Борткомпьютер только бранился и требовал: "Установить постоянный курс...
стабилизировать ориентацию корабля относительно курса... взять постоянные
пеленги..." А потом и вовсе шизанулся вместе с остальными думающими
устройствами. Капитан пытался, несмотря на нехватку топлива, сбавлять
вертикальную скорость жидкостно-реактивными двигателями модуля, задирая
нос и садясь на корму. Но вначале полыхнул один из ракетных двигателей
(компьютер едва успел отключить подачу топлива), затем стал кашлять
второй. Я чувствовал, что Шошана пытается защитить его, как самую
распоследнюю нашу надежду - ведь в тщедушной атмосфере Меркурия не
спланируешь.
Свинячью Шкуру собственной персоной. Дюзовые рули не откликались на
команды, приборы несли всякую ахинею, покинула пазы только одна посадочная
лыжа, в глазах и то потемнело. Лишь тупо устроенные тормозные бустеры
исправно сработали.
измерять в погонных метрах, - гаркнул в каком-то раже Кравец и принялся
молиться немыслимым святым, которых в космотеизме точно нет. Я тоже
подумал о вере, отчего вдруг возникло убеждение, что "опупея" не должна
так бестолково закончится, ведь кроме нас притормозить демона некому!
Попутно левым глазом замечал, как на сигнальных панелях замельтешили
огоньки, рапортуя о том, что от усталости расползается металл обшивки.
засочился силой полюс устойчивости. Мои пульсации стали развеваться, как
волосы кудесницы Медузы Горгоны. И это даром не прошло, меня охватили
самые вредные ощущения: что вместо шпангоутов трещат мои собственные кости
и торосистая терка вместо корабельной обшивки шкрябает мою собственную
шкуру.
энергетические жилы планетолета. Словно бы перебрасывать их вибрации в
более устойчивые русла. Но вскоре стало не до такой благотворительности.
Космолет забило-зашвыряло, мы сделались как картофелины в мешке, который
волочет по брусчатке гоночный автомобиль. Особенно пожутчало, когда
отвалилась последняя лыжа. У меня не то что потемнело в глазах - спасаясь
от чумовой тряски, душа стала куда-то вылетать на стрекозиных крылышках.
все-таки когда-то, в далеком будущем, мы остановились. Минуты три не было
слышно ничего, кроме каких-то утробных урчаний и скрипов.
ребра. Капитан Лукич оглянулся разбитой физиономией, по которой стекала
кровь. Шошана подала голос, чуть менее каменный, чем обычно:
выпустил полумертвую от переживаний пигалицу-стюардессу из своих горилльих
объятий.
ребенок.
исключением автономного жизнеобеспечения рубки, питаемого аккумуляторами.
Не было слышно жужжания даже аварийного генератора. Оставшиеся на ходу
блоки компьютера грустно долдонили, что потеряна связь со всеми датчиками
за пределами носовой части. Из всех навигационных и обзорных модулей
остался только монитор, показывающий унылое пространство перед нами,
прочие спали вечным сном.
раздрипанное лицо. Шошана наложила протекторы на сломанные ребра
бортмеханика и вручную сделала уколы - кибердоктор разбился вдребезги.
Стюардесса подтянула чулки, поправила юбку, сбившуюся из-за объятий
Кравца, и причесалась. Мы с капитаном одели скафандры, нахлобучили шлемы,
и, убедившись, что шлюз как таковой существует и, может, даже работает,
вступили в него. Внутренний люк за нами закрылся, контрольный блок показал
герметичность. Ну, пора. Открылся с некоторым скрипом внешний люк.
экипажа. Остался только остов, ребра шпангоутов, куски обшивки, рваная
волосня проводов, обломки аппаратуры. Все люди вылетели из салонов и кают
вместе со своими креслами и были перетерты торосам в пюре. Впрочем, к
этому моменту совершенно точно они являлись неживыми телами.
падения и линиям естественного магнитного поля мы вполне научно
установили, что нашли пристанище (хорошо бы не последнее) на плато
Свинячья Шкура. Где-то на куске территории в пятьдесят на пятьдесят
километров. Впрочем, об этом можно было догадаться, просто оглянувшись на
окружающую местность с мелкой щетиной острых камней. Когда среди
корабельного мусора выискался октант, то благодаря слабо мутнеющему глазу
нашей луны, удалось разобраться с долготой. Это вызвало недолгий интерес.
В любом случае ближайшие прииски и стойбища старателей - далеко-далеко за
горизонтом. Собственно, можно было порадоваться, что нет ни с кем никаких
связей.
виселица. Или в порядке помилования - мгновенная аннигиляция под
милосердным лучом мощного гразера. Нет, такое "помилование" одному лишь
Кравцу светит. Нам с Шошаной совсем другое улыбается - все-таки заставит
нас Плазмонт помучиться. Кто-то из работников эшафота рассказывал мне,
что, когда человек отходит в петле, у него почему-то случается эрекция.
Выходит, не даром смертушка - женского рода.
нет резона высвистывать спасителей-погубителей. Можно, конечно, попытаться
укрыться среди старателей, но без имперок, без вездехода мы будем слишком
зависимы. Да никто и не захочет слишком усердствовать с опекой - зачем
наживать лихо с властями, "Дубками" и "Вязами"? Даже в долине Вечного
Отдыха. Если там кто-то и уцелел. В любом случае, нам туда не пробраться.
Сплошной набор "но" и "если".
оказались заточенными в рубке, которая со всеми своими закоулками, нишами
и шкафами, составляла собой одну не слишком большую комнатенку.
Соответственно скандальность ее жильцов была повышенной, что могло
кончиться плохо для кого-нибудь из них. И сексуальность в атмосфере
праздности росла по параболе, кое у кого даже по экспоненте, что тоже
предвещало дурное развитие сюжета. Это не касалось раненого бортмеханика,
и пока что застрессованного капитана, но Кравец вскоре решил отличиться на
сомнительном поприще. Тем более, что никаких лозунгов для укрепления
гражданственности я не придумал ни к обеду, ни к ужину.
аварийный электрогенератор, который должен был работать на остатках
водородного геля, и чинил камеры кругового обзора. Но во вторую спальную
смену у этого паршивца сильно зачесался "гондурас". Шериф поднялся со
своего места у пульта, около которого отдыхала вся тройка мужчин, глянул
начальственным взором на обзорные мониторы - вокруг была тишь да гладь.
Затем пристально посмотрел на встроенный шкаф, где на сваленных скафандрах
богатырским сном почивала Шошанка, но решил не рисковать. И направился за
импровизированную занавеску, где в нише из-под чисто выметенного
кибердоктора находился будуарчик стюардессы Люськи. Кравец накануне ей это
гнездышко на отшибе и устроил. Дескать, остальные люди тут грубые,
перебьются без удобств, а Люси де Флориньяк (почти коньяк), марсианской
француженке, комфорт и уют потребны больше, чем всякому быдлу. Видно и эта
пигалица очаровалась нашим заботливым кабаном, потому что уже через пять
минут после начала свидания послышались страстные девичьи вздохи.
salle cochon. (Кравец, отвяжись, Кравец, ты - форменная свинья.)
вошли в прежнюю громкость. Через пару часов Кравец, домучив девушку,
наконец угомонился. Сделал вид, что вернулся из сортирчика, где провел все
это время, и как ни в чем не бывало улегся на свое холостяцкое место.
Кравца, принялся бухтеть по-злому.
человека. Сколько вам еще требуется для самоутверждения, молодые люди?
пламенной речью. - Мы на эти дела пошли и подставились под вражеские
энергии не из-за своих прихотей. Тоже могли выжидать, авось пронесет мимо
наших задниц, и радоваться жизни, каждый по-своему. И эти двадцать три,
понимаешь, они - наши люди, пали за правое дело, пускай даже сами того не
понимая... Что касается проявления низменных инстинктов со стороны
некоторых наших общих знакомых... так ведь не секрет, чем ты сам,
уважаемый, занимался после капитанских коктейлей с веселыми пассажирками.
Уж тем более - куда ты заваливался в квартале Полного Кайфа где-нибудь в
Мерритауне, там ведь каждая плитка на мостовой издает возбудительный
всхлип. И это было, когда тот же Кравец жарил свое срамное место на
газовом реакторе. Надеюсь, и наш доблестный шериф не воспримет мою
Шилова Юлия
Корнев Павел
Маккефри Энн
Панов Вадим
Зыков Виталий
Суворов Виктор