размотает этот смертельный клубочек?
будет за стабильность? Неизбежный конфликт с Прибалтикой, неминуемый мировой
кризис, неотвратимая гибель страны. Все останется как есть: три войны и
маленький бункер в тридцать восьмом году, где горстка идеалистов, или
эгоистов, или безумцев нянчит мечту о "новом пути". Для чего мы его искали -
чтоб не позволить сделать еще хуже? В нашем случае между "плохо" и "очень
плохо" нет никакой разницы.
Тихона. И отпустить не можем. Зажали в углу, как два инвалида девицу, а
зачем?"
видел его глаза и то, как медленно он моргнул, отпуская Тихону грехи.
даже не шелохнулся.
по-прежнему стоял у двери, только за один миг, на который я выпустил его из
вида, он успел переодеться: ноги зашнуровались в высокие ботинки с толстой
подошвой, а на теле появилась не подходящая для сентября летняя рубашка,
наполовину пропитанная кровью. Его правая рука висела плетью, а левая
сжимала знакомое по прошлой встрече ружье.
пулемет. После бега по лестнице его голос был на удивление ровным:
широкой ладони, сообразил: стреляет. Вихрь чувств, прокрутившийся в мозгу,
уложился в то время, за которое патрон выщелкивается из обоймы. Я знал:
Колян стреляет, потому что теперь у него не осталось выбора, я бы и сам
сделал то же - когда у меня будет свое оружие?! - ну что же он так медленно,
ну давай же, дава-а-ай!!
початки желтого пламени. Воздух проткнули две светящиеся спицы.
собственную смерть. Куцапов со своим пистолетом против двух плотных очередей
выглядел неандертальцем. Он пальнул два или три раза - без толку.
совсем непохожее.
бледная, чтобы ее можно было с чем-то сравнить. Вокруг колыхалось зыбкое
марево открытой дыры, подкрашенное желтым сиянием. Поглощая две огненные
нити, дыра равномерно выплескивала кровь, словно доказывала правильность
закона сохранения.
двумя очередями. Пойте сладкую песню о бронежилетах, мастера телевизионного
экшен! Где взять столько кевлара, чтоб удержать двести-триста пуль,
выпущенных в упор?
поинтересовались результатом, будто единственной их целью было растратить
лишние патроны, а воткнулись ли пули в стену, впились в живое тело - не
важно.
стоять на лестнице, слегка ухватившись за перила? Что, Колян, затекла нога,
зачесалась лопатка? Сколько в тебе железа - килограмма два? Как
самочувствие, мертвый Колян?
прилип к животу. На уровне груди виднелось три опаленные прорехи,
смахивающих на дырки от пьяной сигареты. Колян не курил.
заклепка с выдавленными по кругу буквами "Верея" не смогла остановить полета
злой металлической мошки.
полностью повторившая забытый рубец.
брызги.
красными пузырями. - Амба!
Амба - это еще мягко сказано.
и не задели ноги, но прибор превратился в горсть электрического хлама,
половина которого уже высыпалась на залитый кровью пол.
опрокидываться через перила.
гаком подмял меня, как стебелек укропа. Мы вдвоем опустились на липкие
ступени, и я опять подивился количеству крови. Если б вся она вытекла из
Коляна, он бы уже не дышал. И куда подевались все пули, если мы поймали штук
десять на двоих?
пальцы на его груди, а это бы его убило. Оставалось только волоком. Я взял
Куцапова за локти и потащил вниз. В какой-то момент он пришел в себя и,
чтобы хоть как-то мне помочь, принялся отталкиваться ногами, но вскоре опять
забылся, твердя в беспамятстве одно и то же:
наверняка, что до больницы он не дотянет. Его каблуки бились о ступени,
отсчитывая пройденные сантиметры. Позади размазывались бурые кляксы, но
определить, чья это кровь - моя, Коляна или та, что вытекла из дыры, было
невозможно.
двустворчатой, старого образца двери выползали истязающие запахи жареной
курицы, слышалась стандартная коммунальная ругань, рев магнитофона и
тоскливый звон кухни. На секунду диалог двух хозяек прервался, и в тишине
мне послышался какой-то шорох. Я задрал голову - лестница была пуста, только
темный предмет размером с футляр для очков быстро свалился вниз, ударяясь о
фигурную решетку перил. "Это могла быть машинка", - отчаянно подумал я.
Вместе с воспоминанием о машинке явилась и запоздалая догадка: вот для чего
Тихону понадобился второй синхронизатор. Он не собирался ставить на своей
шкуре рискованных экспериментов. Ему нужно было спастись, прикрыть самого
себя, и у него это получилось. У Тихона снова все получилось.
а некими символами, знаками кастовой принадлежности. Даже государственные
машины с флажком на номере сползали с заветной левой полосы, признавая наше
бесспорное, хотя и неписаное преимущество. В ответ на каждое мое нарушение
инспекторы "гибели" лишь по-отечески грозили пальчиком.
местонахождение по верхушкам зданий и указывал, где следует свернуть, а где
прибавить скорость. За всю поездку я почти не прикасался к педали тормоза,
мы остановились только один раз, когда перекрыли движение из-за кортежа
премьер-министра.
над моими водительскими навыками и тем больше крови он отхаркивал с каждым
выдохом. Организм, настроенный на вечную борьбу, бросал в топку выживания
последние резервы, и я боялся, что до дома он не дотянет. Мне почему-то
казалось неимоверно важным привезти его на место еще в сознании и дать
возможность увидеться с Коляном из этого времени.
превратилось в сплошное бульканье, а кашель, накатывая, не отпускал по
несколько минут. И все-таки он еще держался. У въезда во двор он дернул меня
за руку, напоминая про поворот и одновременно помогая вписаться между стеной
и воротами. Я не сразу разобрался, что от меня требуется, да и про тормоз
вспомнил с опозданием, поэтому вираж получился слишком резким. Машина
чиркнула правым боком об угол, но не застряла, а проехала дальше, вырвав
здоровенный кусок штукатурки.
дверь и кулем вывалился наружу. Куцапов умирал - теперь уже по-настоящему,
без бравады и прибауток, с ужасом, с отчаянием.
яростью и жаждой мщения, но мои мысли были заняты только Коляном - если его
поднять, то он, возможно, проживет пару лишних минут. Да разве они могут
быть лишними!