юсь. Уж Арчи Макдональд-то, конечно, все время моего отсутствия держал
ушки на макушке. Должно быть, он увидел, услышал, а то и просто почувс-
твовал, как мимо иллюминатора змеей проскользнул трос, и понял, что это
могу быть только я. С легким сердцем я перелез через борт и остановился
лишь тогда, когда чья-то сильная рука поймала меня за лодыжку. Через
пять секунд я стоял в лазарете, на своей земле обетованной.
вая тот, что был у меня на поясе. - Два троса, что привязаны к койке.
Прочь их! Выбрось в иллюминатор. - Не прошло и нескольких секунд, как
все три троса исчезли в темном жерле иллюминатора. Я закрыл иллюминатор
и задернул шторы.
реса, каждый с того самого места, где я их оставил. Макдональд потому,
что знал: мое благополучное возвращение означало какую-то надежду на ус-
пех, и не хотел в этом разувериться. Буллен, убежденный, что я собирался
силой захватить мостик, решил: мой способ возвращения означает неудачу,
и не хотел меня смущать. Сьюзен и Марстон стояли у двери в амбулаторию и
не старались скрыть своего разочарования. Приветствий не последовало.
как в холодильнике. Каррерас будет здесь с минуты на минуту и первым же
делом это заметит. После этого - полотенце мне. Доктор, помогите Макдо-
нальду перебраться на свою кровать. Живее, живее! Почему это, кстати, вы
и Сьюзен не в постелях? Каррерас может удивиться вашему ночному бдению.
ного разумеется, - напомнил мне Макдональд. - Да вы промерзли до костей,
мистер Картер.
ком заботясь о деликатности, на его койку, натянули на него простыни и
одеяла, затем я содрал с себя одежду и начал растираться полотенцем. Как
нещадно я ни драл себя, дрожь остановить мне не удалось.
те дверь. В кровать. Быстрее. Вы тоже, доктор. - Я взял у нее ключ,
сдвинул штору, открыл иллюминатор и выбросил ключ в океан. За ним тут же
последовали мой костюм, носки, мокрые полотенца. Но сначала я догадался
вынуть из кармана пиджака отвертку и свайку Макдональда. Немного пригла-
дил волосы, придав им ту степень порядка, которую можно ожидать у чело-
века, беспокойно проспавшего несколько часов, и, как мог, помог доктору
Марстону, заменившему пластырь у меня на голове и обмотавшему мне бинтом
больную ногу поверх старой насквозь промокшей повязки. Затем свет погас,
и лазарет снова погрузился в темноту.
здесь не было?
даже.
холод.
Просто ты замерз. Марстон, у вас есть...
бросил грелки мне на койку. - Заранее приготовил. Я так и подозревал,
что эти холодные ванны твою лихорадку не вылечат. А вот тебе еще стакан.
Капли бренди на дне должны убедить Каррераса, как туго тебе приходится.
на меня весьма странное действие. Глотку мне обожгло как будто расплав-
ленным свинцом, и хотя этот жгучий огонь прокладывал внутри меня путь
все ниже и ниже к желудку, снаружи мне стало еще холоднее.
у меня не хватило времени, даже на то, чтобы улечься и закрыться одея-
лом. Распахнулась дверь, зажегся верхний свет и Каррерас, с неизбежной
картой под мышкой, направился через лазарет к моей койке. Как обычно, он
полностью контролировал все свои эмоции. Беспокойство, напряжение,
предвкушение схватки - он не мог не чувствовать всего этого, не мог не
испытывать скорби по погибшему сыну, но на лице его переживания никак не
отражались.
меня холодными, прищуренными глазами.
Он взял двумя пальцами стакан с тумбочки, понюхал и поставил обратно. -
Бренди. И вы дрожите, Картер. Все время дрожите. Почему? Отвечайте!
пятки уходит.
ло доктор Марстон, протирая глаза и на ходу приглаживая свою естествен-
нейшим образом растрепанную, восхитительную седую шевелюру. - Это неслы-
ханно, совершенно неслыханно! Тревожить тяжело больного - и в такой час.
Я должен попросить вас удалиться, сэр. И немедленно!
процедил сквозь зубы:
с Метро-Голдвин-Майер был ему обеспечен. - Я врач. У меня есть врачебный
долг, и я выскажу, в чем он состоит, чего бы мне это ни стоило. - К нес-
частью под рукой у него не оказалось стола, ибо удар кулаком по столу
явился бы достойным завершением этого выступления. Но даже и без того
доктор произвел впечатление своим искренним гневом и возмущением. Даже
Каррерас, очевидно, смутился.
У меня тут нет возможности вылечить сложный перелом бедра, и результат
был неизбежен. Воспаление легких, да, сэр, воспаление легких. Двусторон-
нее, в легких столько жидкости, что он не может даже лечь, да и вообще
едва дышит. Температура сорок, пульс сто тридцать, озноб. Я обложил его
грелками, напичкал аспирином, антибиотиками, бренди, наконец, и все без
толку. Лихорадка его не отпускает. То он мечется в жару, то лежит весь
мокрый от пота. - Насчет сырости он вспомнил очень вовремя. Я чувство-
вал, как морская вода из промокших бинтов просачивается сквозь свежую
повязку на матрас. - Бога ради, Каррерас, неужели вы не видите, что он
очень болен? Оставьте его.
Каррерас. Если у него и зашевелились вначале какие-то подозрения, то
после блестящего сольного номера Марстона они просто обязаны были исчез-
нуть. "Оскар" за такую игру был бы вполне заслуженной наградой. - Я ви-
жу, что мистер Картер нездоров, и не собираюсь отнимать у него силы.
Ничего удивительного, что при неутихающей дрожи и распространявшейся от
больной ноги по всему телу онемелости, вычисления отняли больше времени,
чем обычно. Но сложности никакой в них не было. Я взглянул на стенные
часы и подвел итог:
только внешне он был так беззаботен и уверен в себе. - Даже в темноте?
немного посопел, чтобы он не забыл случайно о серьезности моего положе-
ния, и продолжал: - А как вы собираетесь остановить "Тикондерогу"? - Те-
перь меня не меньше, чем его, беспокоило, чтобы стыковка состоялась, и
перегрузка завершилась как можно быстрей и благополучней. "Твистер" в
трюме должен был взорваться в 7.00. Я предпочитал к тому времени быть от
него подальше.
добавил он задумчиво, - снаряд в борт.
целая мимическая картина при обычной каменной невозмутимости его лица. -
Каким образом?
время демонстрировал исключительную предусмотрительность - и вдруг соби-
рается пустить все прахом беспечным, непродуманным поступком в самом
конце, - он, было, хотел что-то сказать, но я остановил его рукой и про-
должал: - Я не меньше вашего хочу увидеть, как "Тикондерога" остановит-
ся. Только за это чертово золото я и гроша ломаного не дам. Прекрасно
знаю, как важно, чтобы капитан, боцман и я немедленно попали в первок-
лассную больницу. Очень хочу увидеть, что все пассажиры и команда успеш-
но переправились. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из команды "Тикондероги"
был убит во время обстрела. И наконец...
в это время будет полумрак - то есть капитан "Тикондероги" вполне хорошо
разглядит нас на подходе. Как только он увидит, что другой корабль идет
с ним на сближение, как будто Атлантика - это узкая речка, где не разой-
тись, не шаркнувшись бортами, он сразу заподозрит неладное. Кому, как не
ему, знать, что он везет целое состояние. Он повернет и будет удирать. У
вашей команды, едва ли сведущей в морской баллистике, мизерные шансы по-
разить движущуюся мишень с качающейся палубы, при отвратительной види-
мости сквозь пелену дождя. Да и вообще, что можно сделать из той хлопуш-
ки, которую, как мне сообщили, вы установили на баке?
тя лицо его было по-прежнему невозмутимо, слова явно дали ему пищу для