Чтение 49–й страницы книги ~Евангелие от палача~

лакированных ремней, пряжек, орденов, медалей, застежек, и волной пронесся
за ним пронзительный запах кожи, пота, коньяка, крепкого одеколона, и в
гибкой его посту- пи, во всем тяжелом мускулистом теле с маленькой ладной
головой была ужасная сила раскормленного могучего зверя. -- Поехали! --
приказал он. -- Слушаюсь! Разрешите сбегать за шинелью, Виктор Семеныч? --
Не надо, -- ухмыльнулся он. Ч- В моей машине тепло. И долгий наш проход от
кабинета до подъезда №1 -- через вагон приемной, где генералы на откидных
стульчиках будут ждать нашего возвращения бесконечные часы; через коридор с
алыми дорожками, будто натекшими кровью с лампасов абакумовских бриджей;
через катакомбную серость гранитного вестибюля, -- все это походило на
затянувшуюся детскую игру лЗамри! ". Все встречавшие нас в этот разгар
рабочего вечера цепенели по стойке лсмирно", руки по швам, спиной к стене,
немигающие искренние глаза -- в широкое абакумовское переносье, вдох заперт
в груди, и ясно было, что если им не скомандовать лОтомри! ", они так и
подохнут в немом субординационном восторге. А я напряженно думал о том, что
лзаговор врачей" дал трещину в самом основании -- еще не родившись толком на
свет. Какое-то лвыплывающее дело поважнее... " заслоняло воображение нашего
замечательного министра. Начальник охраны крикнул зычно на весь склеп
вестибюля: лСми-ирна-а! ", дробно щелкнули подкованные каблуки караула, и мы
вышли на улицу, в ленивый снегопад, в тишину вечера. Желтовато дымились,
маслом отсвечивали фонари, сполохами сияли лампы во всех окнах, шаркали по
тротуару лопаты дворников. По квартальному периметру конторы ходили часовые
-- удивительные солдаты в парадной офицерской форме, с автома- тическими
двенадцатизарядными винтовками. Для боя и солдаты, и винтовки были
непригодны: их держали для устрашения безоружных, потому что внушительный
полуавтомат с плоским штыком был тяжел, боялся холода, воды, песка и ударов
так же, как и эти матерые разъевшиеся вологодские бездельники. А
госстраховскую функцию они выполняли прекрасно -- ни одного пешехода не было
на тротуаре, по которому ходить вроде бы никому не запрещалось. Шесть
телохранителей выстроились от подъезда до дверцы пыхающего дымками выхлопа
ллинкольна", и на лицах этих молодцов была написана одна туга-тревога:
успеть прыгнуть в свой эскортный лЗИС 110" и не сорваться с хвоста
министерского лимузина. Поскольку Абакумов не боялся покушений никогда не
существовавших у нас террористов, его любимой забавой были гонки с охраной.
Не успел старший комиссар сопровождения захлопнуть за мной дверцу, а министр
уже скомандовал шоферу: лНу-ка, нажми, Вогнистый! " -- и ллинкольн" помчался
поперек площади Дзержинского. В заднее стекло, бронированное, густо
отливающее нефтяной радужкой, я видел, как вскакивает на ходу охрана в уже
едущий конвойный лЗИС", как мигают у них суматошно желтые фары. Над площадью
разнесся квакающий рев лкоков" -- никелированных фанфар правительственной
сирены. -- В цирк, -- сказал Вогнистому Абакумов. Я не удивился. Два-три
раза в неделю грозный министр ездит в цирк, где его всегда ждет персональная
ложа. Наверное, глубокий психологизм жонглеров, драматическая изощренность
гимнастов, мудрость фокусников возвышали сумеречную душу Абакумова, делали
его милосерднее и веселее. Абакумов наклонился вперед и, накручивая
рукоятку, как патефон, поднял за спиной Вогнистого толстое стекло, отъединив
нас в салоне. И сказал мне озабоченно: Значит, так, Павел пошлю тебя в
Ленинград. Там предстоит большое дело. Все областное начальство сажать
будем. Продались суки маленковские... Так и запомнился он мне в этом
разговоре -- уже согласовавший лвопрос" наверху и готовый уничтожить все
ленинградское руководство, и озабоченно накручивающий ручку
стеклоподъемника, как будто заводил он патефон, чтобы мы могли сбацать прямо
в салоне модное танго лВечер". Я вспоминал много лет спустя тот разговор,
читая дело по обвинению бывшего министра государственной безопасности СССР
гражданина Абакумова В. С. ВОПРОС ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО
СУДА СССР В. В. УЛЬРИХА. Скажите, подсудимый, за что вас двадцать лет назад,
в апреле 1934 года, исключили из партии? АБАКУМОВ. Меня не исключали.
Перевели на год в кандидаты партии за политическую малограмотность и
аморальное поведение. А потом восстановили. УЛЬРИХ. Вы стали за год
политически грамотным, а поведение ваше -- моральным? АБАКУМОВ. Конечно. Я
всегда был и грамотным, и вполне моральным большевиком. Враги и завистники
накапали. УЛЬРИХ. Какую вы занимали должность в это время и в каком состояли
звании? АБАКУМОВ. Об этом все написано в материалах дела. УЛЬРИХ. Отвечайте
на вопросы суда. АБАКУМОВ. Я был младшим лейтенантом и занимал должность
оперуполномоченного в секретно-политическом отделе -- СПО ОГПУ. УЛЬРИХ.
Через три года вы уже имели звание старшего майора государственной
безопасности, то есть стали генералом и заняли пост начальника Ростовского
областного НКВД. С чем было связано такое успешное продвижение по службе?
АБАКУМОВ. Ну и что? Еще через полтора года я уже был наркомом
госбезопасности. Ничего удивительного -- партия и лично товарищ Сталин
оценили мои способности и беззаветную преданность делу ВКП(б). УЛЬРИХ.
Садитесь, подсудимый. (КОМЕНДАНТУ. ) Пригласите в зал свидетеля Орлова.
(СВИДЕТЕЛЮ. ) Свидетель, вы хорошо знаете подсудимого? ОРЛОВ. Да, это бывший
министр государственной безопас- ности СССР генерал-полковник Абакумов
Виктор Семенович. Я знаю его с тридцать второго года, мы служили вместе в
СПО ОГПУ оперуполномоченными. УЛЬРИХ. Что вы можете сказать о нем? ОРЛОВ. Он
был очень хороший парень. Веселый. Женщины его уважали. Виктор всегда ходил
с патефоном. лЭто мой портфель", говорил он. В патефоне есть углубление, там
у него всегда лежала бутылка водки, батон и уже нарезанная колбаса. Жепщины,
конечно, от него с ума сходили -- сам красивый, музыка своя, танцор
отменный, да еще с выпивкой и закуской... УЛЬРИХ. Прекратить смех в зале!
Мешающих судебному заседанию прикажу вывести. Продолжайте, свидетель......
слезы навернулись на глаза. Я вспомнил его -- крутящего патефонную ручку
стеклоподъемника за спиной шофера Вогнистого. л... Все областное начальство
сажать будем... Продались, суки маленковские... " УЛЬРИХ. Свидетель Орлов,
вы были на партийном собрании, когда Абакумова переводили из членов ВКП(б) в
кандидаты? Помните, о чем шла речь? ОРЛОВ. Конечно, помню. Они с лейтенантом
Пашкой Мешиком, бывшим министром госбезопасности Украины, вместе пропили
кассу взаимопомощи нашего отдела. УЛЬРИХ. Наверное, тогда еще Мешик не был
министром на Украине? ОРЛОВ. Ну, конечно, он был наш товарищ, свой брат
оперативник. Это они погодя, после Ежова, звезд нахватали. УЛЬРИХ. А за что
Абакумов нахватал, как вы выражаетесь, звезд, вам известно? ОРЛОВ. Так это
всем известно. Он в тридцать восьмом поехал в Ростов с комиссией Кобулова --
секретарем. Там при Ежове дел наворотили навалом. Полгорода поубивали. Ну,
товарищ Сталин приказал разобраться -- может, не все правильно. Вот Берия,
новый нарком НКВД, и послал туда своего заместителя, Кобулова. А тот взял
Абакумова, потому что перед этим выгнал прежнего секретаря, совершенного
болвана, который и баб хороших добыть не мог... УЛЬРИХ. Выражайтесь
прилично, свидетель! ОРЛОВ. Слушаюсь! Так вот, Витька сам ростовчанин, всех
хороших... это... людей на ощупь знает... Ну, приехали они в Ростов вечером,
ночью расстреляли начальника областного НКВД, а с утра стали просматривать
дела заключенных, тех, конечно, кто еще живой. Мертвых то не воскресишь...
Абакумов тут же разыскал не то какую то тетку, не то знакомую, старую
женщину, в общем, она еще до революции держала публичный дом, а при
советской власти по-тихому промышляла сводничеством. Короче, он за сутки с
помощью этой дамы собрал в особняк для комиссии все ростовское розовое
мясо... УЛЬРИХ. Выражайтесь яснее, свидетель! ОРЛОВ. Да куда же яснее! Всех
хорошеньких б... мобилизовал, простите за выражение. Выпивку товарищ
Абакумов ящика- ми туда завез, поваров реквизировал из ресторана лДеловой
двор", что на Казанской, ныне улица Фридриха Энгельса. В общем, комиссия
неделю крепко трудилась: по три состава девок в сутки меняли. А потом
Кобулов решение принял: в данный момент уже не разобрать, кто из
арестованных за дело сидит, а кто случайно попал. Да и времени нет. Поэтому
поехала комиссия в тюрьму на Багатьяновской, а потом во лвнутрянку",
построили всех зеков: лНа первый-второй Ч- рассчитайсь! ". Четных отправили
обратно в камеры, нечетных -- домой. Пусть знают: есть на свете
справедливость! УЛЬРИХ. А что Абакумов? ОРЛОВ. Как лчто"? Его Кобулов за
преданность делу и проворство оставил исполняющим обязанности начальника
областного управления НКВД. И произвел из лейтенантов в старшие майоры. А
через год Абакумов в Москву вернулся. Уже комиссаром госбезопасности
третьего ранга... УЛЬРИХ. Подсудимый Абакумов, что вы можете сообщить по
поводу показаний свидетеля? АБАКУМОВ. Могу сказать только, что благодаря
моим усилиям была спасена от расправы большая группа честных советских
граждан, обреченных на смерть в связи с нарушениями социалистической
законности кровавой бандой ЕжоваЧБерии. Попрошу внести в протокол. Это
во-первых. А во-вторых, все рассказы Орлова Саньки насчет якобы
организованного мною бар- дака являются вымыслом, клеветой на пламенного
большевика и беззаветного чекиста? И клевещет он от зависти, потому что его
самого, Саньку, в особняк не пускали, а мерз он, осел такой, в наружной
охран, как цуцик. И что происходило в помещении во время работы комиссии,
знать не может. УЛЬРИХ. Вопрос свидетелю Орлову. Ваша последняя должность до
увольнения из органов госбезопасности и ареста? ОРЛОВ. Начальник отделения
Девятого Главного управления МГБ СССР, старший комиссар охраны. УЛЬРИХ.
Благодарю. Конвой может увести свидетеля. Я не хотел в Ленинград -- сажать
тамошнее начальство, продавшихся сук маленковских. Не то чтобы я их жалел,
кабанов этих раздутых; просто никакого не предвидел для себя профита с этого
дела. Неизвестно, где его истоки, и уж совсем не угадать, во что оно
выльется. А отсеченное от задумки и непонятное в своей цели становилось мне
это дело совсем неинтересным -- тупая мясницкая работа. Нет, у меня были
своя игра -- надо было только ловчее увильнуть от ленинградского поручения.
И пока мы мчались в абакумовском ллинкольне" по заснеженной вечерней Москве,
сквозь толстое стекло, отделявшее нас от шофера Вогнистого, еле слышно
доносился из приемника писклявый голос Марины Ковалевой, восходящей
тогдашней звезды эстрады: Счастье полно только с горечью. Было счастье,
словно вымысел. До того оно непрочное, Что вдвоем его не вынесли... Абакумов
мрачно раздумывал о чем-то, наверное, о предстоящей посадке ленинградских
командиров, маленковских сук, хотя со стороны казалось, что он
прислушивается к певичке, и я его сразу понял, когда он неожиданно сказал.
-- Голос -- как в жопе волос- тонок и нечист... -- подумал и добпвил. -- Но
в койке она пляшет неплохо... Я засмеялся, подхватил лениво катящийся по