вздрогнул, когда Сареван выскочил из кустов, и широко открыл глаза при
виде его обнаженного тела. Он ничего не говорил. По его виду было
понятно, что он в ярости и в то же время весьма доволен собой.
Пробравшись в заросли, он сбросил свой мешок и приветствовал Зха'дана
мимолетной улыбкой. -Ты подрался, - упрекнул его Сареван. Встав на
колени. Хирел принялся распаковывать свою добычу. Не поднимая головы, он
холодно ответил: - Мне пришлось защищать свою честь. Сареван схватил его
за шиворот и поднял. - Что ты наделал, глупый мальчишка? Ты хочешь,
чтобы нас всех поубивали?
кипел от злости и с трудом сдерживался.
насмешки нахалов, которые без дела слоняются по рынку. Но когда они
схватили меня и вознамерились раздеть, потому что у них вышел спор,
какого рода я евнух, неужели я мог позволить им увидеть, что я вовсе не
евнух? - Он отбросил волосы с глаз, горевших золотым пламенем. - Я уже
дал им понять, что служу у леди, а закон в этом смысле точен. Один из
моих противников на всякий случай запасся ножом. Надо было разрешить ему
воспользоваться им?
вспыльчивости. Хирел весь побелел и дрожал. Он был не просто разгневан -
он готов был либо убить, либо расплакаться. Сделав глубокий прерывистый
вдох, он заметно успокоился.
они решили поискать себе жертву поспокойнее, а торговцы отнеслись ко мне
с большим уважением. Они не стали торговаться со мной так, как могли бы.
родиться торговцем.
снова наклоняясь к своему мешку, - евнухом. Любого рода.
разновидностей евнухов, но, к счастью для всех, он вовремя придержал
язык.
льняного полотна и отличной тонкой шерсти, ремни из черной кожи, черные
перчатки и сапоги, которые пришлись им почти впору, и - чудо из чудес -
четыре меча с черными рукоятками в черных ножнах. Это были мечи олениай.
Хирел отказался говорить, где он раздобыл их. Вид у него был
одновременно гордый и виноватый.
главнокомандующим. Вот я и воспользовался моим королевским правом.
ткань.
превратились в шиу'от олениай - воинов, связанных торжественной клятвой.
Когда все было готово, солнце уже склонилось к западу. Сареван пососал
исколотый иголкой палец. Хирел шлепнул его по руке. - Надевай маску, -
велел он. Скорчив гримасу, Сареван повиновался. Хирел отступил на шаг,
упер руки в бока и кивнул головой. - На какое-то время сойдет, - решил
он. - Пока кому-нибудь не вздумается рассмотреть тебя поближе. - Ты меня
успокоил, - съязвил Сареван. Хирел не обратил внимания на эту колкость.
Для себя он сшил такой же головной убор, как для остальных: обтягивающий
капюшон с маской, скрывающей все лицо, даже глаза.
то же время оставалась непроницаемой для взоров окружающих.
отметил он уныло, теперь у него не будет возможности расцарапывать свои
зудящие щеки.
двух его варваров-рабов. Но никто не смотрел на трех шиу'от олениай. Все
отводили взгляды от их темных силуэтов, приглушали голоса и расступались
перед ними.
***
пару черных кобыл. Продавец не стал торговаться и отдал животных почти
даром. Его глаза испуганно округлились, пухлое лицо заблестело от пота.
Вопросов он не задавал. Когда они ушли, он чуть не расплакался от
облегчения.
их встречали со страхом. Иногда страх был приправлен ненавистью. И тогда
спина Саревана судорожно напрягалась в ожидании брошенного камня или
острого клинка.
когда они разбили лагерь, он был угрюм и молчалив и заговорил лишь
однажды:
старался не прислушиваться к ним. В результате он стал различать
издаваемые ими звуки еще более отчетливо. Шепоток. Короткие смешки.
Прерывистое дыхание. Шорох тел, двигающихся в едином ритме, - древнейший
танец мира.
тяжелым. Он снял его, слегка растянув, потому что стальная оболочка
сделала его менее гибким. Ночной воздух холодил обнаженную шею. Сареван
потер ее, нащупывая шрамы - круг огрубевшей кожи, образовавшийся от
длительного соприкосновения с обручем. Горькая улыбка тронула уголки его
губ. Ни один асанианец не догадается, что он не раб и никогда им не был.
Вначале было намного хуже. Он не расставался с лечебным бальзамом, рана
постоянно кровоточила и гноилась, а повязки не помогали. Они лишь
усиливали страдание.
замаскирован под символ рабства. Сареван прижал его к груди. То был
холодный любовник. Он не даровал утешения. И тем не менее в этом
металлическом обруче заключалось душевное успокоение. Путь к нему был
нелегким и долгим, и все же оно наступило. Сареван по-прежнему оставался
жрецом Аварьяна. И ни убийство, ни измена не могли отнять у него это.
***
окончательно отступила.
Зха'дан. - Думаю, они шли по следам сенелей, которых мы украли, а когда
обман обнаружился, нас уже поминай как звали. Теперь я ничего не
чувствую.
далеко, и они скакали быстрым галопом под чистым голубым небом. Его уже
коснулось сияние ранней осени. Страна, расстилавшаяся под ним, была
похожа и в то же время совсем не похожа на хорошо знакомый Саревану
восток.
по открытой дороге. В самом сердце Асаниана негде было спрятаться из-за
отсутствия дикой природы. Перед путниками раскинулась равнина с
разбросанными по ней укрепленными городами, соединенными между собой
дорогами. Каждый город напоминал жемчужинку, попавшую в паутину полей.
Ручьи плавно текли по прямым руслам, прокопанным руками людей, а не
богов; деревья росли прямыми рядами, которые помогали ориентироваться и
укрываться от ветра, или в живописном беспорядке покрывали охотничьи
угодья дворян. И повсюду были божества, маленькие и великие, в честь
которых возле каждого верстового столба, а порой и между ними
воздвигались святилища.
или отклониться от дороги и по более короткой, хоть и более узкой тропе
добраться до Кундри'джа. Да и сама дорога имела свои законы и свою
иерархию - от босоногого раба до принца в колеснице. Для воинов
торжественной клятвы с их быстрыми сенелями предназначались широкие
обочины дороги, но они не могли углубляться в поля или нестись по самой
дороге. И даже им приходилось останавливаться, чтобы пропустить
какую-нибудь важную персону, или замедлять галоп, приноравливаясь к
людскому потоку, пересекающему город.
цепи рабов, еле передвигавших ноги с рынка на рынок. Хирел смотрел на
них и не видел, как это было принято в Золотой империи, Зха'дан усвоил
этот обычай довольно быстро: на его родине брали пленных и покупали
слуг, хотя там никогда не было передвижных рынков рабов. Сареван,
которого даже мысль об обращении с людьми как со скотом приводила в
ужас, нашел спасение в одном из правил для принцев: то, чего нельзя
изменить, приходится терпеть. Впервые с тех пор как разум его был
искалечен, он радовался этому, потому что теперь не чувствовал отчаяния,
разлившегося над головами этих скованных, уныло бредущих людей. Он
просто мог отвернуться и заставить себя не думать об этом.
Город был крупным и прямо-таки кричал о своем процветании. Дорога
пролегла сквозь него, отделяя жилую часть от рынка, так что