Чтение 50–й страницы книги ~Тэсс из рода д`Эрбевиллей~

- Не будешь?

- Да, я ничего не буду делать, если ты мне не прикажешь. И если ты
уедешь, я за тобой не поеду; и если ты больше не будешь разговаривать со
мной, я не спрошу - почему, если ты не разрешишь спросить.

- А если я прикажу тебе что-нибудь сделать?

- Я буду повиноваться тебе, как жалкая раба, хотя бы ты приказал мне
лечь и умереть.

- Ты очень добра. Но странно, что твой самоотверженный порыв так не
гармонирует с эгоистическим поведением.

Это было сказано уже зло. Однако сарказм производил на Тэсс такое же
впечатление, как на собаку или кошку. Изощренность его колкости осталась
неоцененной ею, и она восприняла эти слова лишь как враждебные звуки,
свидетельствующие о том, что гнев Клэра не улегся. Она молчала, не
подозревая, что он пытается задушить свою любовь к ней. Тэсс не видела
слезы, медленно скатившейся по его щеке, - слезы такой крупной, что она,
словно линзы микроскопа, увеличивала поры кожи, по которой стекала. Но он
вновь осознал, какой страшный и полный переворот в его жизни произвела ее
исповедь, и безнадежно пытался приспособиться к новым условиям. Нужно было
что-то предпринять. Но что?

- Тэсс, - сказал он, стараясь говорить ласково, - я не могу сейчас
оставаться... здесь, в этой комнате. Я немного погуляю.

Он тихо вышел из комнаты, а две рюмки с вином, которые он наполнил к
ужину, - одну для нее, другую для себя, остались нетронутыми. Вот как
закончилась их вечеря любви. Часа два-три тому назад, за чаем, исполненные
шаловливой нежности, они пили из одной чашки.

Стук закрывшейся двери, хотя и очень тихий, все-таки вывел Тэсс из
оцепенения. Он ушел, она не могла оставаться в доме. Быстро набросив на
себя плащ, она вышла, потушив свечи, словно не намерена была возвращаться.
Дождь прошел, и ночь была светлая.

Скоро она его догнала, так как Клэр шел медленно, куда глаза глядят.
Рядом с ее маленькой серой фигуркой его фигура казалась черной, зловещей,
чужой, и Тэсс, как насмешку, ощутила прикосновение драгоценностей, которые
на минуту доставили ей такую радость.

Услышав шаги, Клэр оглянулся, но, казалось, ее присутствие не произвело
на него ни малейшего впечатления, и он потел дальше по тянувшемуся перед
домом длинному мосту с пятью зияющими арками.

Следы коровьих и лошадиных копыт на дороге были полны воды, - дождя
выпало достаточно, чтобы наполнить ямки, но не стереть их. Тэсс на ходу
видела скользящие мимо нее звезды, отраженные в крошечных лужицах; она бы
не знала, что они сияют над ее головой, если бы не видела их у своих ног,
- самое огромное, что есть во вселенной, отражалось в самом малом.

Местечко, куда они сегодня приехали, находилось в той же долине, что и
Тэлботейс, но на несколько миль ниже по реке. Местность была открытая, и
Тэсс не теряла из виду Клэра. Дальше от дома дорога вилась среди лугов, и
по этой дороге она шла за Клэром, не пытаясь догнать его или привлечь его
внимание, шла с немой, безучастной покорностью.

Наконец она поравнялась с ним, и все-таки он не сказал ни слова.
Обманутый честный человек часто бывает очень жесток, когда с его глаз
спадет пелена, - так было и с Клэром. Но свежий воздух, казалось, отнял у
него охоту действовать необдуманно; она знала, что он видит ее лишенной
ореола, видит во всей ее наготе; что время напевает ей свой сатирический
псалом:

Когда лица твоего исчезнет прелесть, тот, кто любит тебя, возненавидит;

Не будет прекрасным лицо твое под осень жизни твоей.

Ибо жизнь твоя упадет, как лист, и прольется, как дождь;

И вуаль на твоей голове будет скорбью, а корона болью.

Он по-прежнему был погружен в размышления, а присутствие ее не имело
теперь власти нарушить или отвлечь течение его мыслей. Каким ничтожным
сделалось для него ее присутствие! Она не могла удержаться и заговорила с
Клэром:

- Что я сделала, что я сделала? Ничего, что помешало бы мне любить
тебя! Неужели ты думаешь, будто я сама этого хотела? Ты сердишься на то,
что сам же мне и приписываешь... я не обманщица, какой ты меня считаешь.

- Гм, пожалуй. Ты не обманщица, жена моя, но ты и не та, что была
раньше. Да, не та! И не заставляй меня упрекать тебя. Я поклялся обойтись
без упреков, - и сделаю все, чтобы их избежать.

Но она в смятении продолжала его умолять и, быть может, говорила то,
что говорить не следовало бы.

- Энджел... Энджел! Я была ребенком, когда это случилось! Я, совсем не
знала мужчин!

- Вина других перед тобой больше, чем твоя вина, это я признаю.

- Так неужели ты меня не простишь?

- Я тебя прощаю. Но прощение - это еще не все.

- Ты любишь меня?

На этот вопрос он не ответил.

- О Энджел, моя мать говорит, что такие случаи бывают! Она знает
женщин, которые поступали хуже, чем я! А мужья не очень близко принимали
это к сердцу - во всяком случае они прощали своих жен. А ведь те не любили
своих мужей так, как я люблю тебя!

- Довольно, Тэсс, не спорь. Разные слои общества - разные взгляды.
Зачем ты вынуждаешь меня сказать, что ты невежественная крестьянка и
понятия не имеешь о значении социальных оценок. Ты не понимаешь, что
говоришь.

- Я крестьянка только по образу жизни, а не по происхождению.

На секунду ее охватил гнев, который тотчас же рассеялся.

- Тем хуже для тебя. Я думаю, что священник, откопавший твою
родословную, поступил бы гораздо лучше, если бы держал язык за зубами.
Вырождение твоего рода я невольно связываю с другим фактом - отсутствием в
твоем характере твердости. Все представители вырождающихся семей -
слабовольны, и поведение соответствующее. Боже мой, зачем ты мне
рассказала о своем происхождении и дала лишний повод тебя презирать? Я-то
видел в тебе дитя природы, полное сил, а ты оказалась чахлым отпрыском
одряхлевшей аристократии!

- Но многие семьи не лучше моей в этом отношении! Предки Рэтти были
когда-то крупными землевладельцами, так же как и предки фермера Биллета. А
Дэббихоузы, которые занимаются теперь извозным промыслом, происходят из
рода де Байе. Таких, как я, ты встретишь повсюду, этим отличается наше
графство; и тут уж я ни при чем.

- Тем хуже для графства.

Эти упреки она выслушивала, не вникая в их смысл, - он не любит ее так,
как любил раньше, а все остальное ей было безразлично.

Снова побрели они в молчании. Впоследствии рассказывали, что крестьянин
из Уэллбриджа, отправившийся ночью за доктором, встретил на лугу двух
влюбленных, которые шли очень медленно, не разговаривая, друг за другом,
словно за гробом; и он увидел, что их лица встревожены и печальны.
Возвращаясь позднее, он снова встретил их на том же лугу, и шли они так же
медленно, забыв о позднем часе и ночном холоде. Озабоченный своими
собственными делами - в доме у него был больной, - он скоро перестал
думать об этой странной встрече и вспомнил о ней лишь много времени
спустя.

В промежуток между первой и второй встречей с крестьянином Тэсс сказала
мужу:

- Не знаю, что мне делать, чтобы ты не был по моей вине несчастен всю
жизнь. Там, внизу, река. Я могу утопиться. Мне не страшно.

- Я не имею ни малейшего желания прибавлять ко всем моим безумным
поступкам еще и убийство, - ответил он.

- Я оставлю что-нибудь в доказательство того, что я это сделала сама -
не вынесла позора. Тогда тебя не будут обвинять.

- Не говори глупостей, мне неприятно их слышать. Думать об этом -
нелепо, ведь эта история скорее может вызвать насмешливые улыбки, чем
послужить поводом для трагедии. Ты совершенно не понимаешь сущности
происшедшего. Девять десятых увидели бы в этой истории только повод для
шуток. Будь так добра, вернись домой и ложись спать.

- Хорошо, - покорно сказала она.

К этому времени они вышли на дорогу, ведущую к знаменитым развалинам
Цистерсианского аббатства, позади мельницы, которая в давние времена была
одной из монастырских служб. Мельница продолжала работать - потребность в
пище вечна; аббатство было разрушено - ибо вера преходяща. Так как они шли
не прямо, а кружили, то все еще находились недалеко от дома; поэтому Тэсс,
повинуясь его воле, должна была только дойти до большого каменного моста и
пройти еще несколько шагов по дороге. В доме все оставалось по-прежнему, и
в камине еще не погас огонь. Внизу она задержалась только на несколько
секунд, потом поднялась в свою комнату, куда отнесли вещи. Здесь присела
она на край кровати, рассеянно осматриваясь по сторонам, и вскоре начала
раздеваться. Когда она переставила свечу ближе к кровати, свет упал на
полог из белой бумажной ткани; под ним что-то висело, и Тэсс подняла
свечу, чтобы разглядеть, что это такое. Ветка омелы. Она тотчас же
догадалась, что ее повесил здесь Энджел. Так вот что скрывалось в
таинственном свертке, который так трудно было упаковывать и перевозить! А
он не хотел ей объяснить, что в нем, говоря, что скоро она все узнает.
Веселый и счастливый, повесил он здесь ветку. Какой нелепой и неуместной
казалась сейчас эта омела!

Теперь, когда ей нечего было бояться и не на что надеяться - она не
верила, что он смягчится. Она легла в постель, словно оглушенная
отчаянием. Когда скорбь становится бездумной, сон вступает в свои права.
Часто люди счастливые борются со сном, но Тэсс была в том состоянии, когда
желаннее его нет ничего на свете. Еще несколько минут - и одинокая Тэсс
погрузилась в небытие; ее обволакивала ароматная тишина комнаты, которая,