России или Польше?
сейчас, спустя четыре века...
ожесточился Исаев. - Погромы, казни?!
по этой причине.
я из писателя превращусь в бессильного, ввязанного в поток человека,
который теряет ощущение реального ориентира. Во всяком обществе должны
быть недвижные точки среди хаоса. Время от времени люди, которые кружатся
в хороводах, должны на чем-то останавливать глаз и вспоминать, кто они
такие.
выполняли каждая свою задачу. Отсюда бездуховность европейской литературы,
ее деловитость, отсюда - искусство для искусства, эстетизм, авангардизм...
В России же церковь была всегда бессильна перед властью. Духовная
литература в лице Достоевского, Толстого, Гоголя была единственной сферой,
где константы духа и морали могли сохраняться. Естественно, потерять это
очень просто. Но это можно потерять лишь однажды. Тем российская
литература отличается от европейской, что она хранит мораль духа. Она есть
хранитель вечных ценностей... А вы хотите ее втянуть в драку. Разумеется,
вас можно понять: вам нужно выполнить чудовищно трудную задачу, вы ищете
помощь где угодно, вы готовы даже от литературы требовать чисто
агитационной работы.
__________________________________________________________________________
за ним круглосуточное наблюдение. Роман допускал, что Неуманн может
сообщить министру Эйнбунду о своей перевербовке и начать встречную
комбинацию.
на свою мызу, он посмеялся над отчаянной глупостью красных. Но чем
тщательнее он вспоминал детали беседы в лесу, чем он точнее выверял свое
завтрашнее объяснение с министром, тем больше испытывал странное
неудобство. Он вспомнил Артура Гросса, в прошлом растущего следователя,
ставшего ныне маленьким делопроизводителем. Гросс пришел к Неуманну почти
с таким же делом: в поезде, заперев купе, трое молодых ребят вынудили его
сообщить данные о запланированных акциях полиции в связи с приближающимся
Первомаем. Приехав в Ревель, Гросс сразу же пришел к Неуманну. Артур
Иванович понимал, что честное сообщение Гросса дает ему широкое поле для
контригры с красными. Неуманн поблагодарил Гросса за сообщение, выдал ему
денежную премию, но долго раздумывал, пригласить ли его на планирование
новой операции, и в конце концов не пригласил. "Кто знает, - рассуждал
тогда Неуманн, - в какой мере они интересуются им? А что, если они похитят
Гросса теперь, когда он будет знать мой новый замысел? Смерти он боится -
это очевидно, поскольку открылся красным, а не предпочел выстрел в грудь".
запил так, как это умеют только эстонцы, - тяжело и скандально. Неуманн
несколько раз делал ему дружеские замечания, а потом уволил из полиции и
только спустя полгода узнал через провокатора, внедренного в подполье, что
операция в купе была проведена красными вне всякой связи с первомайскими
торжествами: просто Гросс славился своей фанатической ненавистью к
коммунистам и его решили скомпрометировать. Его надо было убрать из
полиции, и коммунисты сделали это руками самого Неуманна.
дальновиднее меня? Я хоть потом нашел в себе гражданское мужество поехать
к Гроссу и снова пригласить его в полицию. Не моя вина, что он спивается и
не может вести дела. Министр ко мне не поедет, даже если я доведу до
победы дело Исаева. И в какой мере мы, эстонцы, заинтересованы в нем? -
впервые по-настоящему задал себе вопрос Неуманн. - Не таскаем ли мы
каштаны из огня для немцев? Но если я стану сейчас обращаться к кому-либо
с этим делом, я сразу же сделаюсь обиженным в глазах руководства, а если
меня смогли обидеть, то, значит, я виноват, слаб или неумен. В любой из
этих трех позиций я в проигрыше, потому что шеф политической полиции не
имеет права дать себя в обиду".
не пришел и продолжал мучительно рассуждать, в какой мере он может
надеяться на смелость и трезвость министра. Раза два он уже был готов
отправиться к Эйнбунду и рассказать обо всем происшедшем. Но, решив было
ехать к министру, остановил себя: надо было продумать всю ситуацию наново,
о чем его просили, после каких мучений он согласился на это и какая из
этой его "вербовки" может быть выгода для политической полиции.
сожженная мыза стоит престижа шефа полиции, но снова остановил себя.
через кого он взят. А вправе ли я выкладывать ему данные Нолмара? Дружба
дружбой, немцы немцами, а выборы на носу, и Эйнбунд станет требовать улик,
- рассуждал Неуманн. - Видимо, сначала мне следует поехать к Нолмару и
обговорить с ним все детали. Хотя тот не преминет воспользоваться этим
разговором и я из его доброго знакомого сразу же превращусь в
подчиненного. И если сейчас он устраивает санаторию для моей жены и
дочерей, то после подобного разговора он будет вправе выдавать мне
стоимость этой санатории наличными".
цыпочках подошел к шкафу, выпил коньяку, лег под перину к жене и, положив
голову на ее теплое плечо, заснул - не более чем на полчаса. А во вторник
министр срочно выехал в Тарту на празднование двадцатипятилетия
журналистской деятельности Яана Таниссона. Там должны были собраться
многие депутаты парламента, профессура, редакторы "Ваба сына",
"Постимеес", "Пяэвалехт" - словом, те люди, от которых многое сейчас стало
в Эстонии зависеть.
опоздал. Теперь министр наверняка не поверил бы ему, потому что он пришел
к нему не поутру в понедельник, не ночью в воскресенье, а лишь вечером в
среду. И он затаился, уговаривая себя, совершенно причем непроизвольно,
как-то со стороны, что все происшедшее на Пэрэл - дикий, глупый сон, что в
общем-то все это ему пригрезилось и что жизнь должна идти так, как шла
раньше.
министерство не ездил, а по телефону такое дело обговаривать с министром
нельзя - все разговоры идут через телефонных барышень, - Роман поехал в
Нымме, к дому, где жил Неуманн, и решил поговорить с ним там. Район был
тщательно перекрыт его товарищами, прохожих в поздний час здесь почти не
было, так что риск был оправдан. Роман дождался, пока отъедет автомобиль
шефа полиции, и окликнул его, когда он шел через садик к двери.
минут?
Романа, а потом ответил:
предписанный врачами... Артур Иванович, это надо бы иначе мотивировать:
сердечный приступ на работе, все внезапно, - тогда убедительно и для
вашего начальства, и для меня. Здесь постепенность губительна. Можете
поболеть, когда мы кончим наше дело.
шелковка для Исаева. Потом вызовите его на допрос, и он через вас пришлет
ответ. До свидания.
цифру на шелковке.
спросит, - возражал в нем кто-то другой, маленький, мятущийся, жалкий, -
почему я молчал до сих пор? Я отвечу, что ждал. А он спросит, отчего бы не
подождать вместе? Он перестанет отныне верить мне, если я откроюсь ему,
даже если мы порвем ту цепь, которая тянется в тюрьму".
Эриксон Стивен
Лондон Джек
Орлов Алекс
Зыков Виталий
Доставалов Александр
Лукин Евгений