диване.
дрянь! Сейчас только доктор сказал, что ему гораздо лучше, что он
совершенно здоров! Воды! Ну, вот уж он и приходит в себя, ну, вот и
очнулся!..
пригнул ее посмотреть на то, что "вот уж он и очнулся". И мать и сестра
смотрели на Разумихина как на провидение, с умилением и благодарностью; они
уже слышали от Настасьи, чем был для их Роди, во все время болезни, этот
"расторопный молодой человек", как назвала его, в тот же вечер, в интимном
разговоре с Дуней, сама Пульхерия Александровна Раскольникова.
бессвязных и горячих утешений, обращенных к матери и сестре, взял их обеих
за руки и минуты две молча всматривался то в ту, то в другую. Мать
испугалась его взгляда. В этом взгляде просвечивалось сильное до страдания
чувство, но в то же время было что-то неподвижное, даже как будто безумное.
Пульхерия Александровна заплакала.
указывая на Разумихина, - до завтра; завтра все... Давно вы приехали?
опоздал. Но, Родя, я ни за что не уйду теперь от тебя! Я ночую здесь
подле...
покину, и к черту там всех моих, пусть на стены лезут! Там у меня дядя
президентом.
снова сжимая руки Разумихина, но Раскольников опять прервал ее:
Довольно, уйдите... Не могу!..
испуганная Дуня, - мы его убиваем, это видно.
Пульхерия Александровна.
мысли мешаются... Видели Лужина?
Петр Петрович был так добр, навестил тебя сегодня, - с некоторою робостию
прибавила Пульхерия Александровна.
лестницы спущу, и прогнал его к черту...
испуге Пульхерия Александровна, но остановилась, смотря на Дуню.
уже были предуведомлены о ссоре Настасьей, насколько та могла понять и
передать, и исстрадались в недоумении и ожидании.
а потому ты и должна, завтра же, при первом слове, Лужину отказать, чтоб и
духу его не пахло.
Романовна, но тотчас же удержалась. - Ты, может быть, теперь не в
состоянии, ты устал, - кротко сказала она.
принимаю. И потому, к завтраму, напиши письмо... с отказом... Утром дай мне
прочесть, и конец!
праву...
видишь... - перепугалась мать, бросаясь к Дуне. - Ах, уйдемте уж лучше!
вся эта дурь выскочит... А сегодня он действительно его выгнал. Это так и
было. Ну, а тот рассердился... Ораторствовал здесь, знания свои выставлял,
да и ушел, хвост поджав...
маменька... Прощай, Родя!
не в бреду; этот брак - подлость. Пусть я подлец, а ты не должна... один
кто-нибудь... а я хоть и подлец, но такую сестру сестрой считать не буду.
Или я, или Лужин! Ступайте...
не отвечал, а может быть, и не в силах был отвечать. Он лег на диван и
отвернулся к стене в полном изнеможении. Авдотья Романовна любопытно
поглядела на Разумихина; черные глаза ее сверкнули: Разумихин даже
вздрогнул под этим взглядом. Пульхерия Александровна стояла как пораженная.
отчаянии, - я останусь здесь, где-нибудь... проводите Дуню.
выйдемте хоть на лестницу. Настасья, свети! Клянусь вам, - продолжал он
полушепотом, уж на лестнице, - что давеча нас, меня и доктора, чуть не
прибил! Понимаете вы это? Самого доктора! И тот уступил, чтобы не
раздражать, и ушел, а я внизу остался стеречь, а он тут оделся и улизнул. И
теперь улизнет, коли раздражать будете, ночью-то, да что-нибудь и сделает
над собой...
Подумайте, где вы стоите! Ведь этот подлец, Петр Петрович, не мог разве
лучше вам квартиру... А впрочем, знаете, я немного пьян и потому...
обругал; не обращайте...
- я умолю ее, чтоб она дала мне и Дуне угол на эту ночь. Я не могу оставить
его так, не могу!
хозяйкиною дверью. Настасья светила им с нижней ступеньки. Разумихин был в
необыкновенном возбуждении. Еще полчаса тому, провожая домой Раскольникова,
он был хоть и излишне болтлив, что и сознавал, но совершенно бодр и почти
свеж, несмотря на ужасное количество выпитого в этот вечер вина. Теперь же
состояние его походило на какой-то даже восторг, и в то же время как будто
все выпитое вино вновь, разом и с удвоенною силой, бросилось ему в голову.
Он стоял с обеими дамами, схватив их обеих за руки, уговаривая их и
представляя им резоны с изумительною откровенностью, и, вероятно для
большего убеждения, почти при каждом слове своем, крепко-накрепко, как в
тисках, сжимал им обеим руки до боли и, казалось, пожирал глазами Авдотью
Романовну, нисколько этим не стесняясь. От боли они иногда вырывали свои
руки из его огромной и костлявой ручищи, но он не только не замечал, в чем
дело, но еще крепче притягивал их к себе. Если б они велели ему сейчас, для
своей услуги, броситься с лестницы вниз головой, то он тотчас же бы это
исполнил, не рассуждая и не сомневаясь. Пульхерия Александровна, вся
Зыков Виталий
Володихин Дмитрий
Акунин Борис
Никитин Юрий
Никитин Юрий
Никитин Юрий