всегда, мы будем думать, чувствовать и оценивать по-своему... Надолго ли?
Откуда я знаю? Ни я, ни ты и ни одна цыганка этого не предскажет. Месяц.
Год. Десять лет ... Но разве прожить такой год - мало? Нет, погоди, -
сказала она громче, заметив, что я собираюсь заговорить, - я хочу ответить и
на тот вопрос, который ты не задал, но который вертится у тебя на языке: не
слишком ли я легкомысленна, не стремлюсь ли к удовольствиям, и все такое
прочее. Конечно, стремлюсь, как и любой человек ... То, о ,чем ты, наверное,
подумал в первую очередь, для меня не самое главное, хотя и не последнее;
ради этого я не стала бы ... во всяком случае, соблюла бы приличия. Если бы
все проблемы решались в наши дни так легко, как эта...
ее - и вновь мне не было позволено.
только по этой причине, - ты, кстати, сам еще и не знаешь, нужна ли я тебе
именно так, - я тебе нужна всерьез. А таких людей, которым ты нужна всерьез,
и которые чем-то нужны тебе, пусть ты еще и не знаешь, чем, но чувствуешь,
что нужны, - таких встречаешь не каждый день и не каждый год, а встретив, не
думаешь, насколько прилично или неприлично подойти к ним и, используя это
самое равенство, сказать: не проходите мимо, вот я, здесь! Понял?
самого начала, как же ты могла сбежать куда-то, чтобы только случайность
помогла нам встретиться во второй раз? Сбежать из-за какой-то ложной обиды
...
смеяться, неизвестно чему.
проницательные создания! Значит, ты действительно думаешь, что я сбежала и
провела ночь где попало?
времени терпел... Я-то решила, что ты сразу догадался!
расхохоталась снова.
как только услышала, что ты собираешься уйти. И еще в подъезде обождала,
пока не хлопнула дверь наверху...
звонил.
случаях - конец раз и навсегда.
дров и подумал, что надо будет сходить еще раз.
Интуиция говорит мне, что ты в чем-то неискренен... таишь про себя что-то
важное, что беспокоит тебя и не позволяет воспринимать все таким, каково оно
есть, и меня в том числе тоже. Почему ты не хочешь сказать мне, в чем дело?
Неужели жизнь не научила тебя тому, что от этого бывает только легче?
Пожалуйста, скажи мне, потому что сейчас ты еще можешь сказать мне все. И
если даже признаешься мне, что у тебя шесть законных жен, или что ты убил
человека, или растратил деньги и скрываешься от розыска...
книгах, и в кино, и, наверное, не раз случалось в жизни. Говорю тебе: сейчас
еще можно сказать и понять все, но чем дальше, тем труднее будет: тебе -
сказать, а мне - понять и принять.
сейчас о чем угодно, и я отвечу, как бы ни хотелось мне не говорить об этом.
Не хочу недоговоренностей, не хочу сомнений, они способны убить все самое
лучшее, то, без чего жить нельзя ... Будь таким, каким я тебя вижу, скажи
мне все, и увидишь, как сразу станет хорошо тебе... и мне тоже!
III
чем молчать, а говорить правду я не имел права.
постыдная, я, не задумываясь и немедля, открылся бы Ольге - и заранее знал
бы, что мне станет легче. Но таких тайн у меня не было, и уж во всяком
случае не они меня беспокоили; но то, что она своим женским чутьем ощущала,
было тайной военной. В армии обо всем должно знать ровно столько людей и
именно те люди, скольким и которым знать положено. Тебе не нужно гоняться за
информацией и добывать ее откуда-то из-под полы: что тебе полагается знать,
тебе сообщат, а чего не скажут - значит, тебе этого знать и не надо. И
можешь служить спокойно. Ольге никак не было положено знать о заминированном
подземелье, в котором, вернее всего, хранятся законсервированные культуры
самых гнусных бактерий, какие только существовали тридцать - сорок лет назад
(хотя и странно даже в уме сочетать слова "культура" и "гнусный"). Когда
речь идет о вещах, предназначенных хотя бы просто для служебного
пользования, пусть на них и не стоит гриф "Совершенно секретно", нет никакой
градации, кому из посторонних можно о них рассказывать, и кому нельзя -
нельзя никому. Даже одно слово о том, что тяготило меня, было бы уже
нарушением принципов, придерживаться которых я привык за четверть века
армейской жизни и не нарушил бы, в полном смысле слова, даже под страхом
смерти - не говоря уже о том, что очень скверно было бы в самом преддверии
близости выбалтывать то, что я обязан хранить про себя, и искать духовной
общности путем нарушения воинской морали... И я молчал, а Ольга ждала, и я
видел, как с каждой минутой моего молчания ее взгляд становится все угрюмее
и она, не двигаясь с места, продолжая касаться меня бедром и плечом, тем не
менее отходит от меня все дальше.
угадала, не стану уверять, что меня не тяготят никакие мысли. Но, - я
нагнулся, чтобы снизу вверх заглянуть ей в глаза, но она чуть повернула
голову, и вместо глаз я увидел лишь тени, в которых не было никакого
выражения, - но объяснить тебе, в чем дело, я сейчас не могу. Я не-мо-гу.
Даю слово, даю честное слово: это не касается ничего бесчестного,
постыдного... это никак не задевает ни тебя, ни нас обоих вместе. Это...
Потерпи немного, Оля, быть может, уже завтра или послезавтра я смогу
рассказать тебе обо всем. А до тех пор ты не станешь сомневаться во мне... и
не станешь сердиться за молчание, которого я не имею права нарушить.
устойчивую, зрелую грусть, не свойственную людям ее возраста, а красивым
женщинам - в особенности. Она сказала:
слишком многое основано на вере, она не дает уверенности. Для уверенности
надо знать, точно знать. И раз между нами что-то остается недоговоренным, я
не могу сказать тебе то, что мне очень хочется сказать: "Что бы ни случилось
- я с тобой". И во мне по-прежнему остается какая-то настороженность по
отношению к тебе, - она чуть улыбнулась. - Я понимаю, это, наверное,
нехорошо и неправильно, но ведь каждый из нас чувствует и думает так, как
свойственно именно ему, а не как нужно было бы по всем правилам; я понимаю,
но ничего не могу поделать, и поэтому не смогу простить тебе ни малейшей
обиды, невнимательности, всего такого, что простила бы, пусть и без
восторга, если бы знала, что между нами не осталось никаких
недоговоренностей. Не обижайся, но иначе у меня не получится...
повода.
голой, то ли в знак недоверия, то ли отвечая каким-то не высказанным вслух
мыслям. - А может быть, я хочу слишком многого? Но знаешь, я всегда буду
хотеть слишком многого, и тебе не будет со мной легко. Подумай, пока можно:
может быть, ты уже жалеешь о нашем знакомстве, о том, что тратишь время на
чужую женщину, которая тебе чуть ли не навязывается?
прозвучало чисто и уверенно:
Поверь. Я немного ведьма, и будущее бывает приоткрыто мне, суровый мужчина.
Ты не жалеешь, что встретил меня, ты только что сам сказал это. Я рада, что
встретила тебя. Тебе это известно. Мы с тобой хотим одного и того же. Кто
или что может помешать нам? Прошлое? Нет, оно сделало свое дело: привело нас
в сегодня, в сию минуту. Настоящее? Мы вдвоем, и вблизи нет никого, кто
потревожил бы наш разговор и помешал бы нам. Будущее? Мы с тобой сейчас
лепим его, оно будет нашим. Ты можешь не отвечать, я знаю, ты согласен со
мной. Я ведь поняла тебя уже давно: твое спокойствие, твоя суровость и
трезвость - это не характер, это лишь образ, а на самом деле ты уже давно
тосковал обо мне, месяцами, годами, а меня все не было, и ты старался вести
себя так, чтобы никто, упаси боже, не заподозрил, что тебе чего-то не
хватает в жизни... Я задержалась, прости меня; но и ты почему-то не спешил
ко мне, а ведь я не обижаюсь на это... Ты увидел меня и полюбил, хотя не
желал признаться себе в этом; ты ведь можешь полюбить только сразу - или уж