не знаю, что мне теперь делать.
родство с этим измученным болью, виной и яростью человеком.
помогает просто рассказать о них.
тяжело вздохнул:
проститутка, - он открыл глаза и глянул Трейси в лицо. - Но особая, - он
ждал, что скажет Трейси.
гасило боль. Физическую и душевную. - Я вел двойную жизнь, это-то я теперь
вижу. Только вот понял слишком поздно. Я ведь даже не попрощался с нею
утром! - Лицо его исказилось, руки снова задрожали.
еще, - я был в армии, не важно, в каких войсках... Меня послали в
Юго-Восточную Азию, это было во время войны во Вьетнаме. У меня под началом
было шестеро. Один из них - высокий тощий мальчишка, такой, знаешь,
неуклюжий, - он подождал, пока Туэйт с пониманием кивнул, и продолжил:
подготовку не хватало. Бедолаг просто бросали на линию огня и считали, что с
ними мы выиграем войну.
всех. Мне казалось, что он все время пытается кому-то что-то доказать.
Я сам взялся за его обучение, и лишь один из моих советов он не принимал: я
учил его ни с кем во время войны не сближаться. У него был приятель в нашем
подразделении, настоящий психопат, с глазками-бусинками и манией убивать. У
этого типа не было кроме Бобби никаких друзей. Что они такого друг в друге
нашли, я так и не мог понять.
столом, уставился на собеседника и, может быть, впервые хоть на миг забыл о
своем горе. Этого Трейси и добивался.
психопат, шел первым. Он, словно ищейка, чуял вьетконговцев. - Трейси выпил.
- Только на этот раз ему не повезло. Он напоролся на мину, и его разорвало.
На шесть кусков.
привязывайся к людям! Но он был из тех, кто жаждал дружбы. Что он делал на
войне? Не пойму. Я знал, что он попал не по призыву, а пошел добровольцем.
Но, к сожалению, у военных не хватило ума послать его служить куда-нибудь на
базу в Айове, - Трейси допил виски. - Наутро нам снова надо было идти в
дозор, но Бобби отказался. Он хотел остаться рядом с телом друга. У нас было
важное задание, я и так уже потерял одного человека, так что я рассвирепел,
наорал на него, влепил ему пощечину на глазах у всех и заставил его идти, -
теперь уже Трейси смотрел куда-то вдаль. На него нахлынули воспоминания о
жарком, влажном воздухе джунглей, он вспомнил пение птиц, жужжание
насекомых, вспомнил, как саднила кожа, вспомнил пот и безмерную усталость. И
вонь. Смерть была повсюду, неподвижный, жаркий воздух пропитался ею.
ли, чтобы просто рассказать, что с ним случилось в этой жизни, или была
какая-то иная, более эгоистическая причина?
дозоре. Мне не следовало этого делать:
идти, и он не соблюдал предосторожностей. Я должен был это предвидеть. Потом
я нашел его среди тлеющих останков лагеря красных кхмеров. Они медленно,
методично забили его до смерти. Они пытали его: подпалили ему член и яйца,
они швыряли в его тело ножи. То, что я обнаружил... Это было месиво. Они
забавлялись им медленно, методично. Я видел это по выражению, застывшему у
него на лице. Я и по сей день помню его таким. Помню его взгляд, взгляд
человека, видевшего ад.
поверхности стола свой пустой стакан. - Я отправился по следам ублюдков.
крайней мере, мне важно было верить, что он - один из них.
сделал из бамбука шест примерно восьми футов длиной, на конце укрепил петлю,
которую накинул на шею вьетконговцу. Другой конец я держал в руке. На этот
раз мы сделали дозорного из него. В тот день мы избежали ловушек.
поджидавших нас на тропе. Он обводил нас вокруг них, он до смерти боялся,
что в любой момент может сам взлететь на воздух или что его пронзит
замаскированное копье, - Трейси так резко толкнул стакан, что он упал и
разбился.
посетителей так, будто только сейчас их увидели. Затем болтовня их
возобновилась, молодая китаянка встала и собрала осколки.
напрасными. Мы шли обратно по той же тропе, и я запомнил опасные места. Этот
тип был мне больше не нужен. И я приговорил его.
Бобби, не заводить на войне друзей, не привязываться, - Туэйт допил остатки
виски. - Только мне кажется, что ты сам к нему привязался. Что ж ты не
следовал своим собственным советам?
***
Пятьдесят шестой улице. Воздух был жарким, но отнюдь не таким влажным, как в
Вашингтоне, и она втянула его в себя не без удовольствия.
туфельки из ящеричьей кожи, а нитка черного жемчуга дополняла наряд. Она
чувствовала себя в отличной форме, совершенно готовой к тому, что ей
предстоит сделать. День обещал быть, как она выражалась, ?рисковым?, но она
любила ?рисковые? дни - без них жизнь была бы ужасно скучной. Что касается
человеческой породы вообще, то она была о ней невысокого мнения, и это
невысокое мнение о человечестве, как ни странно, придавало ей сил.
такси и скомандовала:
глядела на проплывавшие мимо здания. Она родилась в Нью-Йорке, но не
чувствовала никакой привязанности к этому городу. Нью-Йорк считался центром
коммерческой жизни, а коммерция ее нисколько не волновала. Вот Вашингтон -
это совсем другое дело. Там сосредоточена власть, и именно власть волновала
и возбуждала ее. Иного такого места на земле не существовало. Париж?.. Что
ж, Париж хорош и удобен для отпусков и праздников, но жить следовало в
Вашингтоне.
отнюдь не желала еще большей привязанности - и этого вполне достаточно. Но
других его привязанностей, зависимости от кого-либо еще она не потерпит. Ему
следует четко это понять, а поскольку мужчины есть существа по сути
туповатые, с ограниченным воображением, ему следует объяснить все в понятных
для него выражениях.
и курс своих действий, призванных обеспечить единоличную над Готтшалком
власть.
огляделась и увидела неподалеку чугунный забор, окруживший небольшой парк.
На воротах висела табличка ?Вход только для жителей?. Греймерси-парк...
Резиденция Дэвиса Макоумера.
стеклянной и нависала над первым этажом и цоколем. Помимо всего прочего, эту
стеклянную стену украшала и цветная мозаика.
каменная лестница, ведущая к входной двери из полированного дуба.
фонарем.
сильных мира сего, знала она и о том, кто такой Макоумер, как быстро набрала
Маккефри Энн
Березин Федор
Браун Дэн
Перумов Ник
Лондон Джек
Володихин Дмитрий