даже она ухитрялась скрывать какие-то пошлые и низменные детали, то та-
кой расцвет новых чувств не в силах скрыть ни одна женщина.
тичны, - должен был он признать. Но дамы!.. Эти коварные кошки! Самая
лучшая из них будет в восторге, узнав, что блистательная, безупречная
Паола - такая же дочь Евы, как и все они. Любая женщина, попавшая в дом
на один день, на один вечер, может сразу догадаться о переживаниях Пао-
лы. Разгадать Грэхема труднее. Но уж женщина женщину всегда раскусит.
чисто женского коварства, желания подстеречь других женщин, вывести их
на чистую воду, за исключением тех случаев, когда это касалось его, Ди-
ка. И он опять усмехнулся, вспоминая "роман" с миссис Дехэмени, который
был "романом" только в воображении Паолы.
догадался?
Она не замечала никакой перемены ни в нем, ни в его обычном отношении к
ней. Он, как всегда, невероятно много работал, шутил, пел свои песни, у
него был все тот же вид счастливого и веселого малого. Ей даже чудилось
порою, что он стал с нею нежнее, но она уверяла себя, что это только
плод ее воображения. Однако скоро неопределенность кончилась. Иногда в
толпе гостей за столом или вечером в гостиной за картами она наблюдала
за ним из-под полуопущенных ресниц, когда он этого не подозревал, и на-
конец по его глазам и лицу поняла, что он знает. Грэхему она даже не на-
мекнула на свое открытие. Кому от этого станет легче? Он может немедлен-
но уехать, а она - Паола честно признавалась себе в этом - меньше всего
хотела его отъезда.
ожесточилась и стала нарочно играть с огнем. Если Дик знает, рассуждала
она, - а он знает, - то почему же он молчит? Он, такой прямой и искрен-
ний! Она и желала объяснения - и боялась; но потом страх исчез, и оста-
лось только желание, чтобы он наконец заговорил. Дик был человеком
действия и поступал решительно, чем бы это ни грозило. Она всегда предо-
ставляла инициативу ему. Грэхем назвал создавшееся положение треугольни-
ком. Пусть Дик и разрешит эту задачу. Он может разрешить любую задачу.
Почему же он медлит?
голос совести, обвинявшей ее в двуличии, не желая слишком углубляться во
все это. Ей чудилось, что она поднялась на вершину своей жизни и пьет
эту жизнь жадными глотками.
себе, что у ее ног лежат такие два человека. Гордость в ней всегда была
преобладающей чертой: она гордилась своими разнообразными талантами,
своей внешностью, мастерством в музыке и плавании. Все возвышало ее над
другими: восхитительно ли она танцевала, носила ли с непередаваемым изя-
ществом красивую и изысканную одежду, или плавала грациозно и смело -
редкая женщина будет так отважно нырять, - или, сидя на спине мощного
жеребца, спускалась по скату в бассейн и уверенно его переплывала.
лазых белокурых великанов, ибо она была той же породы. Паолу не оставля-
ло лихорадочное возбуждение, однако дело было тут не в нервах. Она даже
ловила себя на том, что с холодным любопытством сравнивает обоих, сама
не зная, для которого из них она старается быть как можно красивее и
обаятельнее. Грэхема она уже держала в руках, а Дика не хотела выпус-
кать.
и ради нее страдают два таких незаурядных человека; она нисколько от се-
бя не скрывала, что если Дик знает, - вернее, с тех пор, как он знает, -
он тоже должен страдать. Паола уверяла себя, что она женщина с воображе-
нием, искушенная в любовных делах, и что главная причина ее любви к Грэ-
хему вовсе не в новизне и свежести, не в том, что он другой, чем Дик.
Она не хотела признаться себе, какую решающую роль здесь играет страсть.
судство, безумие: ведь все могло кончиться очень страшно для одного из
них, а может быть, и для всех. Но ей нравилось порхать над пропастью,
уверяя себя, что никакой пропасти нет. Когда она оставалась одна, то не
раз, глядя в зеркало, с насмешливым укором покачивала головой и воскли-
цала: "Эх ты, хищница, хищница!" А когда она позволяла себе размышлять
об этом более серьезно, то готова была согласиться с тем, что Шоу и муд-
рецы из "Мадроньевой рощи" правы, обличая хищные инстинкты женщин.
неудавшийся мужчина; но все вновь вспоминались ей слова Уайльда: "Женщи-
на побеждает, неожиданно сдаваясь". Не этим ли она покорила Грэхема,
спрашивала себя Паола. Как это ни странно, но на уступки она уже пошла.
Пойдет ли на дальнейшие?.. Он хотел уехать. С ней или без нее - все рав-
но уехать. Но она удерживала его. Какими способами? Давала ли она ему
молчаливые обещания, что уступит окончательно? Паола со смехом отгоняла
всякие предположения относительно будущего, довольствуясь мимолетными
радостями настоящего, стараясь сделать свое тело еще прекраснее, свое
обаяние еще неотразимее, излучать сияние счастья, - и ощущала при этом
такую полноту и трепетность жизни, какие ей были еще неведомы.
им не дано сохранить расстояние между собой неизменным. Паола и Грэхем
незаметно сближались. От долгих взглядов и прикосновений руки к руке они
постепенно перешли к другим дозволенным ласкам, и кончилось тем, что од-
нажды она опять очутилась у него в объятиях и их губы снова слились в
продолжительном поцелуе.
приходилось не раз и целоваться за дверью и делать всякие глупости, -
продолжал он пренебрежительно, - но тут другое - тут вы и Дик.
Лео сражался с драконами. Он заявил: если бы даже Паола, его жена, от
него с кем-нибудь сбежала, он сказал бы: "Благословляю вас, дети мои".
Вы удачно выразились. Слушайте! Понаблюдайте за ним! Он особенно мягок и
бережен, как и обещал в тот вечер, - мягок со мной, я хочу сказать. А
кроме того... Вы не заметили...
чае, догадывается. Понаблюдайте за ним. Он не хочет соперничать с ва-
ми...
ехала, он объезжал мустангов, но, увидев вас, больше не сел в седло. Он
превосходный объездчик. Вы тоже попробовали. У вас выходило, правда, не-
дурно, хотя, конечно, до него далеко. Но он не желал показывать свое
превосходство. Одно это убедило меня, что он догадывается.
расспрашивает вас, что вы делаете, где проводите время, как он расспра-
шивает любого гостя? Он играет с вами на бильярде, - потому что вы игра-
ете лучше него, да еще бьется на рапирах и палках - тут вы тоже равны.
Но он не вызывает вас ни на бокс, ни на борьбу.
хем.
к норовистому жеребенку, - пусть, дескать, куролесит сколько душе угод-
но. Ни за что на свете не вмешается он в мои дела. О, поверьте, я его
знаю. Он живет по своим собственным правилам и мог бы научить философов
тому, что такое практическая философия.
хочет ее прервать. - Я скажу вам больше. Из библиотеки в рабочую комнату
Дика ведет потайная лестница, ею пользуются только я, он да его секре-
тарь. Когда вы поднимаетесь по этой лестнице, то попадаете прямо в его
комнату и оказываетесь среди книжных шкафов и полок. Я сейчас оттуда. Я
шла к нему, но услышала голоса и решила, что, как обычно, идет разговор
о делах имения и что он скоро освободится. Поэтому я осталась ждать. Это
были действительно разговоры о делах, но такие интересные, такие, как
сказал бы Хэнкок, "проливающие свет", что я не могла не подслушать. Эти
разговоры "проливали свет" на характер самого Дика, хочу я сказать.
вещи не редкость в рабочих поселках. Если бы я эту женщину встретила, я
бы ее не узнала и не вспомнила бы даже ее имени. Она все жаловалась, но
Дик остановил ее. "Это не важно, - сказал он, - мне важно знать, сами-то
вы поощряли Смита или нет?"
служит у нас вот уже восемь лет, работает мастером.
вал. Я, конечно, старалась избегать его. Да и у моего мужа характер бе-
шеный, а я больше всего боюсь, как бы он не потерял место. Он почти год
служит здесь и, кажется, ни в чем не замечен. Правда? До этого у него
бывали только случайные заработки, и нам приходилось очень туго. Не его