хохолок, торчавший на макушке у Непоседы. Поистине, все на свете менялось
- но только не кендеры.
кое-кто должен будет остаться.
читались на лице так же ясно, как тени облаков, скользящих в ночной
вышине. Сперва он не понял сказанного полуэльфом - а может, попросту
пропустил его слова мимо ушей. Потом до него дошел смысл этих слов.
Суровое лицо залилось краской, карие глаза вспыхнули... Танис ничего ему
не ответил - просто перевел взгляд на Золотую Луну.
света, и думы ее блуждали где-то далеко-далеко. Мечтательная улыбка
приподняла уголки губ... улыбка, которой Танис раньше не замечал за ней.
Разве только в последнее время. Быть может, она уже видела свое дитя
играющим на залитой солнцем лужайке...
борьбу переживал варвар, и знал - воин кве-шу нипочем не пожелает бросить
друзей. Хотя бы ему и пришлось оставить Золотую Луну здесь, в Каламане.
вгляделся ему в глаза.
прошагал угрюмым зимним путем. Теперь наши дороги расходятся. Наша тропа
сворачивает в безжизненную пустыню, твоя же - в зеленый, расцветающий сад.
Теперь твой долг - это долг перед сыном или дочерью, перед тем ребенком,
которого ты введешь в этот мир... - Золотая Луна хотела что-то возразить,
но он притянул ее к себе и тихо сказал: - Твое дитя родится осенью, когда
валлины станут алыми и золотыми. Не плачь, девочка... - И он ласково обнял
Золотую Луну. - Наши валлины вновь покроет листва. И ты приведешь юного
воина - или молодую девушку - в Утеху и расскажешь им о мужчине и женщине,
которые так любили друг друга, что их любовь дала надежду целому миру...
свою очередь обняла Золотую Луну и пожелала ей счастья. Танис же
повернулся к Речному Ветру и увидел, что ледяная маска в кои веки раз
пропала с лица жителя Равнин: варвар не мог скрыть своего горя. Танис и
сам мало что видел сквозь слезы.
прокашлявшись, сказал полуэльф. - Видят Боги, я очень хотел бы, чтобы твой
путь сквозь зиму и впрямь подошел к концу. Похоже, однако, я несколько
поторопился...
Речной Ветер и крепко обнял его. - Да пребудут они и с тобою. Мы станем
ждать вашего возвращения...
небе остались лишь холодно посверкивавшие звезды - и жуткие отсветы из
окон летучей цитадели: ни дать ни взять злобные желтые глаза смотрели с
небес на Каламан. Один за другим распрощались спутники с Золотой Луной и
Речным Ветром.... а потом, предводительствуемые Тассельхофом, неслышно
пересекли стену, вошли в противоположную дверку и спустились по лестнице.
Тас распахнул наружную дверь. Осторожно ступая и держа руки поближе к
оружию, друзья выбрались на равнину...
глядя вдаль, на равнину. Было очень темно, но все-таки невольно казалось -
стоит отойти от стены, и из цитадели их тотчас разглядят сотни злобных
вражеских глаз...
порадовался про себя, что приставил к нему не кого-нибудь, а Карамона. С
тех самых пор, как он объявил, что они идут в Нераку, в голубых глазах
Берема стояло отчаянное, затравленное выражение - ну точно у зверя,
угодившего в ловушку. Танис ощутил непрошеную жалость, но не позволил себе
поддаться ей. Слишком велика была ставка. Берем - это ключ, сказал он
себе. В нем - ответы на все вопросы. В нем - и в Нераке. Вот только как
подобраться к этим ответам, Танис еще не решил. Хотя в голове у него
начинало уже складываться какое-то подобие плана...
ночную тишину. Рыжее зарево поднялось на горизонте. Это дракониды сжигали
очередную деревню... Танис поплотнее завернулся в плащ. Воздух был еще
по-зимнему холоден, хотя праздник Весеннего Рассвета уже миновал...
густой тени рощи по ту сторону луга. Здесь спутников уже ожидали небольшие
и очень проворные медные драконы, готовые отнести их в горы.
следя за тем, как Тас шустрым мышонком исчезал в темноте. Если те, кто
смотрит на нас из окон цитадели, засекут взлетающих драконов, все будет
кончено. Берем окажется в руках Владычицы. Тьма покроет весь мир...
через поляну. За ней, сипло отдуваясь, спешил Флинт. Танис отметил про
себя, как он постарел за время разлуки. Сама собой напрашивалась мысль,
что гном был нездоров... впрочем, Танис знал - упрямый Флинт умрет, но не
согласится остаться.
тащил за собой Берема.
деревьев. Пора. К худу или к добру - а только история наша, похоже, скоро
закончится. Подняв голову, он увидел Золотую Луну и Речного Ветра,
смотревших на него из окошечка в крепостной башне.
Что станется с миром? И с теми, кто нынче остался там, позади?..
дорога только семья... семья, которой он не знал никогда... Пока он
смотрел. Золотая Луна затеплила свечку. На миг пламя ярко осветило ее лицо
- и лицо Речного Ветра. Прощальным движением они вскинули руки... и
погасили свечу, чтобы не подсмотрели недобрые глаза.
никогда. Сколько бы ни гасло свечей, им на смену, от их огня будут
загораться все новые. Так теплится надежда, разгоняя полночную тьму и
обещая рассвет...
Некогда, в юности, он слыл отчаянным воином. Рубцы и шрамы множества побед
были еще заметны на его морщинистой золотой шкуре. Имя дракона гремело
когда-то по всему миру, но, увы, свое имя он давно позабыл. Кое-кто из
молодых, нахальных золотых драконов за глаза любовно называл его Пиритом -
"Золотой Обманкой": имелось в виду его обыкновение начисто забывать о
настоящем и мысленно удаляться в прошлое.
тех пор, как ему последний раз доводилось полакомиться олениной или
разорвать гоблина. Он и теперь не упускал случая подхватить кролика, но
жил в основном на... овсяной каше.
умудренного, хотя и раздражительного собеседника. Зрение его утратило
прежнюю остроту, и, хотя он упорно отказывался в том признаваться, дракон
был глух как пень. Разум его, однако, был кристально ясен, а замечания -
острее клыка (как выражались драконы). Только вот относились эти блестящие
замечания обыкновенно совсем не к тому, что обсуждали все остальные.
отсиживаться по пещерам. Ибо по части заклинаний Пирит был по-прежнему
бесподобен (в тех случаях, когда мог вспомнить слова), да и смертоносное
дыхание его отнюдь не утратило убийственной силы.
в прошлом. Он тихо и мирно лежал на Полянах Восточных Дебрей, подремывая
на теплом весеннем солнышке. Рядом с ним, положив голову на его золотой
бок, сидел некий старик - и тоже дремал.
всякую форму, - он надвинул ее на лицо, чтобы солнце не так било в глаза.
Длинная белая борода торчала из-под шляпы. Старец был одет в мышасто-серые
одеяния и дорожные сапоги.
опадали с сиплым, одышливым звуком. Старец время от времени громко
всхрапывал и просыпался; каждый раз при этом он испуганно вскидывался, так
что шляпа слетала с его головы и катилась в сторону - что, разумеется,
вовсе не благотворно сказывалось на ее внешнем виде. Просыпаясь, старец
оглядывался и, не заметив ничего подозрительного, раздраженно бормотал
что-то себе под нос, разыскивал укатившуюся шляпу, водружал ее на место,
пихал дракона локтем под ребра - и опять засыпал.
мол, с какой бы радости этим двоим устраиваться спать на Полянах, хотя
денек действительно был отменный. Поразмыслив немного, прохожий заподозрил
бы, что старец дожидался кого-то - ибо, просыпаясь, он с неизменным
вниманием обозревал пустынные небеса.