Чтение 50–й страницы книги ~Самый далекий берег~

— Вот так-то, — ухмыляясь, сообщил себе Кирьянов и, пошатнувшись,
побрел туда. — Так-то честнее будет, а?

Вся его тоскливая злость отчего-то удесятерилась, когда красавица,
комсомолка, отличница, спортсменка встретила его обаятельнейшей улыбкой — былая
недостижимая мечта, светлый образ, сладкое видение, фея из недосягаемого
пространства...

— Ложись, стерва, — сказал он хрипло, злясь то ли на себя, то ли на
мир, то ли на все вместе. — Кому говорю? Что копаешься?

И в злой пьяной целеустремленности завалил недостижимую мечту на
неразобранную постель, задирая подол белого платьица, навалился сверху, с
треском разодрал мешавшую ткань, взялся за дело примерно с той же бережностью и
романтичностью, что отбойный молоток, сердито выдыхая сквозь стиснутые зубы,
гадая, может ли это ощущать боль — а хорошо бы, прекрасно бы...

И насиловал размашисто и грубо, пока не почувствовал на шее тонкие
теплые пальчики, пока ухо не защекотал нежный шепот:

— О, милый, какой ты... Хороший мой... Вот тут он опамятовался,
моментально схлынули и злость, и даже, кажется, опьянение. Оторвался от нее,
сел на краешек постели, сжав голову. Вполне трезво подумал, что нельзя вот так
в одночасье превращаться в законченную сволочь — ведь, если рассудить, нет
разницы: над живым человеком так издеваться или над этим, то и другое одинаково
подло и мерзко...

Поднял голову. Красавица в разодранном платье, точная копия былой
мечты, прекрасная даже в разодранном на лохмотья платье, смотрела на него
преданно, любяще, ожидающе. Улыбнулась, как ни в чем не бывало:

— Милый, что с тобой? Иди ко мне...

— Провались ты! — панически вскрикнул Кирьянов, вскочил, как был, со
спущенными штанами, одним прыжком оказался в прихожей и что было сил надавил
кнопку. Не отнимал руки очень долго — как будто это прибавляло надежности, как
будто инопланетный механизм не срабатывал от легкого касания.

И, кое-как подсмыкнув портки, долго еще стоял у стены, отчего-то боясь
заглянуть в спальню. Потом все же решился, приоткрыл дверь.

Разумеется, никого в спальне уже не было, только смятая постель таковой
и осталась...

В дверь деликатно постучали. Второпях приведя себя в полный порядок,
Кирьянов отворил. Прапорщик Шибко, подтянутый и невозмутимый, бесстрастно
сказал:

— Обер-поручик, будьте любезны немедленно пожаловать к командиру.

— А в чем дело? — буркнул Кирьянов.

— Мы люди маленькие, нам не докладывают... — сказал Шибко без тени
улыбки. — Пойдемте.

Проводив Кирьянова до кабинета Зорича, он не остался в приемной, вошел
следом, присел в уголке. Штандарт-полковник, без особой нужды перебиравший на
столе красивые авторучки и еще какие-то безделушки канцелярского назначения,
наконец поднял глаза.

— Константин Степанович, — сказал он с легкой досадой. — Простите
великодушно, что мне приходится влезать в вашу личную жизнь, но ситуация, право
же, достигла пределов, когда о деликатности приходится забыть...

— В чем дело? — спросил Кирьянов, набычась.

— Присаживайтесь...

— Благодарствуйте, — с неприкрытой язвительностью сказал Кирьянов,
плюхаясь в кресло. — Вот уж не предполагал, что моя личная жизнь может стать
предметом...

— Повторяю: ситуация достигла пределов, когда вмешательство, уж не
посетуйте, необходимо, — мягко сказал штандарт-полковник. — Поверьте, мне это
не доставляет никакого удовольствия, но я вынужден. Поймите, вынужден. Я здесь
командую и отвечаю за всех и за все. И когда я узнаю, что подчиненные мне
офицеры устраивают из-за женщины драку с применением огнестрельного оружия, я
просто обязан вмешаться, вы не находите?

«Мать твою, — тоскливо подумал Кирьянов. — Ну кто мог заложить? Не
Чубурах же! Миша сдохнет, но стучать не станет... Кто ж видел-то?

А вслух он сказал:

— Позвольте уточнить, товарищ штандарт-полковник... Вас кто-то
дезинформировал. Не было ни драки, ни применения оружия...

— Простите, я неточно сформулировал... Но оружие было?

— У одного из участников.

— Вы полагаете, это как-то облагораживает ситуацию? — пожал плечами
Зорич. — Ну, что же вы молчите?

— Нет, — сказал Кирьянов, — нисколько не облагораживает, согласен... Но
и драки не было...

— Хорошо. Сформулируем предельно четко. Готова была вспыхнуть драка, в
ходе которой вполне могло быть применено оружие... Против этой формулировки вы,
надеюсь, ничего не имеете? — спросил Зорич со столь преувеличенной вежливостью,
что она была если не издевкой, то уж насмешкой, безусловно.

— Не имею, — пряча глаза, сказал Кирьянов.

— Вот видите... По-вашему, это нормально? Приемлемо? Допустимо?
По-вашему, это детские шалости? — В его голосе прозвучал командирский металл. —
Не слышу ответа, обер-поручик!

— Виноват...

— Следовательно, происшедшее неприемлемо, ненормально и недопустимо?

— Так точно, — сумрачно признал Кирьянов.

— И мое вмешательство в ситуацию по праву командира вполне оправданно?

— Так точно, — повторил Кирьянов.

— Рад, что вы понимаете... — сказал Зорич бесстрастно. — В таком случае
извольте немедленно рассказать, кто эта... дама, что ввергла вас и вашего...
оппонента в такую... ажитацию.

— Зачем? — с искренним недоумением спросил Кирьянов.

Зорич покривил губы в подобии улыбки:

— Уж безусловно не за тем, чтобы повесить вашу даму на крепостной
стене... Ее просто придется перевести куда-нибудь в другое место, уж не
взыщите. Когда начинаются такие вот... коллизии, яблоко раздора, сиречь
источник неприятностей, лучше потихоньку перевести куда-нибудь в другое место.
Иначе, как подсказывает мой житейский опыт, мы не застрахованы будем от новых
инцидентов. А они, в свою очередь, повлекут... Ну, вы же взрослый мужчина и
офицер. Я не буду повторять набивших оскомину казенных фраз, вы и сами
прекрасно понимаете, что это вредит службе. Итак, кто она?

— Вы все равно ее не сможете перевести, — сказал Кирьянов. Зорич поднял
бровь:

— Как это прикажете понимать? Насколько мне известно, вышестоящее
начальство пока не подписывало приказов о моем снятии или служебном
перемещении, так что я остаюсь командиром, которому вынуждены подчиняться все,
кто здесь служит, нравится им это или нет.

Глядя в пол, Кирьянов убито признался:

— Но она-то вам не подчиняется...

— Как так? — спросил Зорич с нешуточным удивлением.

— Она не отсюда.

— Простите? Вы хоть понимаете, что говорите? Чувствуется по запашку,
что вы совсем недавно... употребляли. Но, Константин Степанович, вы определенно
в том состоянии, когда человек способен к АКТИВНОЙ МЫСЛИТЕЛЬНОЙ деятельности,
можете трезво оценивать обстановку... Как это — «она не отсюда»? На планете нет
других объектов, кроме нашей базы, а на базе просто нет людей, которые бы мне
не подчинялись;..

— Она... она из дома отдыха, — сказал Кирьянов. — С генеральских дач,
или как там это зовется...

Что-то со стуком упало сзади. Кирьянов повернул голову — это прапорщик
Шибко, вскочив со своего кресла, опрокинул со стоявшего рядом столика вазочку с
цветами, но не обратил на это ни малейшего внимания. Стоял навытяжку, таращась
с видом глубочайшего изумления. В точности такого, как появилось на лице
Зорича, уже не похожего сейчас на бронзовый бюст Наполеона Бонапарта...

— Как-кого еще дома отдыха? — протянул Шибко, бледнея на глазах. —
Как-ких еще генеральских дач?!

— Как-ких еще генеральских дач? — как эхо, повторил Зорич.

Он тоже бледнел на глазах, и это было настолько незнакомо, неожиданно и
удивительно, что Кирьянов ощутил, как вдоль хребта прошли волной мелкие ледяные
мурашки.

— Те, что в распадке, — промямлил он, почему-то начиная ощущать самый
что не на есть неприкрытый, панический страх. — Там, в распадке, за озером, дом
отдыха для генералов...

Его собеседники переглянулись, и штандарт-полковник стал медленно,
ужасно медленно подниматься из-за стола.

— И озеро! — во весь голос крикнул вдруг Шибко. — И это чертово озеро!
Озеро, герр оберет! Ферфлюхтер хунд!

Он стоял, выпрямившись во весь рост, бледный как смерть, громко
выплевывая незнакомые слова, матерщину, судя по тону. Потом замолчал, с
остановившимся взглядом теребя рукой китель в том месте, где когда-то, в
прошлой жизни, у него, должно быть, висела пистолетная кобура...

— Вы полагаете? — ледяным тоном осведомился штандарт-полковник.

— И озеро...

— Кирьянов! — Зорич крикнул так, что Кирьянов, сам не зная почему,
вскочил и вытянулся. — Быстро, в трех фразах! Что за дачи, кто она...

— Мы познакомились... Она гуляла по берегу... Ее зовут Тая, она дочь
какого-то генерала Структуры... Живет в доме отдыха, что в распадке... Я его
сам видел, она показывала... — Он смотрел прямо в глаза штандарт-полковнику, и
оттого, что видел там, страх не проходил, наоборот, креп. — Я видел стену,
окна...

Зорич, оторвав от него остановившийся взгляд, чуть склонился над столом
и ткнул пальцем в какой-то тумблер.

И все моментально перепрыгнуло в какое-то иное, неведомое измерение. В
коридоре, по всему зданию отчаянно взвыли сирены, в перерывах меж мощным ревом
слышно было, что и в других зданиях звучит то же самое. Металлический голос
донесся откуда-то сверху: