смотрят, молчат, по-разному думают о своем мерзком положении...
За стеклами больших окон вечереющее небо и глянец, штиль моря,
висят темнеющие ветви пальм, музыканты, как неживые, топают
ногами в пол, дуют в инструменты, бьют в металлические тарелки,
мужчины, шаркая и качаясь в лад им, напирают на своих дам,
будто таща их к явно определенной цели... Малый в крагах и в
некотором подобии зеленого мундира подает ему, почтительно сняв
картуз, пачку "High-Life"...
опустел, зажегся электрический свет...
спастись? В сумочке у меня всего шесть франков и какая-то
мелочь!
нужно, думая о своей мошеннической жизни, потом застегнулся и
на цыпочках пробежал по коридорам к другому выходу, выскочил на
улицу... Побойтесь Бога, подумайте, кого вы любили! Искать его,
мстить ему? За что? Вы не девочка, должны были видеть, кто он и
в какое положение вы попали. Почему же продолжали эту ужасную
во всех смыслах жизнь?
потребность любви, которой я по-настоящему никогда не
испытала... Как мужчина, он мне ничего не давал и не мог дать,
уже давно потерял мужские способности... Должна была видеть,
кто он и в какое положение попала? Конечно, должна, да не
хотелось видеть, думать -- в первый раз в жизни жила такой
жизнью, этим порочным праздником, всеми его удовольствиями,
жила в каком-то наваждении. Зачем хотела где-то встретить его и
как-то отомстить ему? Опять наваждение, навязчивая идея. Разве
я не чувствовала, что, кроме гадкого и жалкого скандала, я
ничего не могла сделать? Но вы говорите: за что? А вот за то,
что это все-таки благодаря ему я так низко пала, жила этой
мошеннической жизнью, а главное, за тот ужас, позор, который я
пережила в тот вечер в казино, когда он сбежал из клозета!
Когда я, вне себя, что-то лгала в кассе казино, вывертывалась,
умоляла взять у меня в залог до завтра сумочку -- и когда ее не
взяли и презрительно простили мне и чай, и пирожные, и
английские папиросы! Послала телеграмму в Париж, получила на
третий день тысячу франков, пошла в казино -- там, не глядя на
меня, взяли деньги, даже счетик дали... Ах, милый, никакая я не
Медуза, я просто баба и к тому же очень чувствительная,
одинокая, несчастная, но поймите же меня -- ведь и у курицы
есть сердце! Я просто больна была все эти дни с того проклятого
вечера. И просто сам Бог послал мне вас, я как-то вдруг пришла
в себя... Пустите мою руку, пора одеваться, скоро поезд из
Сен-Рафаэля...
эти красные скалы, зеленый заливчик, корявые сосны, послушайте
этот райский скрежет... Ездить сюда мы теперь будем уж вместе.
Правда?
услыхал на балконе ее шаги, дико ударил по клавишам и не в лад
закричал, запел:
спине, в коралловом ожерелье, усмехаясь синими глазами на
загорелом лице:
Андреев. На беду вашу заехал я к вам!
Андреева.
грозен. Убежим, повенчаемся, потом кинемся ему в ноги --
заплачет и простит...
битки с луком и в росистом парке свежело, носились, стоя друг
против друга, на качелях в конце аллеи, визжа кольцами, дуя
ветром, развевавшим ее подол. Он, натягивая веревки и поддавая
взмах доски, делал страшные глаза, она, раскрасневшись,
смотрела пристально, бессмысленно и радостно.
озером зеленое-зеленое -- живописец, посмотрите, какой тонкий
серпик! Месяц, месяц, золотые рога... Ой, мы сорвемся!
сдерживая взволнованное дыхание и глядя Друг на друга.
небо, запах росы, запах из кухни, -- верно, опять мои любимые
битки в сметане! -- и синие глаза и прекрасное счастливое
лицо...
уже не будет...
а конец -- в устах". Итак? -- сказал он, беря ее руку.
обнял ее плечи с мягкими косами, поднял ее лицо.
колени, просить его благословения? Но какой же я муж?
будет.
в фонарях, тепло освещались витрины магазинов -- и разгоралась
вечерняя, освобождающаяся от дневных дел московская жизнь: гуще
и бодрей неслись извозчичьи санки, тяжелей гремели
переполненные, ныряющие трамваи, -- в сумраке уже видно было,
как с шипением сыпались с проводов зеленые звезды, --
оживленнее спешили по снежным тротуарам мутно чернеющие
прохожие... Каждый вечер мчал меня в этот час на вытягивающемся
рысаке мой кучер -- от Красных ворот к храму Христа Спасителя:
она жила против него; каждый вечер я возил ее обедать в
"Прагу", в "Эрмитаж", в "Метрополь", после обеда в театры, на
концерты, а там к "Яру", в "Стрельну"... Чем все это должно
кончиться, я не знал и старался не думать, не додумывать: было
бесполезно -- так же, как и говорить с ней об этом: она раз
навсегда отвела разговоры о нашем будущем; она была загадочна,
непонятна для меня, странны были и наши с ней отношения, --
совсем близки мы все еще не были; и все это без конца держало
меня в неразрешающемся напряжении, в мучительном ожидании -- и
вместе с тем был я несказанно счастлив каждым часом,
проведенным возле нее.
их, но посещала. Я как-то спросил: "Зачем?" Она пожала плечом:
Ильин Андрей
Конюшевский Владислав
Земляной Андрей
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Шилова Юлия