безлунной, а звезды давали мало света. Тем сильнее удивился я, увидев вокруг
себя и над собой беловатые продолговатые пятна. Они лежали во мраке, не
освещая его, словно еще днем набравшись блеска; только первый сыпкий хруст
под ногами дал мне понять, что я вступил на снег. Снег тонким слоем покрывал
почти всю остальную часть очень крутого склона. Я, наверно, промерз бы до
костей, потому что был легко одет, но неожиданно ветер стих, и тем ясней
раздавался в воздухе отзвук, с которым при каждом шаге я пробивал снежную
скорлупу, проваливаясь до середины икр.
торчали голые валуны. Я остановился и посмотрел в сторону города. Его
закрывал склон горы, и только тьма, рыжеватая, разреженная блеском его
огней, выдавала то место, где в долине лежал город. Надо мной дрожали
звезды. Я сделал еще несколько шагов и опустился на седлообразный камень.
Под ним собралось немного снега. Теперь я не видел даже слабых отсветов
городского зарева. Передо мной во тьму врезались горы, призрачные, с
вершинами, запорошенными снегом. Внимательно вглядевшись в восточный край
горизонта, я заметил узкую серую полоску, размывающую звезды, - начало
нового дня. На ее фоне вырисовывалась вертикальная, разрезанная пополам
грань. И вдруг во мне что-то дрогнуло; бесформенный мрак снаружи - или
внутри меня? - перемещался, отступал, изменял пропорции; я был так поглощен
этим, что на мгновение как бы потерял зрение, а когда оно вернулось, я уже
видел иначе. Восточный край неба едва серел над полной мрака долиной, еще
сильнее подчеркивая черноту темного отрога, но я мог бы на ощупь показать
каждый его излом, каждую выбоину; я знал, какая картина откроется мне днем,
потому что это было начертано во мне навсегда и накрепко. Это была та
невероятная вещь, которой я желал, которая оставалась нетронутой, в то время
как весь мой мир распался и погиб в полуторавековой пасти времени. Здесь, в
этой долине, я провел годы детства - в старом деревянном домике на
противоположном, травянистом склоне Ловца Туч. От развалины, наверное, не
осталось и следа, последние балки давно сгнили и превратились в прах, а
скалистый хребет стоял, неизменный, словно ожидал этой встречи; может быть,
неясное, подсознательное воспоминание привело меня ночью именно на это
место?
спокойствием, потом исступленным подъемом в горы, вдруг, будто освобожденная
потрясением, хлынула на меня. Я наклонился и, не стыдясь дрожи в пальцах,
глотал снег, и его тающий на губах холод не утолял жажды, но усиливал мою
трезвость. Я сидел так и ел снег, теперь уже только ожидая первых лучей
солнца, которые должны были подтвердить мою догадку. Задолго до того, как
оно взошло, с высоты, с медленно гаснувших звезд спустилась птица, сложила
крылья, сразу уменьшилась и. присев на наклонившемся обломке скалы, начала
приближаться ко мне. Я застыл, боясь ее спугнуть. Она обошла вокруг меня и
удалилась, а когда я подумал, что она не заметила меня, вернулась с другой
стороны, обойдя камень, на котором я сидел; мы долго смотрели друг на друга,
наконец я тихо сказал:
вглядываясь в меня черными бусинками глаз, неожиданно, словно насмотрелась
досыта, расправила крылья и улетела. А я, опираясь о шершавую поверхность
камня, скорчившись, замерзший, ждал рассвета, и вся эта ночь возвращалась в
бурных, отрывочных воспоминаниях - Турбер, его слова; молчание - мое и
Олафа; вид города; красный туман и просветы в нем, образованные воронками
огней; горячие потоки воздуха; висящие площади и аллеи, фужерники с
огненными крыльями; не совсем вразумительный разговор с птицей на поляне и
то, как я жадно глотал снег, - все эти картины были и одновременно не были,
как иногда во сне; они были напоминанием и умолчанием о том, чего я не смел
затронуть, потому что все время пытался найти в себе согласие с тем, с чем
не мог согласиться. Но это было раньше, именно как сон. Сейчас, трезвый и
чуткий, ожидая дня, в воздухе, почти серебряном от рассвета, видя, как
медленно возникают, выплывают из ночи суровые горные стены, ущелья, осыпи,
будто молчаливо подтверждая реальность возвращения, я впервые сам - не чужой
на Земле, уже подвластный ей и ее законам - мог без возмущения, без обиды
думать о тех, кто улетает за золотым руном звезд...
залитой лиловым сумраком, мощная и вечная, а я, не закрывая глаз, полных
слез, преломляющих ее свет, медленно встал и начал спускаться по осыпи на
юг, туда, где был мой дом.
Березин Федор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Быков Василий