какой-то пророческий смысл, - отозвалась Венцеслава, - но я нахожу, что
в этом разговоре он мог употребить его в самом обыкновенном смысле.
настойчиво допрашивала Амелия. - Это было какое-то особенное слово, но
волнение помешало мне его запомнить.
бою страшное усилие, чтобы солгать.
ведь и я неглупа и прекрасно поняла, что вы и есть то мистическое утеше-
ние, которое было обещано видением Альберту как раз на тридцатом году
жизни. Не пытайтесь скрыть, что вы это поняли лучше меня: это небесное
предопределение, и я не ревную к нему.
колько минут. - Когда Альберт вот так исчезал - внезапно, словно по вол-
шебству, - нам всегда казалось, что он скрывается где-то поблизости,
быть может даже в самом замке, в каком-нибудь месте, известном лишь ему
одному. Не знаю, почему, но мне пришло в голову, что если б вы сейчас
запели и он услышал ваш голос, он вернулся бы к нам.
заметила ревнивая Амелия.
несравненный Фаринелли мог своим пением рассеивать черную меланхолию ис-
панского короля, подобно тому как юному Давиду удавалось игрой на арфе
укрощать ярость Саула. Попробуйте, великодушная Порпорина: душа, столь
чистая, как ваша, должна распространять вокруг себя благотворное влия-
ние.
гимн в честь богоматери-утешительницы, которому выучила ее в детстве
мать. Он начинался словами "Consuelo de mi alma" ("Утешение моей души").
Она спела его таким чистым голосом, с такой неподдельной простотой и ве-
рой, что хозяева старого замка почти забыли о предмете своей тревоги,
отдавшись всецело чувству надежды и веры. Глубокая тишина царила и в са-
мом замке и вокруг него; окна и двери были распахнуты настежь, чтобы го-
лос Консуэло мог разноситься как можно дальше; луна своим зеленоватым
светом заливала амбразуры огромных окон. Все было спокойно. Душевные му-
ки сменились чистым религиозным чувством, как вдруг тяжелый вздох, слов-
но вырвавшийся из глубины человеческой груди, откликнулся на последние
звуки голоса Консуэло. Вздох этот был так явственен и продолжителен, что
все присутствующие не могли не услышать его; даже барон Фридрих приотк-
рыл глаза, думая, что его кто-то зовет. Все побледнели и переглянулись,
точно говоря друг другу: "Это не я. Может быть, это вы?" Амелия не могла
удержаться, чтобы не вскрикнуть, а Консуэло, которой показалось, что
вздох этот раздался совсем подле нее, хотя она сидела за клавесином до-
вольно далеко от всех остальных, так испугалась, что не могла вымолвить
ни слова.
этот вздох, точно исходящий из глубины земли?
нашими головами, как дуновение ночи.
то время, как мы были поглощены музыкой, а потому мы услышали легкий шум
ее крыльев только тогда, когда она уже вылетела из окна, - высказал свое
предположение капеллан, у которого, однако, зубы стучали от страха.
Цинабр. И все-таки кто-то странно вздохнул. Если б я решилась подойти к
окну, я увидела бы, не подслушивал ли кто-нибудь пение из сада, но,
признаюсь, если б от этого зависела даже моя жизнь, у меня все равно не
хватило бы на это храбрости.
вы недостаточно храбры, дорогая баронесса, - тихо сказала Консуэло, си-
лясь улыбнуться, - попробую, не окажусь ли я смелее.
храбритесь: вы бледны как смерть и вам еще может сделаться дурно.
ки, дорогая Амелия? - проговорил граф Христиан, направляясь медленным
твердым шагом к окну.
воображения женщин. Их изобретательный ум всегда стремится добавить ка-
кие-нибудь вымышленные страдания. В этом вздохе нет, без сомнения, ниче-
го таинственного. Кто-то из нас, растроганный прекрасным голосом и ог-
ромным талантом синьорины, безотчетно для себя самого издал нечто вроде
восторженного возгласа, вырвавшегося из глубины души. Быть может, это
произошло даже со мной, хотя я сам этого и не заметил. Ах, Порпорина,
если вам не удастся излечить Альберта, то по крайней мере вы сумеете из-
лить небесный бальзам на раны, не менее глубокие, чем его.
ручавшие его семейные невзгоды, были тоже небесным бальзамом для Консуэ-
ло. Ей захотелось опуститься перед ним на колени и попросить благосло-
вить ее так, как благословил ее Порпора, расставаясь с ней, и как бла-
гословил ее Марчелло в тот прекрасный день ее жизни, с которого начался
для нее целый ряд печальных и одиноких дней.
Консуэло, которой такое положение внушало мучительную тревогу, удивля-
лась, видя, что семейство Рудольштадтов переносит гнет этой страшной не-
известности, не проявляя ни отчаяния, ни нетерпения. Привычка к самым
тяжелым переживаниям порождает какую-то видимость апатии, а иногда и
подлинное очерствение, уязвляющее и даже раздражающее души, у которых
чувствительность еще не притупилась от продолжительных несчастий. Консу-
эло жила среди этих унылых впечатлений и необъяснимых происшествий слов-
но в кошмаре, и ей казалось удивительным, что порядок в доме почти не
нарушался: как всегда, была деятельна канонисса, по-прежнему барон увле-
кался охотой, так же неизменно капеллан исполнял свои религиозные обя-
занности, так же весела и насмешлива была Амелия. Эта веселость и жи-
вость молодой баронессы особенно возмущали Консуэло. Ей было совершенно
непонятно, как та могла хохотать и дурачиться, в то время как сама она
едва в силах была читать или шить.
было чудо терпения, вкуса и аккуратности. Сделав обход дома, она усажи-
валась за свои пяльцы, хотя бы для нескольких стежков, пока ей не прихо-
дилось снова идти в амбары, в кладовые или в погреба. И надо было ви-
деть, какое значение придавала она всем этим мелочам, как это тщедушное
существо своей ровной, полной достоинства, размеренной, но всегда быст-
рой походкой обходило все закоулки своего маленького царства, тысячу раз
за день исколесив во всех направлениях тесную и унылую площадь своих до-
машних владений. Консуэло не понимала также уважения и восхищения, с ко-
торым все в замке и в округе относились к тому, что канонисса с такой
любовью и рачительностью взвалила на себя обязанности неутомимой эконом-
ки. Глядя, как она с мелочной бережливостью упорядочивает самые ничтож-
ные дела, можно было подумать, будто она алчна и недоверчива. А между
тем в серьезных случаях жизни она проявляла широкую и великодушную нату-
ру. Но этих благородных качеств и особенно этой чисто материнской неж-
ности, за которые ее так ценила и почитала Консуэло, было бы недостаточ-
но для окружающих, чтобы сделать ее героиней семейного очага. Для того
чтобы всеми были признаны ее действительно незаурядный ум и сильный ха-
рактер, нужно было также - особенно нужно было - это священнодействие
при ведении обширного хозяйства замка со всеми его мелочами (которые как
раз и могли его опошлить). Не проходило дня без того, чтобы граф Христи-
ан, барон или капеллан не провожали ее восторженным восклицанием:
ниссе!"
нявшего ее собственное существование, не осмеливалась подтрунивать над
хозяйственным пылом тетки, который представлялся Консуэло единственным
пятном на лучезарном душевном облике чистой и любвеобильной горбуньи
Венцеславы. Для девушки, родившейся на большой дороге и брошенной в мир
без иного руководителя и покровителя, кроме собственной гениальности,
столько забот, такая затрата энергии, такое нравственное удовлетворение,
получаемое от сохранения каких-то вещей, от заготовки каких-то припасов,
казались чудовищной растратой душевных и умственных сил. Ей, ничего не
имевшей и не жаждавшей никаких земных благ, тяжело было видеть, как эта
прекрасная душа добровольно надрывается в бесконечных заботах о хлебе,
вине, дровах, пеньке, скоте и мебели. Если бы ей предложили самой все
эти блага (предмет вожделения для большинства людей), она предпочла бы
взамен хоть один миг былого счастья, свои лохмотья, свое чудное небо,
свою чистую любовь, свою свободу на венецианских лагунах. Эти горькие и
вместе с тем драгоценные воспоминания рисовались ей все в более и более
ярких красках, по мере того как она удалялась от этого радостного гори-
зонта, погружаясь в ледяную сферу, называемую реальной жизнью.
большой связкой ключей, делала в сопровождении верного Ганса обход всех
строений, всех дворов: запирались все выходы, осматривались все закоул-
ки, где могли бы спрятаться злоумышленники, как будто никто не мог зас-
нуть спокойно за этими грозными стенами, пока во рвы, окружающие замок,
Контровский Владимир
Быков Василий
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Емилина Ника
Херберт Фрэнк