положение, какого доныне не мог купить себе ни за какие деньги. По совету
Ибрагима, султан принял Луиджи в своих приморских покоях, где были только
избранные слуги и несколько шутов для увеселения султанских гостей, но и
те, показав, как Ахмед-паша размахивает саблей и брызжет пеной на диване,
домогаясь державной печати, были удалены, и Сулейман провел ночь за вином
прозрачным, как петушиный глаз, со своим любимцем и с богатейшим, кроме
самого султана, человеком Стамбула. Султана не очень удивили широкие
познания Грити: человек стоит раздвоенный между двумя мирами, одной ногой
среди мусульман, другой среди христиан, тут, если ты не ленив (а тот, кто
хочет получать прибыли, не может быть ленивым), можешь черпать полными
пригоршнями и отсюда и оттуда, как послушный ягненок, который сразу двух
маток сосет. Ошеломило султана другое. Осведомленность Луиджи Грити о
положении в его империи, в отдаленнейших ее землях.
завоевательные походы. А купец сидит на месте, к нему идут товары, а вслед
за товарами вести. Вести - это тоже товар. Их можно пускать в оборот
сразу, иногда приходится складывать в караван-сараях до подходящего
случая, но пренебрегать ими истинный купец никогда не станет. Мое
положение особенное. Я родился в Стамбуле, поэтому имею основания считать
себя в значительной степени османцем. Иной веры, правда. Но эта земля мне
дорога. И мне не все равно, в богатстве будет она или останется
опустошенной и вытоптанной, как вытаптывали ее сельджуки, а потом Тимур, а
потом... К сожалению, всякий раз сбывается старая поговорка: <Где ступит
конь турка, там уже не растет трава>. Фатих завоевал Константинополь.
Селим Явуз - Сирию, Египет и Хиджаз. Нога вашего величества ступила на
берег Дуная и на Родос. А увеличились ли державные доходы? Дали ли
что-нибудь новые земли для казны Эди-куле? Кому они розданы? И кем
розданы?
- Или вы хотели сообщить мне что-нибудь новое об этом?
камнями.
тиранов ничего, кроме заблуждений>. Но кто раздает тимары и зеаматы, тот
прежде всего и получает от них прибыль. Ни одно государство в Европе не
владеет столькими землями, как Высокая Порта, почему же она не раздает эти
земли сама, а доверяет бейлербегам? Смените этот порядок, ваше величество,
и вы получите вдвое больше доходов от одних только государственных земель.
не внимая отчаянным жестам Ибрагима, боявшегося султанова гнева, который в
случае чего излился бы в первую очередь на него, а не на этого
самоуверенного купца, за которым теперь стояло еще и высокое
заступничество венецианского дожа, - вы ограничиваетесь сейчас доходом
всего лишь в каких-то три миллиона дукатов. А между тем даже самые
поверхностные подсчеты увеличивают эту сумму до семи, а то и до восьми
миллионов. Поглядим, ваше величество. Харадж с христиан и по дукату с
головы евреев - полтора миллиона. Плата за привилегии - сто тысяч.
Имущество умирающих бездетными - триста тысяч. Налог с аргосских греков,
который платят по дукату не с головы, а с дыма, - двести тысяч. Египет и
Хиджаз могут давать миллион восемьсот тысяч, девятьсот тысяч пойдут на
содержание местного войска, девятьсот тысяч для Эди-куле. Из шестисот
тысяч сирийских дукатов триста тысяч также идет на войско, триста тысяч
должно прибывать в Стамбул. С рудников золотых, серебряных, железных,
соляных полтора миллиона. Торговые пошлины, которые платил иногда даже я -
миллион двести тысяч. Десятина от полевого зерна и фруктов - восемьсот
тысяч. Налоги со скота - по полтора дуката с головы - два миллиона
дукатов. Налоги с только что завоеванных земель, с которых вы еще не
имеете ни единого дуката, - на первый случай что-нибудь свыше двухсот
тысяч дукатов. Мой друг Скендер-челебия знает, как взимать подати. Но для
этого надо, чтобы дефтердары шли следом за войском и заносили в книги все
живое, каждый дом, каждый шалаш. Тем временем Египет, завоеванный почти
десять лет назад доблестным османским войском, до сих пор еще не охвачен
дефтером. Ваше величество! Только несравненное могущество вашей империи не
дает ей развалиться и разрушиться от беспорядка.
но султан и не прикоснулся к нему.
венецианцу.
Вы принадлежите к ним.
<Мюреббу> Месихи: <Кто знает, кто будет жив, а кто умрет до следующей
весны? Веселись и пей, не останется, пройдет эта пора весенняя>.
на стадии льва, не дойдя до свиньи. Были довольны, что вино выявило
родство их душ - ведь при обычных обстоятельствах оно могло бы и не
проявиться.
могущественнейшие женщины империи, он бы ужаснулся, но его спасало
незнание. Поэтому пережил величайшую радость в жизни, когда на диване
султан, сев на трон и переждав, пока дильсизы подсунут визирям и вельможам
под бока и спины парчовые подушки, сказал великому визирю Пири
Мехмед-паше:
Ибрагим-паше.
не поверил, что речь идет о нем, а Пири Мехмед, вынув из-за пазухи золотую
круглую печать, завернутую в парчовый платочек, никак не мог постичь, где
же тот Ибрагим-паша, которому он должен ее передать. Ибрагиму полагалось
бы встать, поклониться султану до земли, поцеловать следы его ног, а потом
уже взять символ наивысшей власти, но он не мог пошевелиться, сидел
окаменело, так же, как и старый Мехмед-паша, который, помаргивая своими
серыми глазами, искал и никак не мог найти того таинственного
Ибрагим-пашу. Зато вскочил на ноги жирный Ахмед-паша, выпученными глазами
уставился на государственную печать, хотел броситься к ней, но не посмел,
только подался всем своим тяжелым телом, перегнулся к Мехмед-паше, словно
ждал, что он вложит печать в руку Ибрагима лишь затем, чтобы тот передал
ее ему, Ахмед-паше, ибо кто же здесь был наиболее достоин этой высочайшей
султанской милости?
мире, удалившись от дел, - словно бы ничего не замечая, спокойно сказал
султан. - Мы не забудем его своими милостями и будем обращаться к его
советам. Его место по нашему повелению займет Ибрагим-паша, которому
жалуем также звание румелийского беглербега с положенными доходами. Мы
просили бы высочайшего Пири Мехмед-пашу сказать свое мнение о великом
визире Ибрагим-паше.
печать Ибрагиму, хрипло произнес:
и спрятал за пазуху.
чужестранец, отуреченный гяур да еще и раб в придачу. На старом Пири
Мехмеде обрывалась великая и славная история. Начиналась история новая.
Какой она будет?
бы не дильсизы, следившие за каждым его движением, видимо загодя
предупрежденные своими чаушами, он, пожалуй, даже выхватил бы саблю. Хотел
крикнуть что-то гневное, оскорбительное, отчаянное, но из горла у него
вырывался лишь клекот. Наконец султан обратил на него внимание. Нахмуренно
глянул из-под высокого тюрбана, словно удивляясь, как попал этот
встрепанный толстяк в почтенное собрание высокого дивана. Только тогда
Ахмед-паша спохватился, в его темной душе нахальство вмиг уступило место
испугу, он рухнул на ковер и пополз к ногам султана, приминая ворс своим
тяжелым телом, скуля:
раба... Пошлите его вашей верной саблей в Египет...
печать, выторговывал себе хотя бы наместничество в Египте, от которого
добровольно отказался этот чудак Чобан Мустафа-паша из-за своей жены
султанской крови.
как он взывает к добру: ведь человек тороплив>.
бровей взирал на него одним глазом и думал, что герои всегда плохие
подданные. Долго ли сможет удерживаться от соблазнов Египта этот глупый
паша и вообще сможет ли удержаться? В той земле, где в песках и болотах на
протяжении тысячелетий без конца исчезали не только люди, но целые
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Мороз Александра
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс