втихаря двухэтажный деревянный замок. Ни одна псина не тявкнула. Приказ был
мною дан - стрелять без предупреждения в каждого, попытавшегося бежать.
Бить на лету, когда начнут сигать из окон. Но это - на худой конец. Такой
легкой смерти я им не желал... Борзые дрыхли, как убитые, в собачьей
пристройке...
"несчастий" все эти храбрецы по отношению к безоружным жертвам вмиг
становились обсоравшимися от страха слюнтяями. Только папенька ваш рыпнулся
было, но я его огрел ребром ладони по шее, и он с ходу завял. Жен и шлюх
арестованных я приказал запереть с собаками до выяснения их роли в подлом
заговоре против Ленина и Сталина...Да, да! Сюжет дела в общих чертах уже
маячил в моей башке.
друзья по партии.
вашего полного признания. Вы арестованы по его личному указанию, - соврал
я.
человека с моей репутацией подозревать черт знает в чем!
действию. Черта же мы вызовем в качестве свидетеля по вашему делу, если он
знает, в чем вас можно заподозрить.
комфортабельную тюрягу. На окнах - решетки. Двери - на засовах. В каждой
- очко, глазок для наблюдений. Режим - строжайший. Ни курева, ни дневной
лежки на диванах и соборах, ни чтения, ни радио, ни связи с миром, свиданок
и передач. Наша типография с ходу начала выпускать центральные газеты о
материалами, касающимися личностей арестованных и всякой фантастической
бодягой относительно их двурушничества, связей с инразведками, троцкистским
центром и внутренней реакцией. Парочка писателей и один покойный ныне зубр
журналистики, гнусный Давид Заславский, поработали тогда на славу. Работа их
увлекла ужасно, а я еще внушил, что за открытием новых литературных и
газетных жанров непременно последует всенародная слава, ордена и почет.
ничего не знал о вашей связи с Коллективой. Вы тихо и мирно стали
Скотниковым, потом, убив приемную мамашку и сожительницу, Гуровым. А когда
наконец дошли у меня руки и до вас, было поздно. Спутал мои карты
грузовичок, 26 рыл и два баяна. Спутал. Но ладно Как есть, так оно и есть...
доверенными дружками, с остатком своего особого чекистского отряда. Большая
везуха. Все они с ходу раскололись, после прочтения ваших показаний, в том,
что осуждали в застолье и по телефону бессмысленные аресты Влачкова, Гутмана
и других своих близких коллег, считали их вредительскими, абсурдными,
дискредитирующими ленинское право, его же мораль и ведущими в конечном счете
к диктатуре органов и произволу гегемона, введенного в заблуждение
пронырами, шелухой, отщепенцами и прагматиками. Но таких примитивных
признаний мне было недостаточно. Мне нужен был шашлык из ягненочка!
Помолчите насчет того, что категорически никого не убивали. Об этом - речь
впереди.
пошантажировав, сцепив друг с другом, приведя их лица в порядок своею
ручищей, я провел с каждым в отдельности хитро-мудрую беседу.
знаете, что работенка наша весьма нерво-дергательная. Не обессудьте. Зато я
понял, что объективно вы ни в чем не виновны. Но дело зашло слишком далеко.
Сталин до полного признания по всем пунктам не желает выслушивать вас лично.
Он просил передать, что он - не следователь. Выход, говорю, однако, есть.
Обвинения, выдвинутые против вас, так провокационны и нелепы, что чем
нелепей они, чем абсурдней, тем невероятней должно показаться ваше признание
Сталину. Он закономерно усомнится в реальности дела, его обстоятельств,
моральной чистоплотности доносчиков и лжесвидетелей. Выход - в диалектике.
Спасение - в признании того, чего не могло быть объективно. Подумайте.
Завтра продолжим беседу. Мы должны диалектически разрушить два главных
пункта обвинения. Остальные отомрут сами.
после ранения эсеркой Каплан Владимира Ильича Ленина на первом всероссийском
субботнике с помощью огромного бревна, искусственно замороженного на
хладокомбинате N1 имени Кагановича. Тяжелое, но идиотское обвинение, говорю,
подтверждается показаниями лжесвидетелей Кагановича, директора
хладокомбината Степаняна, Крупской и трех комсомольцев, трудившихся в тот
день по уборке территории Кремля, а также медзаключением об ухудшении
состояния здоровья Ленина после субботника. Узнаете, говорю, себя на
фотографии?
несущих вместе с Лениным бревно, то несходство будет очевидным и вобьет
первый клин в выдвинутое против вас обвинение. Доходит до вас диалектическая
идея доказательства своей невиновности с помощью полного признания вины?
Другого пути у вас нет. Моя цель - разрушить обвинение и показать Сталину
истинное лицо Кагановича, Молотова и Микояна, делающих карьеру на ваших
костях и судьбах. Если вы будете артачитьоя, мне придется применить
недозволенные приемы, чтобы помочь вам самим реабилитировать себя. Что
скажете?
доверившийся шантрапе и проходимцам! - сказал Понятьев. - Убийцы
революции!
после того, как покончим с первьим. Заметьте, Понятьев, что если бы у
Сталина была задача физически вас уничтожить, то мы сделали бы это без
формальных и никому не нужных криминалистических экзерсисов, простите,
экскурсов в прошлое. Логично?
сфабрикованных фантасмагорий?
уперлись на своей невиновности, и он явно прикажет закончить следствие
прогрессивным методом. Вас уберут, как убрали Влачкова, Гутмана, маршалов и
более крупных деятелей партии, чем вы. Кроме того я исключаю, что все вы
будете держаться твердо и непреклонно. Гуревич уже умоляет меня дать ему
подписать любую чушь, лишь бы поскорей эта чушь саморазоблачилась.
легендарной фотокарточке?
условиях нам приходится вести следствие, целью которого является торжество
соцзаконности?
Понятьев. - Ну, а моя рожа где здесь
Квасницкий.
до поры до времени не имею права. Будем рука об руку, пункт за пунктом
разрушать все обвинения. Но не все сразу, - говорю, - будем разрушать, а
понемножечку, потихонечку, по-ленински, шаг за шагом.
настоящие чекисты-ленинцы. Мы сорвем заговор контрреволюционеров и
перерожденцев против революции и ленинизма. Я согласен. Долго думать не
умею.
реабилитации и освобождения? Официально он герой, а практически урод и
ублюдок.
стране сталинского террора? Он выявляет, не без труда, правда, кто есть кто.
Ну, а коль лес рубят, то щепки летят.
побыть. Кстати, сегодня вам возвратят парт-билет. Вы считаетесь не
подследственным, а помощников следователя по собственному особо важному
делу.
разгладились морщины, уронил он лицо в ладони и зарыдал. Партбилет, как
пуповина, связывал его с партией, с телом ее, с духом, в которых растворены
были его тело, его дух, и отторжение от партии воспринималось не только
вашим папенькой, а тысячами партийных трупов, как отторжение от самой жизни,
равносильное смерти и более страшное подчас, чем смерть физическая. И многие
действительно предпочитали смерть отречению от коммунистической веры но за
возможность остаться в рядах партии платили всем ложью, подлостью, наветом,
последним унижением, окончательной потерей человеческого облика. Они
становились автоматическими партийными трупами.
так быстро не слопал. Вы не поверили бы ни одному моему слову. Я, конечно,
не на сто процентое уверен, что схаваю вас в конце концов, но девяносто
девять и десять десятых имеются у меня. Имеются.
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Контровский Владимир
Посняков Андрей
Шилова Юлия