так что Кирик полетел торчком, сам выскочил за дверь, запер ее на дубовый
засов и, покачиваясь, направился в конюшню, где уже били копытами об
землю, почуяв его освобождение, кони - белый и вороной.
белого и выехал из монастыря, никем не замеченный и не задержанный, и
исчез, быть может, и навсегда, по крайней мере для всех тех, кто прятался
в укрытии этих стен со своей тупостью, леностью и своей бездарностью.
намерении сотворить святого, чувствовал теперь, что все погибло, но еще
надеялся на какое-то чудо, торопливо перебирая в мыслях все известные ему
случаи из деяний прошлого, и с ужасом убеждался, что ничего там не
находит. Звать на помощь стыдился: от кого бы он мог ждать помощи - разве
от невежд, которые собрались сюда спрятать свою леность и глупость? Все
они, начиная с игумена, ненавидели Кирика, недоумевали, зачем прибился к
ним из своих странствий по святым местам, возмущались его высокомерием,
считали, что он стоит у них на пути. Разве же игумен не погряз в зависти
настолько, что не кинулся поскорее действовать по наущению его, Кирика,
из-за этого разве не упущена возможность поставить их монастырь, быть
может, выше всех других в целой земле?
словно в явлении Иоанна Богослова, принесли его когда-то к Кирику и унесли
теперь прочь, вместе с этим юношей исчезла последняя надежда на этой
земле, монах стал теперь, быть может, и высшей волей между землей и богом,
его добротой и мудростью. А что такое доброта и мудрость божия? - думал
Кирик. Бог не просто добр и не просто мудр, а больше чем мудр. И не
является кем-нибудь как человек на земле, а никем и ничем, пропастью, из
которой все рождается и в которую же все повергается. Чтобы постичь это,
нужно обладать необычайным разумом. Обыкновенные же люди утомляются от
всего необычного, так утомились и в монастыре от Кирика, да и он сам тоже
утомился от самого себя.
смотрел вниз и видел пропасть, бездонную пропасть, видел, быть может,
самого бога. Когда-то, во времена Нерона Кровавого, толпа иерусалимская,
по наущению первосвященника Анана, вывела первого епископа христианского
Иакова на крышу храма и сбросила его оттуда. Что видел тогда святой
мученик Иаков, когда летел вниз, в безвесть и славу вечную? Перед тем как
вознестись, нужно низвергнуться вниз, в смерть и в пропасть.
расслабленное сердце мое подстегни, руки и ноги мои укрепи на дело сие, и
очи мои просвети от сна греховного, каковым является жизнь людская на
земле...
хотел удержаться за косяк прорезки, но не хватило для этого сил, и он
сорвался с вежи, закричал испуганно и болезненно, никто не пришел к нему
на помощь, и он заразился о землю насмерть.
нашли его тело, то казалось, что хочет он взять, уже будучи мертвым,
собственную голову в руки.
Меркурия Смоленского, потому что игумен, привычный к простым и трезвым
размышлениям, решил воспользоваться хитрой выдумкой Кирика, но в то же
время считал, что следует все же различать выдуманного Меркурия и
подлинного Маркерия, мертвого или живого, да будет он счастлив во веки
веков.
орда. Появилась много лет назад, разгромила в половецкой степи разобщенных
распрями и недоверием князей, пленила некоторых из них, раздавила под
досками, на которых расселась пировать, а потом исчезла, быть может, и
навеки, и уже никто и не думал, что снова возвратится она, еще более
сильная, страшная, неистребимая, кровожадно-безжалостная.
о ней не слыхал, а она тоже ни о ком не слыхала. Но появился среди
ордынцев великий воин Чингис, который стал ханом орды, а потом
императором, а поскольку за много лет до этого он побывал в неволе у
китайцев и научился у них многому, то для своего народа открыл ясу, то
есть закон, который обращался словами простыми и доходчивыми к сердцу
каждого, и всяк, кто хотел слушать, становился воином, а воин живет для
того, чтобы побеждать.
народов. Но разве может быть преградой для храбрых душ высочайшая гора и
разве остановит их даже широчайшая река? Рано или поздно могут прийти
оттуда иные народы и поломают наши обычаи и нас самих сделают рабами,
заставив жить по-своему. Быть может, они и не придут, как не приходили до
сих пор, ибо не знают о том, что мы есть. Но могут прийти. Угроза
существует. Потому-то угрозу нужно устранить. Если камень повис над твоей
головой, он может упасть. Лучше низвергнуть этот камень самому
своевременно. Не ждите же, пока кто-нибудь отнимет у вас ваших баранов, -
лучше отнимите баранов чужих. И пусть ваши кони пасутся на чужих травах, и
лучше вы возьмете чужих жен в свои объятья, чем потопчут чужие кобылицы
ваши пастбища, а чужие воины испытают радость с вашими женами.
там слушать или понимать ваши повеления. Кто же захочет вести войска
против нас, вы услышите и увидите, что они станут незрячими, имея глаза. А
если пожелают что-то держать, будут безрукими, если же пожелают идти,
станут безногими, - таков вечный завет высокого неба, данный Чингисхану,
сыну солнца, Темучину Хингею - звону железа.
своих владений, уничтожали угрозу несуществующую, а угрозой был целый мир.
Следовательно, получалось: нужно было завоевать весь мир.
мир, проливая реки и моря крови. Небо заботится о равновесии. Счет живых и
мертвых на земле должен быть постоянно ровным. Нельзя допускать увеличения
ни тех, ни других. Поэтому лишних устраняют, и на это дело определяются
исполнители воли неба. И это не может быть преступлением, это является
указанием целесообразного существования.
всех, воины же не думали - они верили беззаботно, в восторге, и это
приносило им победы.
о чужих. А их главный закон утверждал, что высочайшее право каждого, кто
пришел на этот свет, - умереть, и право это обеспечит их хан. Единожды
отправившись в поход, они уже нигде не имели постоянного пристанища и не
знали, будут ли когда-нибудь иметь его и остановятся ли где-нибудь. Их
ханы были темными, как и все воины, потому что таким был и великий
Чингисхан. Он слышал о древнем императоре Циньши, который, возможно,
первым в деяниях людских велел сжечь все книги, которые будут найдены,
из-за того, что в одном свитке было сказано несколько неблагожелательных
слов в отношении его собственной особы, в дальнейшем же этот император
начал строительство Великой стены, при помощи которой хотел отгородиться
от мира и от смерти, быть может потому, что смерти он боялся сильнее
всего, боялся настолько, что даже возвел для себя дворец из трехсот
шестидесяти и пяти комнат, чтобы на каждый новый день в течение года
прятаться в новой комнате и тем самым сбить с толку смерть. Однако
Чингисхан не считал подобные способы целесообразными, он не верил в
высочайшие стены и потому послал своих воинов уничтожить угрозу, где бы
она ни пряталась, что же касается книг и знаний, то он просто не придавал
им никакого значения, веря не в знания, а лишь в порядок и послушание. Не
придавать значения обозначало: отбрасывать какие бы то ни было знания, как
вредные, книги же сжигать вместе с людьми и их жилищами. Завоеватели
всегда сжигают книги, потому что в них восхваляются предшественники, а это
- вредно для нового властелина.
тьмы, тысячи, сотни и десятки, во главе которых стояли соответственно
темник, тысячник, сотник и десятник, они должны были осуществлять волю
ханскую в битвах и в походах; всех, кто бежал с поля битвы, беспощадно
убивали поставленные сзади нарочно выделенные для этого люди;
следовательно, смерть одинаково подстерегала воинов и впереди и сзади,
выбора не было, поэтому сражались они всегда до конца и почти всегда
побеждали, потому что ни один противник не был подготовлен так, как они. А
еще: брали не количеством, а хитростью и коварством. Применяли подкуп и
лживые посулы, имели тайные боевые дымы, от которых противники теряли
сознание и становились неспособными сражаться; поджигали города,
забрасывая пращами через стены пропитанные смолой клочья, а потом метали
туда людской жир с убитых пленных, ибо ничто так не горит, как - страшно
даже сказать! - эта пожива для огня. Иногда бросали в осажденный город
глиняные горшки, наполненные ядовитыми змеями, вынуждали пленных засыпать
рвы или же выкапывать новые рвы и направляли на города близлежащие реки,
заливая защитников города.
потому что питались только кумысом от своих кобылиц да еще тем, что
удавалось награбить или убить. Когда-то, еще во времена походов
Чингисхана, монголы шли через пустыню, и наступил такой голод, что умирали
уже не только воины, но и сам хан должен был умереть; но лазутчикам
удалось найти свежие внутренности мертвого зверя, они извлекли кал,
сварили внутренности и принесли Чингису, и тот съел это со своими
нукерами. С тех пор Чингисом было установлено навсегда, чтобы ели они все,
что можно жевать и глотать, а от зверей чтобы не оставляли ничего: ни
крови, ни внутренностей, ничего, за исключением кала.
Шилова Юлия
Жюль Верн
Жюль Верн
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур