Чтение 49–й страницы книги ~Обретение Энкиду~

Я приготовился...

- Вот как ты обращаешься с материнскими подарками! - закричала
матушка с новой силой. - Тебе ничего дарить нельзя! Ты все портишь, все
ломаешь!..

Эти разговоры я веду с ней всю жизнь. Я никогда не понимал, почему
должен отчитываться перед ней за каждый ее подарок. Ведь это теперь МОЯ
вещь, МОЯ!

- И паровозик сломал, я тебе дарила!.. - начала матушка свой обычный
поминальный список.

- Это был мой паровозик! - завопил я как резаный. - МОЙ! Вы мне его
УЖЕ подарили! В СОБСТВЕННОСТЬ!.. Я мог делать с ним, что хотел!.. Вы же
сами сказали: теперь он ТВОЙ!

- И компьютер уронил, - продолжала матушка. - И чашку разбил, синюю с
золотым цветком на донышке!..

Тут у двери завозились, и в квартире появился Мурзик. Он был весел и
румян. От него вкусно пахло пивом. В руке он держал еще две бутылки. Он
зазывно позвякал ими друг о друга.

- Пива хотите, господин? - закричал он еще с порога.

Матушка напряглась. На ее щеках проступили красные пятна.

Мурзик ворвался в комнату, увидел матушку.

- Госпожа... - сказал он, расплываясь еще шире. - Ох, радости-то!..
Пива хотите?

Матушка встала. Выпрямилась. И огрела его по морде.

Мурзик моргнул, отдал мне бутылки.

- Это... - промолвил он. На щеке у него отпечаталась матушкина
ладонь, выкрашенная охрой.

- Каторжная морда! - ледяным тоном промолвила матушка. - Мерзавец!
Подлец! Обманщик! Втерся в доверие! Разорил моего сына!.. Заставил его
связаться с комми!.. Заманил его в секту!..

- Какую секту? - пролепетал я. Это было уже что-то новенькое. -
Какие... комми?..

Она повернулась ко мне.

- Одумайся, Даян! А пока не одумаешься - ты мне не сын!..

И швырнула в меня какой-то скомканной бумажкой.

- И не смейте меня провожать! - крикнула она, выходя из комнаты. Хотя
ни один из нас не пошевелился.

Хлопнула дверь. Мурзик пошел заложить засов. Я развернул бумажку. Это
была вырезка из "Ниппурской правды".

Товарищ Хафиза постаралась. Расписала нашу неудачную попытку слиться
в едином герое как омерзительное сектантское радение.

Я был выставлен в очерке как грязный и растленный рабовладелец,
жестокое животное и главарь бесстыдной шайки, а Мурзик - как моя жертва,
вовлеченная в отвратительные сектантские практики побоями и запугиванием.

Досталось и остальным, в частности - Цире ("испорченная до мозга
костей проститутка, использующая похотливые устремления кровососов в целях
собственной наживы"), Луринду ("погрязшая в расчетливом разврате с
хозяином так называемой фирмы"), Ицхаку ("кровосос, эксплоататор,
растленный тип, извращенец, чье грязное воображение..." и т.д.)

Очерк назывался "КРОВОСОСЫ РАСПОЯСАЛИСЬ". Кто-то заботливо вырезал
его из газеты и потрудился прислать моей матушке.

Мурзик спросил жалобно:

- И что теперь будет?

- Позлится и перестанет, - сказал я. Но на душе у меня стало погано.

Мурзик взял бутылки и пошел на кухню их открывать. Вернулся. Сел
рядом на диван, протянул одну мне, к другой приложился сам.

- Хорошо хоть по бабам прошелся? - спросил я. Я понял вдруг, что
скучал без Мурзика.

- Ага, - сказал Мурзик между двумя глотками пива.

Нам вдруг разом полегчало. Я фыркнул.

- Паровозик я сломал, надо же! До сих пор обижается...

- А что, правда сломали?

- Да не помню я...

Мы помолчали. Мурзик вздохнул тихонько. Хорошее настроение постепенно
возвращалось к нему.

Вдруг я заговорил о том, что не выходило у меня из головы все эти
дни.

- Слушай, Хашта... Как это все-таки вышло...

- Что мы с Энкиду так опозорились-то? - договорил за меня Мурзик. Я
понял, что и он об этом неотступно думал. - Да вот, мыслишки разные...
Поначалу тоже думал: может, туфта все... Может, грезилось нам... Может, не
Энкиду мы вовсе... А потом другая мысль пришла... Видать, не всех Энкиду
мы вместе собрали...

- В табличках у Циры сказано - "семь". Нас и было семь. И на каждого,
заметь, цирина рамка вставала.

- Так-то оно так... - Мурзик вздохнул. - А ведь я - не знаю уж, как
вы - там не только Энкиду видал...

- Там был Гильгамеш.

- Во. И он был... как бы это выразить...

- Не весь, - сказал я. - Гильгамеш был не весь. А Энкиду - весь.

Мы помолчали еще. Мурзик сказал, что, пожалуй, еще пива возьмет. И
ушел.

Пришла кошка. Поинтересовалась бутылками. Ушла, подняв хвост.

Затем вернулся Мурзик. В карманах у него звякали бутылки.

Сел рядом со мной, протянул одну мне, другую взял себе. Снял зубами
пробку. Потом, по моей просьбе, снял и на моей бутылке тоже.

Мы продолжили.

- Стало быть, один из семерых - Гильгамеш, - сказал Мурзик. - Я пока
за пивом ходил, вот что подумал...

А я пока Мурзика ждал, ни о чем не думал. У меня пиво в голове
гуляло.

- Стало быть, Энкиду был тоже не весь. Не хватало какой-то малости.
Ну, самой малой малости. Такой малой, что мы и не заметили... А седьмой из
нас - Гильгамеш.

- Так рамка же вставала...

- А может, она и на Энкиду, и на Гильгамеша встает... Мы же не
проверяли...

И с бульканием влил в себя сразу полбутылки.

Я глотнул пива. Подумал. Еще раз глотнул. Еще немного подумал.

- Ты Энкиду. Мы проверяли. Я тоже Энкиду, правильно?

Мурзик молча кивнул.

Я продолжил ход своих мыслей.

- Луринду с Изей - тоже. Они были в прошлом, видели...

- Стало быть, кто-то из тех, кто в прошлом не был. Господин Буллит
или товарищ Хафиза.

- Ты предлагаешь учинить над ними эксперимент?

- Да не знаю я!.. Пойдут ли на такое... По-моему, мы здорово их тогда
напугали.

- Твою Хафизу напугаешь, - проворчал я, снова вспомнив статью
"КРОВОСОСЫ РАСПОЯСАЛИСЬ".

Мурзик покраснел.

- Кто ж знал, что она такая дура...

Мы допили пиво. Поставили бутылки на пол. Уставились в пустоту
невидящими глазами. Мы думали.

Потом я сказал:

- Слушай, Хашта. А ведь мы еще Циру не проверяли...

- А эту как проверишь? Сама себя она в прошлое не отправит. А к
Бэлшуну ни за что не пойдет. Как завидит, так от злобы аж зубами клацает.
И он ее очень не любит... Боится, что ли?

Мы снова задумались. Я понимал, что рано или поздно нам придется
вернуться к нашему опыту. Мы должны найти седьмого Энкиду, мы должны
слиться в едином герое и изменить мир. Иначе нас до конца дней будет
мучить совесть. По крайней мере, меня.

Смертный приговор не был отменен. Он просто откладывался. Честь не
позволяла отступить с поля боя. Мы были должны. Должны!..

Я покосился на Мурзика. Того, похоже, не слишком мучили сомнения. А
что ему!.. Сперва по рудникам-шпалоукладкам таскался, потом я его по морде
бил, а теперь вот шваброй грязь по нашему офису возит... Тоже мне, веселая
жизнь. Ясное дело, Мурзику милее в единого героя влиться.

А вот мне... да, мне было что терять. И оттого я малодушничал.

Мурзик встал и подошел к телефону. Я следил за ним мрачным взором, но
не останавливал.

- Дело такое, Цира... - сказал Мурзик в трубку. Ни здрасьте, ни до
свидания. Это была его обычная манера разговаривать по телефону. - Мы тут
с господином кумекали и докумекались вот до чего... В общем, бери свой
алмазный член и приезжай. Проверим, как и на что он встает. Ага. Ну, к
нам. Пива хочешь? Я еще схожу. Мне получку сегодня дали...

Он положил трубку и повернулся ко мне.

- Приедет.

- Ты что же это, Хашта, получку пропиваешь?

- А что? - удивился Мурзик. - Что еще с ней делать? Глядеть на нее?

- Ты ее мне отдавать должен, - сказал я. - Я на тебя кучу денег
угрохал. Забыл?

- Так с вами же ее и пропиваю, - объяснил Мурзик.

В этом была своя логика. К тому же Цира обещала приехать. И жить нам
оставалось очень недолго.

Я махнул рукой.

- Возьми еще пива... И крекеров каких-нибудь, что ли...

Мурзик ушел за пивом, крекерами и апельсиновым соком. Я улегся на