разрушенного дома медленно, от окна к окну, плывет самолет. Он исчез за
стеной, пламеневшей теперь в лучах заходящего солнца, показался снова,
повернул к колокольне и развернул свой длинный шлейф. Мартин еще раз
прочел надпись на зеленом небе: "Готов ли ты ко всему?"
Столяр покачал головой и сказал ему вслед: "И не стыдно тебе?" А дядя
Альберт ничего не сказал. Лицо его стало совсем серым, взгляд был усталый.
Он взял Мартина за руку: рука его была сухая и горячая.
Генриха. Он ведь поедет с нами?
машину.
Мартин еще не пришел в себя. Он не боялся дяди Альберта, но его пугало
что-то другое; а что - он не мог понять. Альберт был сегодня не тот, что
всегда.
16
стоял у стола, напротив нее, и одну за другой подвигал ей готовые трубочки
с марципановой начинкой. Ей оставалось лишь залить их шоколадом. В тот
момент, когда она потянулась за новым пирожным, он схватил ее руку, и она
не стала вырывать ее. Обычно она старалась поскорей выдернуть руку и
говорила с усмешкой: "Отстань! Не поможет!" Но на этот раз она уступила и
тут же испугалась, увидев, как сильно подействовала на него эта маленькая
поблажка. Бледное лицо кондитера, с которого он успел стереть мучную пыль,
потемнело. Серые глаза его словно остекленели на мгновенье, но потом вдруг
засверкали. Вильме стало страшно, она попыталась вырвать руку, но кондитер
цепко держал ее. Ей никогда еще не доводилось видеть, чтобы у человека так
сверкали глаза. В обычно мутных зрачках кондитера блестели теперь зеленые
огоньки. Лицо его приняло шоколадный оттенок. Раньше слово "страсть"
всегда вызывало у нее улыбку; теперь она поняла, что это такое, но было
уже поздно.
она знала, что до сих пор не подурнела, несмотря на больные зубы. Но еще
ни у одного мужчины при виде ее не сверкали зеленым огнем глаза, а лицо не
набухало от прилива крови и не окрашивалось в густой шоколадный цвет.
Кондитер наклонился и стал целовать ее руку пересохшими губами, быстро,
неловко, по-мальчишески. При этом он бормотал что-то - слов она не могла
разобрать. Казалось, он читает стихи на чужом языке - чарующие и
непонятные.
своей? Какие у него сухие губы и какая тяжелая, потная рука.
раньше он так же нараспев восхвалял радости любви. Ей пришло в голову, что
теперь уже нечего и думать об авансе. Вон какое у него лицо - что твой
шоколад, а если еще денег попросить, да сразу тысячу двести марок...
Перегнувшись через стол, он поцеловал ее руку у локтя, потом вдруг
выпрямился, выпустил ее и тихо сказал:
принялась выводить на ней кистью затейливый шоколадный узор.
теперь уверенно, по-хозяйски.
говорил ей о любви, даже муж и тот никогда не произносил этого слова:
улыбающийся ефрейтор, улыбающийся унтер-офицер, улыбающийся фельдфебель,
сгоревший в танке где-то между Запорожьем и Днепропетровском. Он лишь
изредка писал о любви в своих письмах. Писать об этом еще куда ни шло, но
говорить? Лео, наверное, и вовсе не знал этого слова, да так оно и лучше.
Любовь показывают в кино, о ней пишут в романах, говорят по радио, поют в
песнях. Только в фильмах у мужчин сверкают глаза, а лица от страсти
бледнеют или окрашиваются в шоколадный цвет. Но ей все это ни к чему.
это. И все началось сначала. Словно контакт сработал - дали ток - и в
глазах кондитера снова зажглись зеленые огоньки, лицо набухло и окрасилось
в шоколадный цвет, он опять стал целовать ее пальцы, потом перегнулся
через стол, поцеловал ей руку у локтя и, не отрывая губ от ее руки, снова
забормотал свою певучую непонятную молитву: "Руки твои милые, - разобрала
она, - счастье мое, дорогая..."
- бледный, лысеющий, с опухшим, дряблым лицом. Шоколадная страсть,
зеленоватое счастье и приторный, горьковатый запах разведенного шоколада.
Его надо замешать покруче, иначе он будет стекать с кисточки и узор не
получится.
ей нравилось украшать большие и плоские торты. Она наносила на них шоколад
широкими мазками - места было много. Обмакивая кисточку в шоколад, она
рисовала на свежем песочном тесте цветы, животных, рыбок. Тесто было
желтое. Вильма вспомнила "домашнюю лапшу" на фабрике Бамбергера.
Аккуратные желтые полоски, голубые коробки и ярко-красные купоны.
впрочем, и все, что касалось ее. Несколько легких движений, и на желтом
песочном тесте появлялись замысловатые узоры: круглые шоколадные шары,
домики, оконца с занавесками.
Она была большая, светлая. Рядом в коридоре умывальник, чистая и теплая
уборная, облицованная белым кафелем. А на плоской крыше - целый цветник,
перила, увитые диким виноградом. Тихо, никаких соседей, в окно виден Рейн;
трубы пароходов, заунывные гудки, зовущие вдаль, и далеко на горизонте -
мачты с разноцветными флажками.
снятые с листа. Она брала у него из-под рук желтые ромбики, украшала их
шоколадными узорами и рисунками. Потом он намазывал их кремом изнутри и
наслаивал на другие ромбики.
садик, обнесенный забором.
проводах сидят воробьи, а наверху в облаках - самолет.
Рядом в коридоре - маленькая каморка, заваленная всяким хламом: коробки
из-под печенья, бутафория, рекламные куклы из папье-маше: голубой
поваренок с сухариками на подносе и серебристый кот, лакающий какао. На
полу валяются рваные мешки, жестянки из-под карамели. Может быть, он
разрешит убрать все это и поселить там мальчика? Она вымоет крохотное
оконце, повесит красивую занавеску, - оттуда тоже виден Рейн и парк на
набережной.
только скверно - он хочет детей, тоскует без них, а с нее и своих хватит.
Ведь он небось разведет целый детский сад в цветнике на крыше. Какие уж от
него дети: чахлые заморыши. Но руки у них, как у него, будут большие,
белые, с длинными тонкими пальцами. Года через три он пристроит Генриха
учеником в пекарню. Вильма представила себе, как сын приходит с "работы",
усталый, весь в муке. А утром, взяв большую корзину, он поедет развозить
хлеб покупателям... Вот он слезает с велосипеда, прислоняет к дверям виллы
бумажный пакет со свежими поджаристыми булочками или кладет их по счету в
полотняный мешочек, висящий на стене...
бумаги, намазал густым слоем заварного крема; потом сверху положил другой
ромбик, который она уже украсила шоколадными узорами.
зубов, которые не будут шататься.
того, чтобы ты поселилась у нас наверху.
привыкнет!
песенка о храбром маленьком барабанщике, который шел впереди. Она
действительно не возражала против этого - расчет ее был весьма несложен:
пусть живет у них эта куколка, платить ей много не надо, она получает
пенсию. Жильем и питанием пусть пользуется бесплатно, и если положить ей
еще небольшое жалованье, она согласится работать и в пекарне и на кухне.
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Корнев Павел
Елманов Валерий
Посняков Андрей
Никитин Юрий