чем тебе суждено попасть в его лапы!
странно было видеть на этом всегда непроницаемом лице. - Так, значит, то не
были пустые, ни на чем не основанные подозрения? Значит, вы все знали,
потому и настаивали на перемене маршрута? Но как же.., неужели в вашем
отечестве действительно есть предсказатели будущего, которые умеют гадать
вернее, чем наше бродячее племя?.. Ведь не деревья же, под которыми мы
совещались, вам все рассказали... Деревья?.. Ах я дурак! Не деревья, а
дерево... Теперь понимаю! Та большая ива у ручья, недалеко от монастыря. Я
видел, как вы на нее посмотрели, когда мы проезжали мимо... Это было, может
быть, за полмили от того улья диких пчел - помните? У деревьев, конечно, нет
языка, но зато есть ветви, которые могут спрятать того, кто слушает. Ну что
ж, вперед мне наука - держать совет не иначе, как посреди равнины, на
которой не было бы ни кустика, ни репейника, где мог бы укрыться
шотландец... Ха-ха-ха! Шотландец побил цыгана его же оружием. Но знай,
Квентин Дорвард, что ты перехитрил меня в ущерб себе! Да, мое предсказание
непременно сбылось бы, если б не твое упрямство.
смеяться, - сказал Квентин. - Чем и каким образом успех твоего предательства
мог быть выгоден для меня? Правда, я слышал, ты выговорил мне жизнь -
условие, о котором твои достойные союзники тотчас бы забыли, как только дело
дошло бы у нас до мечей; но, если б даже они и выполнили его, к чему, кроме
смерти или плена, привела бы меня твоя измена? Право, это такая загадка, что
ее не решит человеческий разум.
тем более что я все-таки хочу отплатить вам за прежнее. Если бы вы теперь
обидели меня и не отдали мне денег, я считал бы, что мы поквитались, и
предоставил бы вас вашему безрассудству. Но сейчас я все-таки считаю себя
вашим должником за то, что произошло на берегу Шера.
Квентин.
бы вы ударили меня, например...
выведешь меня из терпения.
тяжелой руке может превысить мой долг, и я окажусь вашим кредитором. А я не
такой человек, чтобы прощать долги. Итак, будьте здоровы! Я должен вас
ненадолго оставить и пойти откланяться графиням де Круа.
к графиням? Это здесь-то, где они живут как монахини у сестры епископа? Не
может быть!
ответил цыган. - Прошу извинения, что я вас так внезапно покидаю.
торжественным, многозначительным тоном:
помогу! Я знаю ваши опасения: они должны внушать вам осторожность, но не
робость. Каждую женщину можно завоевать. Графский титул - только кличка,
которая так же хорошо пристанет Квентину, как титул герцога - Карлу или
короля - Людовику.
бросился за ним, но Хайраддин, знавший в замке все переходы гораздо лучше
шотландца, имел над ним преимущество и, спустившись по какой-то узенькой
боковой лесенке, скрылся из виду. Однако Квентин, не отдавая себе отчета,
зачем он это делает, побежал следом за ним. Лесенка окончилась небольшой
дверцей, которая вела в сад; здесь Квентин опять увидел цыгана: тот бежал по
извилистой аллее и был уже далеко.
напоминавшему не то крепость, не то монастырь; две другие стороны его были
обнесены высокими зубчатыми стенами. На противоположном конце сада,
примыкавшем к замку, под массивной аркой, увитой плющом, была небольшая
дверь; к ней-то и спешил Хайраддин. Добежав до этой арки, он с насмешливой
учтивостью обернулся назад и сделал своему преследователю прощальный знак
рукой. Квентин увидел, что дверь действительно отворила Марта и цыгана
впустили к графиням де Круа, как он естественно заключил из виденного.
Квентин кусал губы с досады, проклиная себя за то, что не догадался
предостеречь дам против вероломства цыгана и не рассказал им об измене,
которую тот замышлял. Самоуверенность, с какой Хайраддин обещал ему свою
помощь в любовных делах, выводила его из себя; ему даже казалось, что самая
любовь его к графине Изабелле была бы осквернена, если бы она увенчалась
успехом благодаря содействию этого негодяя. "Но, разумеется, все это одно
шарлатанство, обычные уловки их гнусного ремесла, - думал Дорвард. - Он
хитростью добился свидания с дамами, и, наверно, опять с какими-нибудь
подлыми целями. Хорошо, что мне удалось узнать, где они помещаются. Теперь я
подстерегу Марту и добьюсь свидания с ними хотя бы для того, чтоб их
предостеречь. Горько думать, что мне приходится прибегать к таким уловкам и
выжидать, тогда как этому негодяю так просто и легко увидеться с ней... Ну
что ж, хоть они и забыли обо мне, пусть знают, что, как и прежде, главная
моя забота - охранять Изабеллу".
подошел пожилой дворянин, один из приближенных епископа, вошедший в сад
через ту же дверь, что и Дорвард, и очень вежливо заметил, что этот сад
предназначен не для публики, а только для епископа и его самых знатных
гостей.
в чем дело. Он вздрогнул, словно пробудившись от сна, поклонился и быстро
пошел к выходу из сада. Придворный шел за ним, любезно извиняясь, что
вынужден был по обязанности сделать ему замечание. Он так боялся, не
оскорбил ли Дорварда, что, желая как-нибудь загладить свою мнимую вину,
предложил ему себя в собеседники. Проклиная в душе навязчивость старика,
Квентин, чтобы избавиться от него, извинился в свою очередь, объяснив, что,
к сожалению, не может воспользоваться его любезностью, так как хотел бы
осмотреть город; и с этими словами он так быстро зашагал вперед, что отбил у
своего учтивого собеседника всякую охоту провожать его дальше подъемного
моста. Через несколько минут Квентин был уже в стенах города Льежа, в то
время одного из богатейших городов во Фландрии, а следовательно, и во всем
мире.
энергичного и мужественного, как думают слабодушные меланхолики, страждущие
этим недугом. Она поддается неожиданным сильным впечатлениям: перемене
места, смене картин, вызывающих в нас ряд новых мыслей, влиянию шумной и
оживленной человеческой деятельности. Не прошло и пяти минут, как внимание
Квентина было до того поглощено быстрой сменой впечатлений на многолюдных
улицах Льежа, что он забыл и думать не только о цыгане, но даже о самой
графине Изабелле.
выставка богатейших товаров и блестящих доспехов в бесчисленных лавках и
складах, площади, кишащие пестрой толпой, снующей с деловым видом, огромные
фуры, нагруженные всякими товарами - предметами вывоза и ввоза (к первым
относились грубое сукно и саржа, всякого рода оружие, гвозди и другие
железные изделия, а ко вторым - предметы необходимости и роскоши,
потребляемые самим городом или полученные в обмен и предназначенные для
вывоза), - все это, вместе взятое, представляло картину такого богатства,
оживления и блеска, о каких Квентин до сих пор понятия не имел. Он пришел
также в восторг от многочисленных соединенных с Маасом каналов, пересекавших
город по всем направлениям и представлявших удобные для торговли водные пути
сообщения. Наконец, он прослушал обедню в известной старинной церкви святого
Ламберта, построенной, как говорят, в восьмом веке.
любопытством, заметил, что и сам он привлек к себе внимание небольшой кучки
горожан почтенного вида, которые, как казалось, ждали его выхода. Появление
Квентина было встречено перешептыванием, вскоре перешедшим в довольно
громкий гул голосов. Кучка зевак быстро возрастала, и каждый новоприбывший
пристально разглядывал Квентина не только с любопытством, но как будто даже
с почтением.
почтительно перед ним расступалась, давая дорогу, и даже тщательно оберегала
его от неизбежных при давке толчков. Тем не менее положение его было не из
приятных, и он решился так или иначе выйти из него или добиться от этих
людей объяснения их непонятного поведения.
добродушном и почтенном на вид бюргере, который, судя по бархатному плащу и
золотой цепи на шее, принадлежал к числу влиятельных горожан, а может быть,
даже членов магистрата. Обратившись к нему, Квентин спросил, нет ли в его
наружности чего-нибудь такого, что привлекает к нему любопытство толпы.
иностранцев, случайно попавших в их город?
свойственно праздное любопытство, и у них нет такого обычая. А в вашей
наружности и костюме нет ничего необыкновенного; однако у вас есть то, что в
нашем городе всегда встречают с любовью и почетом.
клянусь святым Андреем, я решительно не понимаю, что вы хотите сказать.
мои сограждане не ошиблись в наших догадках, - ответил купец.
я понимаю еще меньше!
бросая на Квентина проницательный взгляд. - Конечно, почтенный сеньор, нам,