замолк и отчего-то начал пятиться назад. Видимо, не ожидал увидеть меня
живьем. Видимо, ожидал совсем наоборот. Видимо, приложил к данному процессу
определенные усилия: судя по пороховой копоти на руках и лице, ролью
стороннего наблюдателя в этом боестолкновении он не ограничился.
широкие и ласково мне подмигивая. - Заглох, бля, пятиться начал, как та
рака. Ну, поглядим, нах, что ты нам щас запоешь... А ну, хлопче, кажи
батьке, нах, какого рожна ты тута забыл?
подставляя ладонь к уху. - Ты ранен?
не могет - совсем.
вещами вы тута занимались?
непонятного?
ткнул указующим перстом в грудь державшего меня Петрухи - дежурного киллера.
- А ну, дозорный, нах, кажи батьке - что видал? Для ча станицу в ружье
поднял, нах?
привезли, - он ткнул пальцем в сторону благополучно допятившегося к
расстрелянному "рафику" "Скорой" русому. - А бабки эти дали, - теперь Петро
потыкал пальцем в сторону горских недвижных тел. Шмыгнул носом, почесал
свободной рукой затылок и несмело резюмировал:
я скумекал - не то!
чтобы не мешали, значитца... Ага. А я-то, нах, верил тебе, падаль. А ты,
оказывается, иуда. Ты, оказывается, своего брата-славянина...
кое-какие нюансы, сразу все не охватишь! Отойдем, я тебе растолкую...
и так ясно. Деньги где?
захромал к "уазику", выдернул из-под сиденья продырявленный в нескольких
местах "дипломат". - Тут много, на всех хватит! Там в их машине еще должны
быть - такой же кейс, столько же примерно, ну, я так рассчитываю... - тут он
встретился взглядом с атаманом и почему-то осекся.
у русого. - Мы люди небогатые, нам деньги всегда пригодятся.
ж - такие жертвы, и все напрасно? Нет, давай как-нибудь...
выслушивать русого, распорядился атаман. - Гомон! Гомон, ну-ка, дуй к ихней
иностранной тачке, поищи там саквояж - вот такой же, как этот. Быстро!
Петруха, бери наряд, бери этих, - красноречивый жест в сторону кабинетных и
уазного водилы, небольшая пауза, и... - И по-быстрому в расход. Не хоронить
- иуды. Православные так не делают. Все - делать!
тут же приступившего к выполнению задачи Петрухи и невесть откуда взявшихся
двух его подручных. - Я тебе все объясню - ты просто не так понял! Руки!
Руки убери, сиволапый! На кого руку поднимаешь, сволота?! На полковни...
один здоровенный хлопец подхватили меня под мышки и поволокли к казачьим
"уазикам". Заметив, что посланец извлек из джипа "дипломат", атаман радостно
крякнул и пошел за нами следом, словно торопясь покинуть место событий. А я
изо всех сил выворачивал голову назад - почему-то не верилось мне, что этих
людей сейчас вот так просто возьмут и расстреляют. Это было не правильно, не
вписывалось это в обстановочные рамки! Одно дело - убить плененного и
допрошенного врага в рейде, когда оставлять его в живых смертельно опасно
для тебя. И совсем другое - расстрелять пленного на своей земле, практически
в мирной обстановке, просто из-за того, что он одной с тобой веры и потому -
иуда. Не правильно! Этого врага нужно волочь в свой стан, с максимально
допустимой выгодой для себя допросить, вытащить кучу информации, а потом уже
думать, как с ним поступить...
инстинктивно зажмурился и отвернулся.
поди? А ты не вороти рожу, хлопче. Не вороти... Тут наша земля. Искони мы
здесь. И законы у нас свои - уж не взыщи. А знаешь, почему тут наша земля?
Потому что живем мы по этим самым своим законам. А жили бы по вашим -
человечьим, на этой земле давно бы уже чечен хозяйничал...
Глава 2
сильно в нос: "Антуан". А-ха! А голосок-то какой певучий да зазывный!
Мадемуазель Жане.
жаровне. Эротика в розовом мраморе!
так нежно, лживо обещая мировое благоденствие минимум на неделю вперед,
будоража воображение самовольно вползающим в неоднократно травмированную
черепную коробку фантомом бесконечных виноградников с налитыми янтарным
золотом бусами грядущих бордо, божоле, шато де - сколько их там...
себе невесть что. Чуть ли не Сент-Экзюпери. Славный летчик, легендарный
романтик. Всю жизнь мечтал стать летчиком и бороздить какие-то там, к
известной матери, просторы. Увы мне, увы - я отнюдь не летчик. Я скорее
товарищ из летучего отряда. Это я - Антон, прошу любить и жаловать. Когда
пришла пора представляться, я ничтоже сумняшеся назвался атаману своим
подлинным именем. Подумал почему-то, что рабочая фамилия Шац может вызвать у
моих спасителей отнюдь не самые радужные эмоции. Казаки все же. И вообще,
что-то размечтался я сегодня не в тему: виноградники, французели, розовый
мрамор... Видимо, до сих пор препараты мерзкие кабинетноориентированные
действуют. Францией здесь даже отдаленно не пахнет: ежели только я не отстал
сильно от жизни за последнюю неделю и станица Литовская Стародубовской
губернии не попросила политубежища на исторической родине Бурбоновского
тейпа. И прононс тут ни при чем. Татьяна позавчера весь день стирала, вешала
белье во дворе, а было сильно студено - вот и подхватила насморк. Сплошная
проза.
потягивается, прикрывая умные глаза. Ничего, мол, не поделаешь, приятель,
такая вот у нас хозяйка настырная да голосистая.
имеющее самое отдаленное отношение к бывшему президенту суверенной Ичкерии.
Как гласит легенда, год назад соседская сука в очередной раз неурочно
ощенилась и приплод решили утопить - и так собак по станице бегает немерено,
шагу ступить негде. Ликвидацию производили дети с обоих дворов и, дабы
как-то оправдать сие жестокосердное деяние, обозвали четыре слепых комочка
шерсти привычными слуху каждого казачонка именами: Джохар, Шамиль, Салман и
Мовлади. Так вот: Шамиль, Салман и Мовлади вполне благопристойно
захлебнулись буквально с первых попыток, а вредный Джохар, более крупный и
жизнестойкий, нежели его собратья, долго не желал расставаться с жизнью.
Голова щенячья упорно выныривала на поверхность каждый раз после очередного
толчка палки, которой орудовали дети, крохотный розовый нос в черных
крапинках умоляюще вздергивался вверх, к солнцу, натужно пускал пузыри, не
желая навсегда пропадать в вонючей мутной луже. Проходящий мимо Илья (ныне
покойный муж Татьяны) не смог вынести такого зрелища и отнял у детей щенка.
казачьего сообщества. Вон он сидит - здоровенный умный кобелино с
разноцветным носом, обжора и лентяй...
завалинки, на которой до сего момента отдавался не по-зимнему ласковому
солнцу, и пошлепал за угол. - Чего раскричалась-то? Горит, что ли?
и открыла было рот, дабы высказать свое сомнение в целесообразности моего
нахождения в течение столь длительного периода на улице. Но напоролась на
мой суровый взгляд и резко переменила мнение.
плоды этой борьбы место имеют: как с беспомощным инвалидом, требующим
пристального ухода, со мной уже никто не смеет разговаривать. Я воин, мужик.
Не дам сатрапам возобладать - особливо тем, которые в юбках.
побранить меня за нарушение режима, судя по всему, уступило место
атавистическому смущению девицы перед сердитым добрым молодцом. - В общем,
хотела попросить - ты того... Ну, сенца коровам закинь в ясли. Все равно
гуляешь ведь - так хоть польза будет. Сумеешь?
съязвил я, направляясь к сеновалу. - Ты меня совсем за инвалида держишь?
чем здесь инвалид? Сколько титек у коровы-то, хоть знаешь?
действительно - сколько титек? Надо было в школе лучше учиться, запоминать,