Чтение 49–й страницы книги ~Экстренный случай~

Вот мы и вынуждены жить так, как живем.

- Вероятно, это нелегко.

- Да не так уж, чтобы очень, - ответил Питер. - Джошуа прямо сгорает на
работе, часто орудует скальпелем до глубокой ночи. А Эвелин посещает
множество клубов и выполняет массу общественных поручений.

- Рано или поздно он все равно узнает.

- А он уже знает, - сообщил мне Питер.

Должно быть, я не смог скрыть изумление. Питер поспешно добавил:

- Разумеется, лишь на уровне подкорки. На сознательном уровне Джей Ди
вообще ни бельмеса не знает. Но где-то в потаенных уголках его мозга свербит
мысль о том, что молодая жена, если не уделять ей достаточно внимания,
начнет искать радостей на стороне.

Я повернулся к миссис Рэнделл:

- Вы могли бы заявить под присягой, что той ночью Питер был с вами?

- Только если бы была вынуждена сделать это.

- Уилсон заставит. Он жаждет этого суда.

- Я знаю, - ответила Эвелин.

- Зачем вы обвинили Арта Ли?

Она посмотрела на Питера.

- Эвелин хотела защитить меня, - пояснил он.

- И Арт оказался единственным знакомым ей подпольным акушером?

- Да, - подтвердила миссис Рэнделл.

- Он делал вам аборт?

- В декабре прошлого года.

- И хорошо выскоблил?

Эвелин заерзала в кресле.

- Беременность прервал, если вы это имеете в виду.

- Да, это. Вы понимаете, что Арт никогда не стал бы впутывать вас?

Она помолчала, а потом сказала:

- Я растерялась и струхнула. Сама толком не знала, что делаю.

- Вы посадили Арта в тюрьму, вот что вы сделали.

- Да, - согласилась Эвелин. - Вот ведь как все обернулось.

- Но теперь вы можете выручить его.

- Как?

- Отзовите обвинение.

- Это не так-то просто, - вставил Питер.

- Почему?

- Вы сами все видели вчера вечером. Джей Ди рвется в бой, и теперь
отступать поздно. Он видит добро и зло глазами хирурга. Для него существуют
только день и ночь, черное и белое. Ни серого цвета, ни сумерек в его мире
нет.

- Как и рогоносцев, - добавил я.

Питер рассмеялся.

- Вполне возможно, что и вы такой же.

Эвелин встала.

- Обед через пять минут. Выпьете еще?

- Да, пожалуй, - ответил я, покосившись на Питера.

Когда Эвелин вышла, он сказал:

- По-вашему, я жестокое, бессердечное животное, но на самом деле это не
так. Все наломали черт-те сколько дров, и я хотел бы помочь исправить
ошибки...

- Никому не навредив.

- По возможности. Увы, от моего братца помощи ждать не приходится. Стоило
его жене обвинить доктора Ли, и он уверовал в это как в священное писание.
Принял за чистую монету, ухватился как за последнюю соломинку. Теперь он ни
за что не отступится.

- Продолжайте.

- Но основной факт остается. Я утверждаю, что не делал этот аборт. Можете
верить мне или не верить, как вам угодно. Вы убеждены, что и доктор Ли тоже
его не делал. Кто же остается?

- Не знаю, - ответил я.

- Сможете выяснить?

- Вы просите помощи?

- Да, - признался Питер.

***

За обедом я спросил Эвелин:

- А что Карен сказала вам в машине?

- Ее точные слова были: "Эта сволочь". Она повторяла их снова и снова.

- Без каких-либо объяснений?

- Без.

- Как вы думаете, кого она имела в виду?

- Ума не приложу, - ответила Эвелин.

- Она говорила еще что-нибудь?

- Да. Про какую-то иглу. Вроде бы она не хотела, чтобы в нее втыкали
иглу. Или чтобы игла была рядом. Короче, про иглу.

- Может, речь шла о наркотиках? - предположил я.

- Не знаю, - ответила Эвелин.

- А что вы подумали в тот момент?

- Ничего не подумала. Я мчалась в больницу, а Карен умирала у меня на
глазах. Я боялась, что в этом повинен Питер, хотя и очень сомневалась.
Боялась, что Джошуа дознается. Да чего я только не боялась!

- И того, что Карен может умереть?

- И этого тоже.

Снедь в этом доме подавали добрую. В конце обеда я вдруг поймал себя на
том, что лучше бы мне вовсе не приходить сюда и ничего не знать о Питере и
Эвелин. Да, мне просто не хотелось знать об их отношениях. И думать тоже.

После обеда мы с Питером тянули кофе. С кухни доносился звон посуды. Мне
трудно было представить себе Эвелин возле раковины, но в обществе Питера она
преображалась и вела себя совсем не так, как дома. Пожалуй, к такой Эвелин
даже можно было испытать нечто похожее на расположение.

- Полагаю, - сказал Питер, - что я поступил несправедливо, пригласив вас
сюда.

- Полагаю, что так.

Питер вздохнул и, поправив галстук, аккуратно уложил его вдоль
объемистого живота.

- Я впервые в таком положении, - признался он.

- В каком?

- Когда меня держат за шкирку.

Мне подумалось, что он сам загнал себя в угол. Знал ведь, на что шел. Но
я, как ни старался, не мог заставить себя почувствовать неприязнь к этому
толстяку.

- Хуже всего то, что начинаешь думать задним числом и гадать, как бы ты
поступил, кабы знал, - продолжал Питер. - Это со мной и происходит. Но я
никак не могу обнаружить искомую точку, тот самый роковой миг, когда я
свернул в тупиковый коридор лабиринта. Наверное, когда закрутил любовь с
Эвелин. Но, случись выбирать, я сделал бы это снова. Карен? Я поступил бы
так же и с ней. Каждый мой поступок в отдельности представляется мне
правильным, но вот все вместе...

- Уговорите Джей Ди отозвать заявление, - сказал я.

Питер покачал головой.

- Мы с братом никогда не ладили. Сколько себя помню, вечно грызлись. Мы
совершенно разные люди, даже внешне. Думаем по-разному, действуем тоже
по-разному. В юности я, помнится, даже злился, вспоминая, что Джошуа - мой
родной брат, и втайне подозревал, что это не так. Думал, его усыновили, или
что-нибудь в этом духе. Наверное, у него были точно такие же подозрения на
мой счет.

Он допил кофе и понурил голову, уткнувшись подбородком в грудь.

- И вы пыталась уговорить Джей Ди, но тот настроен по-боевому, и у нее не
было...

- Правдоподобного предлога?

- Да.

- Жаль, что она вообще назвала имя Ли, - сказал я.

- Жаль, - согласился Питер. - Но что сделано, то сделано.

Он проводил меня до двери, и я вышел на улицу, залитую бледным сероватым
солнечным светом. Когда я шагал к машине, Питер крикнул мне вслед:

- Если вы не захотите впутываться, я вас пойму.

Я оглянулся:

- Вы прекрасно знаете, что у меня нет выбора.

- Я этого не знал, - возразил Питер. - Но надеялся, что так.

***

Садясь в машину, я размышлял, что мне теперь делать. Ни единой ниточки,
ни единой толковой задумки, ничего. Можно было бы опять позвонить Зеннеру.
Вдруг он вспомнил какие-то новые подробности своей беседы с Карен? Или
съездить к Джинни в колледж Смита. Либо к Анджеле и Бабблз. Глядишь,
что-нибудь и припомнят, хотя едва ли.

Я полез в карман за ключами, и моя рука наткнулась на какой-то листок.
Достав его, я увидел, что это фотография негра в лоснящемся пиджаке.

Роман Джонс. Я совсем запамятовал о нем. Парень просто исчез, затерялся
среди других персонажей, утонул в море лиц. Я долго вглядывался в снимок,
стараясь запомнить черты, понять, чего стоит их обладатель. Но не сумел:
слишком уж заурядная была физиономия. Кривая ухмылка самца, облаченного в
крутой прикид. Не разберешь, то ли веселая, то ли злорадная. Безликий образ
на публику.

Я никогда не блистал красноречием, и меня удивляет, откуда у моего сына
Джонни эта ловкость в обращении со словами. Оставаясь наедине с собой, он
возится с игрушками и выдумывает разные забавные каламбуры, сочиняет стихи
или сказки, которые увлеченно рассказывает самому себе. У Джонни чертовски
тонкий слух, и он то и дело прибегает ко мне с расспросами. Однажды он
спросил, что такое девфамация, причем произнес это слово правильно, хотя и