Чтение 49–й страницы книги ~Эра Милосердия~

- Не туда смотришь,- шепнул Жеглов.- Вон он, у того прилавка, в сером
костюме.

Смотрел я на Ручечника и не мог поверить. Я уж начал привыкать к тому
злому маскараду, на котором мы все время вертимся с Жегловым, приподымая
на людях маски, чтобы выволочь волков из-под овечьей шкуры, но с каждым
разом продолжал удивляться, как много сил затрачивают люди, чтобы
выглядеть не тем, кем они являются в жизни на самом деле...

Ручечник был похож на иностранца - в замечательно красивом сером
костюме, в белой глаженой рубахе с полосатым галстуком, на котором ярко
искрилась булавка, в толстых башмаках "шимми" и с красивой палкой, на
которую он грузно опирался.

- Он что, хромой? - спросил я Жеглова.

- Ну да! Ты с ним побегай наперегонки! Он трость для понту носит,
солидности добирает!

Настоящим иностранцем выглядел Ручечник. Вот только его женщина была
не похожа на сухоногих очкастых жен дипломатов - была она белая,
ленивая, невероятно красивая, с огромной короной из темно-русых кос.
Ручечник подал ей руку, и они чинно пошли по гардеробу к выходу в фойе:
ни дать ни взять - варяжский гость прибыл. Лишь ненадолго задержались
они в толчее у гардероба, где раздевались зрители из лож бенуара - там
прямо и висела таблица: "Ложи бенуара".

Жеглов дернул меня за руку:

- Ну-ка давай! Ходу!

Мы пристроились за ними и так и слонялись метрах в десяти до самого
звонка.

Жеглов велел мне не спускать с них глаз, исчез на несколько минут, и
я видел, как он тряс за лацкан администратора. Не знаю, что он ему
говорил, но, во всяком случае, когда мы подошли к ложе номер четыре,
капельдинер пропустил нас без звука на два свободных места в глубине
ложи. С этого места мне не очень хорошо было видно всю сцену, потому что
она была огромная - высотой этажей в пять, наверное,- но зато из
сумеречной глубины нам было хорошо видно Ручечника с его дамой, которые
сидели точно в такой же ложе, но на противоположной стороне зала.

Я хотел придвинуться поближе к барьеру, чтобы получше разглядеть зал,
который я до этого видел только в кино, но Жеглов дернул меня и сердито
сказал:

- Не лезь! Сиди тут, в глубине.

- Интересно посмотреть - когда еще попадем сюда?

- Тоже мне, театрал отыскался! - фыркнул негромко Жеглов.- Твое дело
шестнадцатое - за клиентом смотреть...

- А чего на него сейчас смотреть? Куда он денется до антракта?

- Ну и даешь же ты, Шарапов? А чего он, по-твоему, в гардеробе около
англичан терся?

Честно говоря, я там никаких и англичан не разглядел, а уж тем более
не видел, что Ручечник около них терся. Он как разделся, так и пошел в
фойе, задержавшись на секунду в толкучке у выхода из гардероба.

Жеглов сказал задумчиво:

- Я не очень уверен, конечно, но сдается мне, что он у того бобра
номерок уже увел...

Пришли три женщины на передние места в нашей ложе. Жеглов их очень
галантно пропустил, пододвинул стулья, пошутил с ними, обещал принести в
антракте лимонад, и тут погас наконец свет.

На освещенную трибунку перед оркестром взошел седой толстый старик в
черном костюме с красивыми блестящими лацканами, поклонился залу и
взмахнул палочкой.

Играла прекрасная музыка, потом раздвинулся огромный занавес,
расшитый темно-золотыми колосьями, и открыл исключительной красоты вид.
Чего там только не было: старинный замок, заснеженные горы, озеро - как
настоящее. Не знаю, сколько прошло времени, но так нравилось мне
представление, что показалось, будто все это промелькнуло в один миг,
как из окна мчащегося поезда, жаль только, Вари со мной не было. Жеглов
толкнул меня сильно в бок, я встрепанно помотал головой, взглянул в ложу
напротив - Ручечника с его красавицей там не было.

Жеглов уже выходил из ложи в коридор, я проскользнул за ним следом,
наши соседки, по-моему, и не заметили, как мы исчезли. Жеглов быстро шел
по коридору, говоря мне на ходу:

- Я возьму Ручечника, он где-нибудь неподалеку пасется, а ты дай ей
надеть шубу.

Перехвати у дверей и зови сразу гардеробщиков...

Она шла мне навстречу, высокая, шикарная, с развевающимися полами
переливчато-блестящей коричневой шубы, голова ее была гордо закинута
назад, она небрежно помахивала сумочкой на ремешке с таким видом, будто,
мол, сто раз она видела такие балеты, не понравилось ей,- стало быть,
сидеть тут, скучая, и не подумает! От мысли, что мне надо ее
арестовывать, всю такую из себя прекрасную, я даже оробел; у меня не
только вроде нее знакомых сроду не бывало, но и разговаривать с такими
королевами не доводилось. Но все-таки сказал я довольно твердо:

- Подождите, гражданочка, мне поговорить с вами надо...

Не останавливаясь, вздернув еще выше голову, она бросила мне на ходу:

- Я с незнакомыми мужчинами не разговариваю!..

И почему-то эти слова сняли с меня неловкость, рассеялось ощущение,
что я совершаю какую-то глупость и все это вообще происходит по
недоразумению. Я взял ее под руку и сказал:

- Я незнакомый мужчина из МУРа, так что поговорить придется.- И уже
манил к себе седенького прилизанного гардеробщика.

Л она вдруг сделала неуловимое движение, струйкой воды скользнула из
гладкой шубы и уже почти успела сбросить ее, но я крепко держал ее за
локоть, так что номер не вышел: шуба повисла на правой руке женщины.

- Очень я вас прошу, не устраивайте, пожалуйста, фокусов, мне будет
совестно к вам применять силу,- сообщил я ей и повернулся к
гардеробщику: - Эта женщина взяла чужую шубу, я вас прошу пройти со мной
к администратору...

Сказал и сам пожалел, потому что старичка чуть удар не хватил. Краска
волнами заливала его лицо - он бледнел, синел, багровел, причитая тонким
голосом:

- Душегубцы! Злодеи! Да нам за эту норку десять лет не расплатиться!
Сволочь! А какая приличная с виду!..

Он блажил, а я не знал, волочить ли мне мою красавицу или старика на
руки брать.

Но в этот момент из-за угла появился Жеглов, и я понял, что его-то
проблемы все уже решены: завернув Ручечнику кисть правой руки за спину
болевым приемом, он в очень быстром темпе гнал его перед собой по
коридору, не обращая внимания на крики и угрозы, что сейчас сюда приедет
городской прокурор и нас, как собак, выгонят со службы к чертовой
матери... В левой руке у него болталась щегольская трость, бросить
которую он не решался - маскарад поломается. Картина от всего этого
получалась совершенно и окончательно нелепая.

Администратор, который раньше не хотел давать Жеглову надлежащих
мест, проникся сейчас важностью нашей задачи. Он метался по кабинету,
воздымал руки, грозил Ручечнику и его подруге ужасными карами, предлагал
всю необходимую помощь Жеглову, беспрерывно повторял:

- Какой позор! Какой позор! Так осрамить нас перед иностранцами!

Очень он мешал, и Жеглов, осмотревшись слегка, скомандовал:

- Прошу всех посторонних на некоторое время оставить кабинет! Кто
понадобится - позову.

Администратор, наверное, не привык, чтобы его вот так бесцеремонно
выставляли из собственного кабинета, и не чувствовал он себя здесь
посторонним, но Жеглов уже внушил ему ощущение бесполезности спорить или
возражать. И, вздохнув, администратор вышел.

- Пусть гардеробщики подождут, не отпускайте их! - крикнул ему вслед
Жеглов, снял телефонную трубку, вызвал дежурную часть и велел пригнать
"фердинанд",-...Пусть Пасюк с Тараскиным едут сюда тоже, им сейчас
найдется работа.

Одной рукой он держал трубку, а другой перевернул сумку воровки и
вытряхивал из нее на стол все, что там было.

А я смотрел на соучастников - лица у них были отчужденные, будто
полчаса назад не они шли под руку, тесно прижимаясь друг к другу,-
совсем незнакомые, чужие люди, испытывающие взаимную неприязнь оттого,
что свело их вместе противное случайное обстоятельство.

Жеглов рассматривал какой-то пропуск или удостоверение, выпавшее из
сумки, потом опять набрал номер и сказал:

- Это снова Жеглов. Ну-ка, браток, запроси в адресном установочные
сведения на Волокушину Светлану Петровну, двадцать первого года
рождения. А может быть, двадцать второго - я ее не крестил, а она со
мной еще не откровенничала. Ну, привет. справочку дайте Тараскину,
побыстрее шевелитесь. Ага...

Положил трубку и сел в кресло администратора - большущее, красиво
изогнутое, обитое полосатым коричневым шелком,- и по тому, как
лениво-хищно потянулся в этом кресле Жеглов, я видел, что кресло ему
нравится. Честно говоря, Жеглов и впрямь хорошо выглядел за этим
огромным красным столом в дорогом старинном кресле. Потянулся он,
погулял комьями мышц на плечах, будто разминался после короткой схватки
с Ручечником, весело заулыбался и сказал:

- Ну-с, дорогие мои граждане уголовнички, приступим к нашим играм?

И Ручечник, и Волокушина даже не посмотрели на него, а ему хоть бы
хны - видно было, что совсем его не обижает воровское пренебрежение,- и
он, быстро выбив пальцами дробь на полированном столе, как на барабане,
спросил:

- Вы мне разрешите раскрыть вам одну маленькую служебную тайну?