Чтение 50–й страницы книги ~Люди огня~

- Кто же будет молиться за тебя?

- Это что, спорт - спасать погибшие души?

Она усмехнулась:

- Хобби.

- Молись в своем Бет-Шеариме!

- Тогда я не узнаю вовремя.

Я вздохнул.

- Ну и хрен с тобой! Сиди! Самоубийца!

ГЛАВА 9

Это был, пожалуй, самый спокойный период правления Эммануила. И самый благостный, если не считать начала, до его смерти и воскресения. Тишь да гладь: ни сражений, ни избиений "погибших", ни массовых казней. Исламские террористы словно погрузились в зимнюю спячку, в Африке затихли племенные войны, а в Индии Мусульмане помирились с индуистами.

Но не нравилось мне это затишье. На окраинах Империи, словно в океанских глубинах, далеко от поверхности с полным штилем, шли процессы, чреватые распадом.

Я по-прежнему получал графики Варфоломея, но все было ясно и без графиков. Землетрясения, извержения вулканов, наводнения, техногенные катастрофы давно стали привычным явлением. Но появилось и нечто новое. Во-первых, сложности со связью. Помехи радиосвязи и телевещания и отвратная работа телефонов. Барахлил Интеррет. Где-то в глубинах сети терялось до двадцати процентов писем. Страны все более удалялись друг от друга.

И еще. В Монголии были обнаружены случаи оспы. По крайней мере были подозрения, что это оспа. Варфоломей всех поставил на уши. Более двадцати пяти лет назад было сочтено, что оспа полностью побеждена и штамм вируса уничтожен. Ни у кого из молодого поколения не было иммунитета.

В конце февраля Господь вызвал меня к себе. Я не сомневался насчет цели этого приглашения - Храм был успешно отреставрирован. Цитадель уже была перестроена, и Эммануил переселился туда, прихватив Иоанна, всех четырех жен, Матвея и Филиппа. Мы с Марком пока оставались в Президентской резиденции.

Господь вызывал не в Храм, а в свой кабинет в цитадели и днем, в три. У меня была фора во времени часа полтора. Я написал записку с планом тюрьмы, расписанием прогулок Терезы и рекомендациями по подкупу тюремщиков. После такой информации не устроить ей идеальный побег мог только идиот. Я зашел в храм Святой Анны и бросил записку в ящик для пожертвований.

Новый дворец Эммануила занимал не только территорию цитадели Давида, но и прилегающую часть Армянского квартала. Он был весьма современен, но старательно стилизован под старину и выглядел все же лучше, чем пирамида Лувра.

Кабинет Господа производил впечатление квартиры в американском небоскребе. Огромная комната с восточным окном от пола до потолка. Вид на Старый Город, Храмовую гору и Двараку на горизонте.

Когда я вошел, Эммануил стоял у этого окна. Едва обернулся ко мне.

- Заходи, Пьетрос. Ты знаешь, что творится в Европе?

Точной информации не было даже у меня, не мой регион - лишь расплывчатые слухи о начале эпидемии.

- Я знаю, что творится в Монголии, Китае и Корее. В Европе тоже?

Здесь уж Варфоломей снабжал меня информацией. Оспа. Теперь в этом не было никаких сомнений. Новую вакцину получили довольно быстро, благо технология была известна, но вирус мутировал. Число жертв за два месяца достигло почти пяти тысяч.

- В Европе гораздо хуже, Пьетрос. Мы не знаем, что это такое. Но убивает мгновенно. Люди падают на улицах, причем те, кто накануне чувствовал себя совершенно здоровым. Причина неизвестна. Долгое время эпидемии не замечали - списывали на другие причины, пока смертность не перевалила за сотню в сутки. Тогда придумали название: Синдром Внезапной Смерти. Большего сделать так и не смогли. Возбудитель не выделен.

- Я почти ничего не знал.

Он кивнул:

- Я стараюсь, чтобы эта информация не проникала в газеты во избежание паники. Только по особым каналам. Теперь ты в курсе. Наиболее тяжелая ситуация во Франции, чуть лучше в Германии, Испании и Италии. Еще лучше в Восточной Европе и на Балканах, в Северной Европе - только единичные случаи. Твой самолет вылетает завтра в четыре утра.

- Я не врач.

- У тебя будет Лука Пачелли и целый отряд иммунологов. Твоя задача организация, координация и действия по обстоятельствам. Кстати, может быть, это и не вирус.

- А Марк?

- Марк останется со мной. Возьми Матвея. Итак, завтра в четыре специальным рейсом ты вылетаешь на родину своей возлюбленной.

Я опешил. Наверное, побледнел, судя по усмешке Эммануила.

Пролепетал:

- Я не понимаю.

- Неужели?

- Мы всего лишь несколько раз беседовали.

- Конечно. Если бы мне доложили, что ты с ней спал, я бы не поверил. Думаю, тебе и без нее есть с кем спать. Массовый исход из Бет-Гуврина перед газовой атакой - через неё обеспечивал?

Я молчал. Наивный! До сих пор я тешил себя надеждой, что он этого не знает.

- Ладно, - сказал Эммануил. - Поговорили. Самолет у тебя завтра, а сегодня в половине двенадцатого - в Храме. Все, убирайся!

Я не знал, куда себя деть. До половины двенадцатого оставалось почти восемь часов. Я собрал вещи и приказал отправить в аэропорт. Их оказалось на удивление мало, и весь процесс занял полтора часа.

Мне хотелось проститься с Терезой, но я понимал, что Эммануил именно этого и ждет. Хотя, с другой стороны, какая разница? Он же все знает.

Я был у нее в половине седьмого. Пропустили. Я боялся, что не пропустят.

- Ты в большой опасности. Господь знает о наших встречах и истории с Бет-Гуврином, - сказал я.

- Ты в опасности!

- Меня он посылает во Францию. Там эпидемия.

- И в Нормандии?

- Вероятно.

- Сможешь передать записку в Кармель, в Лизье?

- Это в Нормандии?

Нормандия ассоциировалась у меня с сидром, кальвадосом и камамбером, а никак не с кармелитским монастырем.

- Да.

- Я не могу гарантировать. Сегодня ночью он приказал мне явиться в Храм. Смерть и бессмертие.

- И ты пойдешь?

- Я слишком долго этого ждал, я устал. Не знаешь, почему он избрал первым из своих апостолов такого слабого человека?

Она усмехнулась.

- Подражает Христу. Петр трижды отрекался и тем не менее стал камнем в основании церкви. Потому что сила не в Петре, а в Иисусе. Твое отречение еще предстоит. Четвертое отречение. Чем раньше, тем лучше, Пьер. Ты уже на полпути. Что ты тянешь? Он уже не доверяет тебе! Беги!

- Пиши свою записку, если не передумала.

Она написала. Я спрятал записку в ковчежец, подаренный мне Мейстером Экхартом вечность назад. Я так и не знал, что в нем. Похоже, еще одна записка.

- Прощай, Тереза!

- Я буду молиться за тебя.

- Молись за себя!

Я повернулся и вышел из камеры.

Свечей не было - в плоской чаше горел огонь, и это было единственное освещение. Перед алтарем, положив на него голову, как на плаху, и раскинув руки, преклонил колени человек. Я удивился, что алтарь такой низкий, словно он врос в землю. Вокруг стояли апостолы: Марк, Матвей, Иоанн, Филипп.

Варфоломей - в Китае, Яков - в Африке, Андрей - в Индии, Яков Заведевски и Лука Пачелли - в Европе, Симон и Том Фейслесс - в Америке... За алтарем, опираясь на широкий меч - Эммануил, чуть позади - Мария. Вся в черном и с черной лилией в волосах.

Я подошел ближе и увидел, что руки человека прикованы к камню широкими металлическими скобами. Длинные седые волосы на камне, белый, точнее, когда-то бывший белым, а теперь весьма замызганный хитон. Человек зашевелился, попытался приподнять голову, и я понял, кто это. Илия!

- Пьетрос, встань по правую руку, - негромко произнес Эммануил.

Я подчинился и оказался рядом с Марком.

- Марк, ты ведь умеешь владеть мечом? - спросил Господь.

- Да.

- Иди сюда.

- Я не палач, я солдат.

- Не рассказывай мне сказки про благородных воинов! Никогда не приходилось расстреливать?

- Не приходилось рубить головы.

- Есть разница? Ты слишком долго общался с Пьетросом и заразился его слабостью.

Марк сжал губы.

- Тобой движет гордыня и тупое упрямство, - продолжал Эммануил. - Первого не может быть передо мною, второе не украшает слугу.

Марк молчал.

- Ты же не отказался стать кайсяку Варфоломея, - напомнил Господь.

- Это другое.

- Многие из тех, кого вы отравили газом в Бет-Гуврине, были вдесятеро менее виновны передо мной, чем этот старик. Убей моего врага, если ты мне предан!

Марк кивнул и шагнул вперед. Я не сомневался, что он так и сделает. Было удивительно не то, что он послушался, а то, что решился возражать. Марк, такой сильный и жесткий - только воск перед лицом Господа.

- Это не меч палача, Марк, - это меч воина. Возьми!

Марк взял - по-японски, двумя руками за рукоять - и встал в стойку.

- Ну, где же твой огонь? - сказал Эммануил приговоренному, - Твой Бог больше не отвечает на молитвы?

- Так говорит Господь Саваоф... Погибнет этот город, и храм будет разрушен, и будет мерзость запустения на месте святом, - хрипло, с трудом каждое слово пробивается словно сквозь строй врагов. - И всякий из народа, кто отступился от Меня, будет ввергнут в Бездну. И убьет Зверь посланников Моих, но и сам погибнет. И осталось ему триста дней, если не сокращу сроков.

Я посмотрел на меч и понял, что у Марка дрожат руки.

- Марк, давай! - приказал Эммануил.

Меч отсек Илие голову и звякнул по камню. На алтарь хлестнула кровь.

Чаша с огнем оказалась в руках Эммануила. Он подставил ее под кровавый поток. Пламя погасло, но сама чаша начала разгораться зеленым. И я узнал ее - тот же священный сосуд, что и в Китае.

Эммануил поднял чашу, и она осветила лица апостолов мертвенно-бледным светом. У меня было впечатление, что я присутствую на черной мессе. Хотелось бежать.

Чаша пошла по кругу. Крайне некошерное занятие - пить кровь! Да еще в храме! Да еще человеческую! Сколько запретов он нарушил? Если раввинат узнает, его в полном составе хватит удар.

Иронизировать не хотелось. Защитная реакция, не более. Было страшно.

Чаша дошла до меня. Я взял, поднял глаза на Эммануила и встретил его повелительный взгляд. Словно меч, приставленный к горлу.

Я пригубил кровь, и в голове у меня переключился тумблер. Мне стало легко и спокойно. Тепло в груди, любовь к Господу, ощущение абсолютной естественности и правильности происходящего. Интересно, сколько времени это действует?

Я улыбнулся и встретил его улыбку. И только где-то на периферии сознания тлела мысль о том, что мне не нравится сам процесс переключения, он сродни приходу наркомана. Я не хочу быть рабом молекул, которые плавают у меня в крови.

- До свидания, друзья! Все свободны.

Апостолы начали расходиться. Подле Эммануила остались только Иоанн и Мария. Я встал рядом.

- Пьетрос, ты опоздаешь на самолет, - произнес Господь.

- Разве?

- Разве. Я отправляю тебя спасать людей, а не убивать. Эту работу ты сделаешь на совесть, верен ты мне или нет. Она тебе по душе. Но перед этим опасным заданием я не хочу даровать тебе бессмертие, которого ты не заслуживаешь.

Я был совершенно искренне огорчен.

В аэропорту Бен-Гурион мы с Матвеем были в половине четвертого утра. Здание семидесятых годов, все очень функционально, без излишеств. Стекло и бетон, но выглядит куда приятнее Шереметьева. В помещении VIP нас встретил командир экипажа. Самолет предоставляла Компания "Эль-Аль", одна из немногих выживших. В среднем разбивался каждый двадцатый самолет. У "Эль-Аль" этот показатель был на порядок меньше. Причина - неизвестна, зато доходы куда выше, чем у остальных. Но и она жила чартерами. Регулярные рейсы стали анахронизмом.

Я выбрал место у иллюминатора, сел и закрыл глаза. Возможно, это путь в никуда, несмотря на "Эль-Аль".

Меня разбудил шум двигателей и качка при взлете. Дремал-то минут десять. Не могу я спать в самолетах!

Я оглянулся: Матвей дрых через два ряда от меня. Где-то в носовой части были слышны голоса. Говорили на иврите. Я заинтересовался. Кроме нас с Матвеем, летели врачи, но они расположились в средней части самолета.

В иллюминаторе проплывали серые клочья облаков. Трясло. Турбулентность.

Там, впереди, кажется, о чем-то спорили. Я переждал тряску и пошел выяснять.

- Дайте нам кого-нибудь на обратную дорогу!

- Довольно того, что я помогаю вам перевезти его апостолов.

У двери в рубку второй пилот спорил с неизвестным мне стариком, напоминавшим преподавателя йешивы. Откуда здесь ортодоксальный еврей? Для врачей нехарактерна ортодоксия. Впрочем, ни шляпы, ни лапсердака старик не носил, а был одет вполне нормально, так что я мог ошибиться по поводу его религиозных убеждений.

При моем приближении разговор замолк.

- Что здесь происходит? - поинтересовался я.

Пилот попытался загородить собой старика. Я заинтересовался еще больше и осмотрел его внимательнее, с ног до головы. Точнее с рук. Это уже профессиональное. Первый взгляд - на руки. Знака не было!

Я не видел своих глаз. Что в них было: сила Эммануила или кровь Илии? Но пилот вжался в стену.

- Почему на борту "погибший"?

- Я... сейчас... с вами поговорит командир экипажа... минуту!

И пилот утек за дверь. Я остался наедине с "погибшим".

- Кто вы?

- Ваш враг. Это вы уже поняли.

- Имя?

- Енох, если вам это что-то говорит.

- Говорит. Тот самый Енох?

- Тот самый.

- Забавно. Я почти полгода общался с Учителем Церкви, а теперь встретил изобретателя еврейской письменности. Пойдемте поговорим. - Я плюхнулся в кресло напротив двери кабины пилотов. - Садитесь, садитесь! Я не собираюсь вас казнить, по крайней мере до приземления.

- Это очень разумно.

- Да? О чем вас просил пилот?

- Дать им человека на обратную дорогу - вы же слышали.

- Слышал, но не понял. Что за человека?

- "Погибшего", вы ведь так нас называете.

- Зачем им "погибший"?

Появился командир экипажа.

- Вот он вам все объяснит, - сказал Енох.

Я посмотрел на пилота вопросительно. Он был бледен и растерян.

- Умоляю, не трогайте этого человека! Иначе мы не сможем вернуться. Долетают только те самолеты, где есть хотя бы один "погибший". Аналитики нашей компании первыми это заметили - и только потому мы до сих пор на плаву.

- У вас с ними договор?

- Да, неофициальный. Если наш помощник погибнет - они больше не будут иметь с нами дело. Вам же тоже надо летать!

Да, надо, факт. Мы приземлились в Руасси, и я отпустил Еноха. Матвей так и не узнал об этом.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Нас не заждались ли, брат,

В сени небесной?

Надо пройти через ад,

Чтобы воскреснуть.

Руку, не бойся, ступай!

Мимо камней и полыни,

Чтобы пригрезился рай,

Надо пройти по пустыне.