которую ты привез. С чего ты взял, что она наша?
провода. Провод б/у, бухты смотаны вручную.., я сам их
мотал, если хочешь знать. В машине ровно десять тонн по
документам, и бухты такие же...
собеседника и решил, что настало самое время нанести удар.
Разговор очень плавно подвел его к этому моменту, и другой
возможности могло просто-напросто не быть. Нужно было
решаться, и решаться быстро. Перед Георгием Бекешиным лежал
его личный Рубикон, форсировав который он навсегда отрезал
бы себе все пути к отступлению. "Хватит, - сказал он себе. -
Хватит тянуть кота за хвост. Все давно решено и подписано, и
пути назад нет". Он длинно вздохнул, сделал постное лицо и
продолжал:
наименование товара, и еще совпадает способ укладки... Я
правильно тебя понял? Это и есть те основания, на которых ты
угнал машину с грузом, при этом укокошив двух водителей и
троих охранников?
хочешь сказать, что я?..
Бекешин. - Вот так это выглядит с точки зрения закона,
старик, и так это называется в уголовном кодексе. Мне жаль
тебя огорчать, Фил, потому что ты старался, рисковал шкурой
и вообще действовал из самых благородных побуждений, но...
Ты ошибся, понимаешь? Это не наша медь. Я навел справки, ее
уже ищут по всей России. Люди сбились с ног и поставили на
ch( ментовку, а ты приволок этот грузовик прямо ко мне под
окна.
совсем неуверенно, почти прошептал. Лицо у него стало совсем
белое, так что шрам над бровью сделался почти неразличимым,
зато обожженное пятно на щеке теперь багровело, как
запрещающий сигнал светофора. Все-таки он был ужасным
теленком, и Бекешин только диву давался, как этот
инфантильный тип до сих пор остался в живых, и это при его
способности влипать в неприятные истории!
объективная реальность, и нам с тобой нужно срочно решить,
что делать с этой реальностью. О грузовике можешь не
беспокоиться, его отогнали в надежное место. Нужно принять
принципиальное решение, как теперь быть.
помолчал, осторожно дотронулся до ожога на лице (Бекешин
заметил, что рука у него тоже обожжена) и, забыв о своем
бутерброде, снова полез в пачку за сигаретой.
постаравшись придать своему голосу как можно больше
убедительности. - На все сто. Даже на сто пятьдесят. Я уже
кое-что предпринял, чтобы на какое-то время скрыть всю эту
историю, хотя это оказалось довольно сложно.
каждому моему слову. Господи, какой идиот! Или это не он
идиот? Может быть, это я - сволочь? Впрочем, это дела не
меняет. Не я, так кто-нибудь другой. Такая силища, лишенная
даже проблесков практической смекалки, просто обречена либо
погибнуть, либо быть прирученной кем-то, у кого эта самая
смекалка имеется".
странной, несвойственной ему интонацией.
месте старины Фила кто-то другой, в его последней реплике не
было бы ничего необычного. Это была именно та реплика,
которая должна была прозвучать именно в этом месте именно
этого разговора, если бы он происходил между двумя
нормальными, деловыми людьми. Но в устах лейтенанта Фила она
звучала чуть ли не угрожающе, и Бекешин бросил на
собеседника острый взгляд поверх стакана, который держал в
левой руке. Правая его рука в это время находилась в кармане
куртки, безотчетно тиская рукоятку револьвера.
Впрочем, если тебя это не устраивает, ты можешь обратиться в
ближайшее отделение милиции. Поверь, тебя там примут с
распростертыми объятиями.
и снова принимаясь за еду. Бекешину показалось, что он как-
то очень быстро освоился с ситуацией. Во всяком случае,
нехорошая бледность уже пропала с его твердого, истинно
мужского лица, и теперь у старины Фила был такой вид, словно
.- с самого начала ожидал чего-нибудь в этом роде.
выдержав паузы, во время которой Юрий спокойно уничтожал
дорогостоящие импортные продукты, словно намереваясь
наесться впрок.
усилием сглотнул, кашлянул в кулак и посмотрел на Бекешина в
упор.
у тебя, похоже, есть какие-то предложения. Ну как, хотя бы
на этот раз я не ошибся?
вынимая правую руку из кармана. - На этот раз ты абсолютно
прав.
белых кроссовках и неброской клетчатой рубашечке с коротким
рукавом вышел из вагона последним.
плечо ремень тощей спортивной сумки и неторопливо двинулся
по перрону в сторону здания вокзала, на ходу прикуривая
сигарету. Утреннее солнце вставало у него за спиной, в той
стороне, откуда пришел поезд. На остывшем за ночь перроне
было еще довольно прохладно - чувствовалось, что лето
кончается, понемногу уступая свои позиции золотому сентябрю.
бесшумно прокатил свою неуловимо напоминающую реактивный
истребитель тележку носильщик. Тележка была красивая,
раскрашенная в яркие, заметные издали цвета, с бесшумным
пружинистым ходом. Пропустив ее мимо себя, Палач почему-то
припомнил старые тележки - громоздкие, дребезжащие,
склепанные из толстых стальных уголков и листов оцинкованной
жести. Их строили на века, и казалось, что они будут служить
веками, если не тысячелетиями, но вот поди ж ты - постепенно
канули в историю и они, точно так же как почтовые автоматы,
продававшие конверты и поздравительные открытки, и
установленные в парках аттракционы в виде бычьей головы,
которую можно было схватить за рога и помериться с ней
силой...
одноразовую зажигалку из ярко-зеленой прозрачной пластмассы.
Случавшиеся с ним время от времени приступы ностальгии по
старым добрым временам были его маленькой тайной. Времена
эти он помнил не слишком отчетливо - зелен был, слишком мало
видел и еще меньше понимал, - но ему казалось, что было в
них какое-то очарование, уют какой-то, что ли... Прямо как в
старых черно-белых фильмах про любовь и производственные
проблемы. В теперешней Москве не осталось ни капли
тогдашнего очарования, она окончательно превратилась в
набитый деньгами и оружием бездушный мегаполис. Во всяком
случае, именно такой она представлялась Палачу, и он часто с
удовольствием думал о том, что рано или поздно поднакопит
$%-l& b, махнет на все рукой и уедет жить в провинцию. А
что? Можно будет открыть пусть небольшое, но свое дело,
построить домишко, семьей, наконец, обзавестись... Маму
можно будет, забрать из ее чертовой коммуналки. Сейчас-то ее
забирать некуда, сам как пес бездомный, в квартире, небось,
уже сантиметров на пять пыли наросло, а в унитазе сквозь
паутину дна не видать...
за город, - думал он, с равнодушным видом протягивая
дородному сержанту паспорт на имя Артема Денисовича Ложкина.
- Ну вот как здесь жить? Вот он, стоит, листает странички,