женщину, упорно обшаривая глазами всю ее.
Киева вот уж скоро год или более?
величество, снарядить еще одно посольство к моему отцу? Или сие надлежит
сделать мне самой, снарядив подходящих людей? Однако что тогда скажут об
императоре?
наконец! Он упорно вел про свое, про того загадочного человека и про свою,
еще более загадочную для ее чистой души, немощь. Подобным недугом, мол,
страдали многие. Еще персидские цари. Греческие и сиракузские тираны.
Римские императоры. Чуть ли не все. И когда сам великий Цезарь, а потом
этот неудачник Антоний бросались в объятья к блуднице египетской
Клеопатре, то, то... почему? В надежде преодолеть... исчерпанность, коя
неминуемо наступает у больших государственных мужей. Он император уже 35
лет. Сравнялся в этом с Августом и Карлом Великим. Простому смертному
неведомо столь длительное напряжение. Выигрываешь битвы - неминуемо
проигрываешь нечто иное. Но кто берет города и целые земли, обязан взять и
собственную жену. Это его долг... Ради чего и прибыл к нему новый друг. И
следует надеяться...
слово сквозь чащу по склонам ползло что-то гадкое, липкое, зловещее.
Темные слова, темные намеки. За ними опять замаячил одноногий насильник
Заубуш, бес во мраке соборных сборищ, и пятеро тех нагих псов, что хотели
обесчестить ее. Наверное, и за новым хищноглазым пройдохой тоже стоит
Заубуш. Но ей теперь нет дела до них до всех! Она императрица, но не
жена... этого... обессиленного! Не жена, и никогда ею не будет.
услышали!
слушать себя, когда им того не хочется.
Евпраксия не захотела его слушать. Но прикидывалась глухой - просто
уходила от него, оставляя императора наедине с его немощным бормотаньем!
- Все, все запрещаю! Не разрешаю ничего!.. И я приду в вашу спальню
сегодня ночью!
Санта-Мария, стыл, потерянный на холодном каменном полу, средь каменных
стен, под каменными сводами согнутый тьмой и одиночеством; под вечер,
когда возвратился, был еще прозрачней обычного в своей бледности,
снисходительно усмехнулся стражникам у ворот и встревоженно оглядел
скопленье шумливо-снующих рыцарей на дворцовом подворье. За ним бдительно
следили чьи-то враждебные глаза; императора известили, и когда выехал
германский король, и когда возвратился, известили также, что при
возвращении Конрада сопровождала собака. Да какая там собака - небольшой
черный песик, весело помахивая хвостом, вбежал следом за лошадью Конрада в
ворота, стража его пропустила, не отваживалась прогнать: кто его знает,
пес столь высокой особы, может быть, тоже значительное существо, лучше не
связываться.
осмелиться?
бездомной собаки и... кто его знает, может, и сына императорского, кто в
последнее время выказывал слишком опасную близость к императрице.
своем красивом лице, что при случае мог приписать этого <пса> и на свой
счет.
стареет?
голову.
пес забрался уже и в императорскую спальню! Пес в замке, а мои люди
равнодушны к этому вторжению!
охватывает ужас: пес в императорской спальне!
посверкивая глазищами, но барон мог бы поклясться, что выдумка насчет пса
- его работа. Когда только он успел нашептать ее императору - вот что
оставалось невыясненным. Неужто барон и впрямь так состарился, что уже
утрачивал наблюдательность?
Может, это сама Матильда обратилась в пса! Или Урбан! Ищите! Мигом поднять
всех на ноги! Послать ко мне Конрада! Где Конрад? Где императрица?
в полном боевом снаряжении, будто должно было отбивать нападение множества
врагов. Метались люди с факелами. В лихорадочном беспорядке огни
вспыхивали внизу, на стенах замка, в окнах и амбразурах башен. Безжалостно
вырубались кусты роз в цветниках, где любила гулять Евпраксия - ведь и
там, как и повсюду, мог спрятаться пес!
всех скакали, неистовствовали Шальке и Рюде, ворвались и к Евпраксии,
опрокинули подставку для книги, которую она читала, напугали Вильтруд,
бегали вокруг императрицы, нагло кричали:
пиршестве. Молча указала шпильманам на дверь. Но они продолжали носиться
по комнате, паясничая вовсю. Тогда она топнула ногой:
понесли свое гавканье дальше по другим комнатам и коридорам.
появился пес приблудный.
Ведь женщина беззащитна пред дьявольскими стихиями.
прислали?
ними вошел Заубуш.
развел руками барон.
просит к себе император.
помолчал, смакуя то, что должен был добавить, потом сказал: - У него уже
король Конрад. Они оба просят вас.
Заубушем рыцари факелами освещали переходы. Еще метались по дворцу люди,
все искали и не находили таинственного пса. Императрица шла гордо, высоко
подняв голову в светящейся короне волос. Вильтруд с трехсвечником пугливо
держалась чуть позади Евпраксии; где-то возле императорских покоев умело
отстала, отстали и все другие, дальше не смел идти никто, кроме Евпраксии.
Евпраксия застала двоих: отца и сына. Генрих отослал свою неотлучную тень,
свидетели были нежелательны; император сидел на троне, выгнувшись вперед,
раскорякой какой-то, руки свисали чуть ли не до пола, глаза впились
неподвижно во что-то невидимое. Конрад стоял сбоку, высокий, тонкий, духом
своим будто не здешний. Оба взглянули на вошедшую Евпраксию, один -
самоуглубленно, однако внимательно, другой - мутно-неистово, а она шла
сразу к двоим и ни к кому из них: лицо нервное, резкое, глаза, нос, губы -
все резко очерченное, словно рвется вперед, нападает блеском, яркостью,
Черепнин Владимир
Володихин Дмитрий
Конюшевский Владислав
Майер Стефани
Шилова Юлия
Андреев Николай