Чтение 50–й страницы книги ~Пылающий остров~

Ганс. Как ни вглядывался он в полумрак бухты, шлюпки с Бернштейном он
не увидел.

Ганс Шютте испугался не на шутку.

К нему подошел Тросс, а вслед за ним дядя Эд, протягивая новый
противогаз:

- Пусть заставят меня провести на этом острове остаток жизни,
если я когда-нибудь слышал о столь странном корабельном бунте! Хорошо
еще, что нет на свете такого алкоголя, который бы на меня
подействовал!

Ганс смущенно посмотрел на Тросса:

- Мистер Тросс, я потерял своего ученого. Босс отвинтит мне мою
старую голову! Да и вам несдобровать!

- Как - потерялся профессор?

- Вместе со шлюпкой.

Глава III. ЖЕРТВА ПРОФЕССОРА БЕРНШТЕЙНА

Когда Ганс Шютте взобрался на палубу, профессор Бернштейн,
погруженный в свои мысли, не заметил, как шлюпка отплыла от яхты.

Неужели рушится все его мировоззрение, все его идеалы? Неужели
вся работа, которую он делал ради славы, ради возможности
самостоятельно встать на ноги, все его мечты о вездесущем топливе -
топливе, которое присутствует повсюду, его многолетний труд, - неужели
все это должно послужить только чудовищным планам истребления людей? А
сам он только раб! Ученый раб! Слуга, дающий в руки своих хозяев силу,
которой они хотят уничтожить коммунизм.

Пусть он, профессор Бернштейн, не сочувствует коммунистам, но
ведь ими создано много такого, что не может не восхищать всех
передовых людей. Неужели же найденная им реакция должна послужить для
объединения капиталистических стран против коммунистических, как этого
хочет мистер Вельт?

Но сам профессор Бернштейн - почему он был до сих пор наивным,
как дитя, слепым, глухим? Не на это ли намекал ему умный и ловкий
мистер Тросс? "Закат в сто тысяч солнц пылал"? Неужели он только хотел
выведать настроение профессора, чтобы доложить об этом Вельту? А
втирался в доверие, обещал скрыть его от всех.

Зато опьяневший от газа простак Шютте выболтал все. В этом не
было бы нужды, если бы профессор сам подумал, куда он идет и кто
подталкивает его по пути... пути славы, как считал он. Казалось бы, на
этом пути он добился своей цели. Но разве, идя к ней, он не понимал
пагубной силы повторяемого открытия? Открытия ирландца Лиама! Он не
должен лгать самому себе! Если он и не понимал всего полностью, то
подозревал, особенно после разговора с мистером Троссом. Они говорили
и о Резерфорде, увидевшем опасность применения открытой им ядерной
энергии. Бернштейн тоже видит последствия применения своего открытия.
Как ему поступить? Как Резерфорду? Едва ли его личные уверения в
бесперспективности собственного открытия убедят кого-либо, в
особенности Вельта. Пора осознать ответственность ученого,
выпускающего "очередного джинна". И не будет ему оправданием то, что у
государств, готовых воевать, уже есть прежние "джинны", уже имеются на
вооружении средства страшной разрушительной силы.

Конечно, есть эти сильные средства, но все они лишь локального,
местного действия. А реакция горения воздуха, огненная стена может,
двигаясь в заданном направлении, выжигать целые страны. А его
пресловутая "воздушная спичка" так проста, что до нее легко додумается
всякий мало-мальски мыслящий инженер, купленный Вельтом.

Но открытие его действительно страшно. Оно было рождено
ненавистью: его творец, Лиам, мечтал об уничтожении англичан.

Но что в силах сделать он, жалкий профессор Бернштейн, которого
могут в любую минуту выбросить, как ненужную тряпку! Ведь реакция
известна самому Вельту, ее уже не скроешь. Так говорил и мистер Тросс.
Секрет же "воздушной спички" не больше, чем секрет полишинеля. Значит,
прав Ганс: надо подчиняться приказам хозяина, надо истреблять себе
подобных, честнее стать в сторону и предоставить все собственному
течению?

Нет, это малодушно! Если он был слеп и создал страшную реакцию,
то теперь он не имеет права быть в стороне.

Но как помешать Вельту пользоваться этим вездесущим огнем? Огонь
повсюду - огонь, которым будут дышать, в котором будут сгорать заживо!

Профессор закрыл глаза руками. Перед ним встали картины реакции,
распространяющейся по земле.

Нет! Он человек. И если он виноват перед человечеством в своей
безумной слепоте, то он обязан исключить возможность применения
опасного открытия.

Профессор закинул голову. Какой мертво-яркий Южный Крест! На миг,
только на один миг ему стало страшно. Но Бернштейн, никогда не
совершавший никаких подвигов и не считавший себя на это способным,
нашел в себе силы побороть страх.

Реакция может происходить только в присутствии фиолетового газа.
Газ выделяется лишь в одном месте на земле. Вывод ясен. (Профессор
Бернштейн не считал себя вправе довериться Троссу, но он уже знал, что
должен сделать человек.)

В тот момент, когда Бернштейн пришел к этой мысли, он
почувствовал удар по голове. Профессор совсем близко увидел дно шлюпки
и в следующее мгновение был выброшен за борт.

Когда его лохматая голова всплыла на некотором расстоянии от
лодки, пьяный матрос стал искать весло, чтобы ударить никак не
тонущего профессора. Но весел не оказалось. Они упали в воду, после
того как Ганс Шютте влез по ним на яхту.

Матрос выругался и стал подгребать руками к профессору.

Бернштейн, увидев это, сделал отчаянную попытку отплыть.

Началось невероятное состязание в скорости между плохо плавающим,
едва державшимся на воде человеком и матросом в шлюпке. Руки матроса
хлестали по воде, как пароходные колеса. Шлюпка приближалась. Брызги
уже долетали до профессора. Слышалось сипение противогазов. Профессор
собрал все силы и оглянулся.

Шлюпка перевернулась, а около нее барахтались борющиеся люди.
Что-то булькало, слышались крики...

- Ах ты рваная покрышка!

Профессор Бернштейн понял, что теряет силы, и закрыл глаза. Какая
поразительная соленая вода! И неприятно, что она наливается в уши... А
как же с истреблением людей?

Он едва почувствовал, что его кто-то тянет за волосы из воды.
Сидевший на перевернутой шлюпке Ганс Шютте вытащил профессора и
перекинул через киль его бесчувственное тело.

- Придется вам встать на текущий ремонт, - сказал он и шумно
вобрал в себя воздух.

От яхты плыла другая шлюпка, в ней сидели мистер Тросс и дядя Эд.

- Кто пошел ко дну? - озабоченно спросил боцман.

- Во всяком случае, профессора я вытащил. Эти проклятые пивные
пары, которые лезут здесь из каждой щели, еще наделают нам хлопот и
неприятностей!

Шлюпка дяди Эда причалила к перевернутой лодке.

Когда Ганс Шютте, мистер Тросс, боцман и Бернштейн поднялись на
палубу яхты, спасенный профессор торжественно обратился к Гансу:

- Вы спасли мою жизнь, уважаемый герр Шютте!

- Пустое, герр проф! Я просто вовремя вытащил вас из воды.

- Спасая меня, вы бросились с яхты в воду и рисковали своей
жизнью, уважаемый герр Шютте!

- Ну, моя жизнь очень неохотно расстанется со мной! Где она
найдет еще такое тельце? А? Как вы думаете, дядя Эд?

- Пожалуй, она согласится променять вас только на кита!

- Вы оскорбите мою гордость, если подумаете, будто я хочу сделать
лично для вас исключение из общего числа людей, находящихся на яхте.
Вы, герр Шютте, и вы, мистер Тросс, имеете безусловное право на
сохранение жизни, впрочем, как и остальные члены команды. Я готов
исключить из этого числа лишь себя.

- Боюсь, проф, что вы немного того... после купания. Чего
доброго, вы пожалеете, что я вас вытащил?

- Нет, герр Шютте. Я признателен вам.

- Вас трудно понять, сэр, - вступил в разговор Тросс.

- О, мистер Тросс, с вами я поговорю особо, мы продолжим беседу,
начатую в Аппалачских горах. И о проблеме доверия.

И маленький профессор, рассеянно задевая рукой за все
попадающиеся предметы, откинув в сторону оторванный хобот противогаза,
важно отправился в свою каюту.

- Похоже, что от этого газа мы все перепились, а герр профессор
свихнулся, - пробурчал Ганс.

- Пусть проглочу я пароходный винт, если завтра не будет
чего-нибудь почище! Кстати, мистер Шютте, помогите мне поднять на
палубу этих шлюпочных буянов, которые так нализались, вернее,
надышались, что и потонуть-то даже не сумели!

- Вы обвяжите их внизу веревкой, а я вытащу сразу обоих.

Ночь на яхте прошла сравнительно спокойно. К утру газовый хмель
вышел, и бунтари покорно явились к Гансу с повинной и больной головой.

Ганс великодушно всех простил и расставил по обычным местам.

Противогазов не снимали. Матросы постепенно начали к ним