его... Это он тоже знал... Ведь мог его пальцем раздавить, а боялся!
Сколько его знаю, столько боюсь... даже сейчас, когда он мертв. - Угрюмый
все равно говорил о Тихоне в настоящем времени. - А знаю его давно...
сказать!.. Я еще малолеткой был, когда по его милости на баланду пошел...
Ты, говорит, в первый раз да малолетка: на себя бери - много не дадут... А
всех потянут, то и тебе, как соучастнику, на всю катушку влепят... Я ему:
какой я соучастник? А он: ты знал? Знал! И не донес - значит,
соучастник!.. - Федор зло сплюнул. - Я и уши развесил, мне на них и
привесили - пятак. Гуляй, Федя!.. Совсем немного! Пустяки! Гад ползучий!
Эх, жизнь моя - индейка! - Он тяжело вздохнул. - Я же спортсменом был:
диск, копье метал под мастера...
сплюнул. - Занялся, называется! Вышел, а он тут как тут: в кабак тащит,
три куска сует - заслужил, мол... И покатило-поехало... Капуста вскоре
кончилась, долги начались, а их отрабатывать надо... Снова загремел, на
шестеру, четыре хозяину оставил! Вышел, а через месяц - треха до звонка...
А теперь глухо: сто сорок шестую загрузил...
нет, но мне тебе лапшу на уши вешать резона нет - чистый я в этом деле!
Чист как стеклышко! За предыдущее - виноват и отбарабанил сполна! А тут...
Один земляк твой, тоже москвич, Доцент кликуна - не слыхал? Так вот он
стих сложил, ну, словно про меня, точно...
не виновен полностью! И угрызений и капли нет...
поняв, что Федору очень нужно выговориться.
одна: какой бы ни был пьяный, на следующий день все помню, до мелочи
последней... - говорил Федор тяжело, часто замолкал, но Савелий не
торопил, внимательно слушал. - Из кабака мы вышли втроем: я. Тихоня и Лом,
так, слизняк один... А было за полночь, и навстречу, как на грех, парочка
влюбленных... Идут, воркуют... А Тихоня и говорит: "Брать будем..." Какое
брать, я и лыка не вяжу... Тихоня, зараза, перо вытащил и парню: "Деньги,
мальчик, и без шума..." А паренек, видать, не из пугливых попался: хрясь
ему в морду - тот в осадок! Лом меня выпустил и сзади на него навалился, а
я кулем на асфальт, сучу ногами, встать пытаюсь... Какое там!.. Девчонка в
крик... А Тихоня вскочил и пацану тому в грудь финкой: он и осел сразу!..
Девка, видно, кровь увидала, завизжала и деру. Тихоня за ней, а тут люди
показались... Он назад, сунул мне в руки платок и шепчет: "Сдашь - из-под
земли достану!" - и за Ломом... Они смотались, а меня повязали...
не видала, кто его... А может, и видала, да просто не сказала...
нож тряпкой обматывал, чтоб следов не оставлять... Экспертиза нашла
ворсинки от платка на ручке финки... Куда ни кинь... - Федор махнул рукой.
- Хорошо еще, что парника в больнице окочурился: могли и зеленкой лоб
смазать...
махну куда на Крайний Север... Хотел сначала жить начать, да, видать,
сначала-то невозможно: вновь судьбинушка с Тихоней столкнула... По мокрому
он засыпался, но и в этот раз отвертелся от зеленки... И как нарочно, на
ту же командировку, что и меня, бросили. Увидел меня и лисицей... Сука
позорная! Вонючка!.. Тогда-то я и решил сам извести эту гниду, коль закон
не смог!.. Побег-то я придумал: за все хотел отплатить сполна, ох и
попрыгал бы я на нем! Да Бог, видно, пожалел - не позволил душу кровью
замарать, сам прибрал паскуду...
нет моей вины и не за что срок этот тащить... Не за что! Вот кабы пришил
его, то сам бы вернулся с повинной, а так...
оправдать этого изломанного жизнью человека. Если правда то, что он
рассказал, а ему почему-то казалось, что правда, то Савелию было
откровенно, по-человечески жаль парня, но как помочь и чем, что
посоветовать орлу, он не знал... Самому бы кто посоветовал...
нем? Так вот, он из здешних мест: трешник оду вляпали, за браконьерство...
Смешно даже! Нашли браконьера! Мужику под шестьдесят и лет тридцать живет
в тайге, один! Умнейший мужик, между прочим! Сколько про тайгу знает! Куда
тем ученым! Сечешь? За эти годы, живя один в тайге, ни разу не обращался к
врачам! Ни разу! А ты говоришь...
вылечить может, только знать многое нужно... А он знает тайгу как свои
пять пальцев! Сюда бы его сейчас, живо вылечил бы... - Федор снова
застонал.
взялся за край тампона. - Ты уж потерпи, братишка, больно будет! - Он
рывком вырвал тампон из раны.
кровью потек по телу Федора, края опухли и покраснели.
чтобы просохли, снял костюм и направился к воде простирать бинты. Развесив
их сушиться на солнце, вернулся к Федору и промыл рану от гноя. Как он ни
старался не причинять ему боли, но раненый снова вскрикнул и очнулся.
Воспаленными, ничего не соображающими глазами посмотрел на Савелия.
Постепенно все осмыслил и вспомнил. Скосив глаза на грудь, обречено
выдавил:
большой его любитель... Сейчас бинтики просохнут, а я тем временем лопух
поищу...
говорил, что тайга от всего лечит! - Савелий старался говорить Бодро и
весело, чтобы хоть немного успокоить Федора, а у самого сердце сжималось
от жалости...
обрабатывал рану, и тоже повесил сушиться. Тревожно посмотрел в сторону
пещеры и стал подниматься по оврагу, высматривая какое-нибудь растение,
могущее облегчить страдание Угрюмого...
зона. Зеки, выстроенные доя экстренной проверки, все сильнее начали
роптать: то с одного места, то с другого раздавались недовольные возгласы:
бегал!..
поминутно вытирая обильно струящийся по лицу пот.
прокурор кого-то в дорогу позвал...
отряда по личным карточкам. Несколько в стороне стояло все руководство
зоны и высокое начальство из Управления. Начальник зоны подполковник
Чернышев со злостью поглядывал на спецконтингент и виновато на начальство.
Управления подошедшего к ним капитана Зелинского.
Данилин, Угрюмев и... - он поморщился, - и Говорков!
знаком с ними...
штыре, которым протыкали опилки, обнаружена кровь, к сожалению, с большим
опозданием... - вздохнул Зелинский.
заикаясь на каждом обороте колеса, подъехала автодрезина, на которой,
тревожно поглядывая в разные стороны, сидели пять человек: капитан
Зелинский и четыре автоматчика. С ними была черная с белой грудью немецкая
Круз Андрей
Пехов Алексей
Афанасьев Роман
Березин Федор
Гуль Роман Борисович
Посняков Андрей