленные Зоей таблицы, понял, что у беглянки были особые
основания просить его заботиться о детях.

Брат и сестра жили в его покоях, ни в чем не нуждаясь. Теперь высокое
покровительство такого важного лица, каким стал Василий, вполне охраняло
Изока от всяких посягательств на него Склирены, Ирине же после казни
Никифора бояться было нечего.

Но вот по всей Византии разнесся слух, что "варяги" - так называли их
здесь ввиду одноплеменности их с наемной гвардией императора - уже в
Черном море, уже близко от Константинополя.

Ужас напал и на царедворцев, и на чернь.