запыхавшись, подбежали два татарских сотника и, подхватив Бату-
хана под руки, быстро посадили его на коня.
нечего больше делать. Пора уходить отсюда.
одному из своих приближенных:
хану, но и ко мне: когда джихангир направил свое войско на осаду
Кыюва и тумен за туменом уходил туда, а обратно ни один не
возвращался, я сказал Саин-хану: "Великий джихангир! Бог войны
Сульдэ дает победу только самым доблестным. Не следует ли тебе
самому повести свой тумен непобедимых на этот непокорный город?
При одном твоем приближении откроются ворота, а наши воины обретут
новую силу сказочных багатуров". Он посмотрел на меня и промолчал,
но совету моему не последовал. Жаль! Ведь по воле неба и он бы мог
не вернуться, если бы ринулся в самую гущу боя, и тогда этому
безумному походу наступил бы конец.
спросил собеседник.
Бату-хана, став во главе нашего войска...
против Киева, в походной войлочной юрте Абд ар-Рахмана, возле
тлеющего костра сидел на пятках Дуда Праведный и дописывал
тростниковым калямом последние завитки на длинном узком листе. Он
вздохнул, тихо прошептал молитву и вопросительно посмотрел на
своего молодого господина, задумчиво сидевшего близ него.
просторную кипчакскую баранью шубу.
начал:
благосклонному ко всем приходящим, восприимчивому к добру, вождю
общины правоверных, самому праведнейшему, среди праведных,
Мустансиру, халифу багдадскому, - да возвеличит его аллах своим
благословением, да развернутся его бесчисленные знамена,
украшающие его доблестные рати, да увеличится число прибывающих к
нему послов! Самые горячие, исходящие из сердца пожелания шлет из
далекой, занесенной снегом безграничной степи его верный,
преданный слуга, состоящий послом при грозном владыке татарской
небесной Синей Орды Бату-хане, Абд ар-Рахман, прозванный
Укротителем диких коней.
Хызра, чтобы он охранил на всех длинных и опасных путях через
долины, реки и горы тех гонцов, в чьих надежных руках будет
храниться этот свиток, этот скорбный стон моего сердца.
осада богатейшего прекрасного города урусов Кыюва, и об этом
сейчас поведаю тебе, хранителю высшей правды.
рядами стен. Только благодаря камнеметам и двум тяжелым таранам
татарам удалось разбить ворота, после чего татарская конница
неудержимым потоком ворвалась в Кыюв. Первый главный удар был
нанесен в те ворота, откуда прямая дорога ведет к вершине холма,
где находятся палаты бояр, самые почитаемые "дома молитвы" и
дворец великого князя кыювской земли. По этой дороге, пробивая
себе путь через толпы отчаянно бившихся горожан, и промчались
впереди других "буйные" конники Иесун Нохоя.
наваленные грудами тела урусов и татар, застывших в последней
предсмертной схватке. И тут я понял, почему татары одолевают этот
мужественный народ: их было в два-три раза больше, чем урусов. Все
дома по обе стороны улицы снаружи были заперты замками: значит,
все население, до последнего человека, покинуло свои жилища и
вышло защищать Кыюв - одни на крепостных стенах, другие на улицах
города.
не обнажил своего светлого дедовского меча, так как эти урусы, так
мужественно умиравшие за свою столицу, вызывали во мне только
удивление и сочувствие любовью к своей земле и полным бесстрашием.
после битвы свозить тела всех своих убитых воинов и складывать их
рядами на бревнах, досках, хворосте и соломе для погребального
костра. Такой костер монголы поджигают и долго ходят вокруг него,
распевая священные песни, пока костер не догорит дотла. У них
считается преступным и позорным оставить тело своего павшего
воинах без погребения на костре. Однако в Кыюве Бату-хану пришлось
отменить этот обычай: весь город пылал, сам похожий на громадный
погребальный костер.
пламенем Кыюва. Повсюду запасенные урусами на зиму стога сена и
склады зерна тоже сгорели, так что никакого корма для коней ни в
городе, ни вокруг него больше не оставалось. Татарский владыка
повелел войску двинуться дальше, на "вечерние страны", куда
направлюсь и я.
купец поклялся, что доставит его в Багдад и передаст в твои
священные руки.
землю я для него с трудом достал медную пайцзу на шею с
изображением летящего сокола. Эта пайцза дает гонцу чрезвычайные
права.
твои дела преуспеванием и славой! Еще раз молю о том, о чем уже
писал: остерегайся непобедимого владыки монголов! Его кровавая
цепкая рука дотянется и до тебя через Курдистанские и Армянские
горы - до самого Багдада. Собирай скорее могучее войско ислама под
зеленым знаменем пророка, готовься к защите нашего великого
священного города! Монголы способны нанести Багдаду внезапный
удар. Они уже теперь говорят об этом. Согласно твоему приказу, я
буду и дальше сопровождать Бату-хана в его походе и постараюсь
возможно скорее прислать тебе следующее донесение о новых битвах
и, несомненно, о новых победах татар.
обошлось татарам слишком дорого: положив на его холмах лучшую
половину своего огромного войска, Бату-хан, кроме дымящихся
развалин, здесь ничего не приобрел. Татары, надеявшиеся на богатую
добычу, начинают роптать. Все это привело Бату-хана в бешенство.
До сих пор никогда я не видел татарского владыку в таком гневном
исступлении.
и далеким от всех ужасов и опасностей, которые несет с собой
война".
багатуров, павших при захвате Киева. Поднявшийся снежный буран
мешал людям двигаться. Холодный порывистый ветер, обжигая лицо,
залеплял снегом глаза.
видел его в такой ярости. Даже самые близкие боялись в этот день
нарушить одиночество джихангира. Два окаменевших у входа часовых
нукера с удивлением видели, как их всегда величавый повелитель
метался по шатру, рвал в клочья узорный шелковый халат, бросал на
землю и топтал ногами богатые серебряные кубки, а потом, охватив
голову руками, протяжно завыл и вдруг, упав среди мягких ковровых
подушек, сжался в комок и затих.
даже всегда шипевший, злобный Гуюк-хан. Монголы говорили:
мангусов, и они решили засыпать снегом наше доблестное войско,
чтобы не дать ему найти и унести все сокровища, накопленные здесь
в течение столетий. Наш повелитель сейчас подобен разъяренному
тигру, от которого ускользнула уже бывшая в лапах добыча. Разве
могли мы подумать, что под стенами этого города Бату-хан уложит
половину, лучшую половину, своего непобедимого войска?
и на нас гнев Священного Правителя тем, что не выполнил
установленного погребального обряда и не совершил положенных