где спрятана лепешка, долго с наслаждением втягивает в себя хлебный запах.
уговариваю я собаку.
желудке... Кажется, весь окружающий воздух наполнен свежим хлебным ароматом.
Чувствую, как, вопреки сознанию, правая рука крадется за пазуху, ощупывает
сумочку...
вздрагивает и тревожно смотрит на меня, точно угадывает происходящую во мне
борьбу. Он ложится рядом со мною на плите, вытягивает передние лапы, кладет
на них голову. Морда у него обиженная. Прищурив глаза, он напряженно следит
за мною, видимо, боится, чтобы я тайком от "его не съел лепешку. Лежим с ним
долго, охваченные одной всепоглощающей болью...
напоенную до отказа водою, сыплется бесконечный дождь.
от сквозняка, обкладываю им огонь. Нагреваясь, камни долго хранят тепло в
нашем логове. Затем собираю мох, лишайники, высушиваю их и устилаю ими пол.
Наступили третьи сутки нашего заточения. Я окончательно отощал. Живу в
полузабытьи. Все труднее собирать дрова. Одежда моя вся в дырах,
простреленная огнем.
Трясущимися руками я достаю из сумочки лепешку. Прячу ее от Кучума. Понимаю,
как это омерзительно, но не могу совладать с собою, точно дьявол какой-то
залез в душу. Лепешка всего с ладонь, черствая, пахнет плесенью, но как
дьявольски соблазнителен и этот запах!.. Вижу, Кучум уже рядом. Глаза
звериные, смотрят неласково, в позе -- решимость. Он требует своей доли,
голод лишил его обычной покорности. Пес видит, как я отламываю крошечный
кусочек хлеба, кладу его в рот, медленно разжевываю... Собака судорожно
облизывается и сглатывает слюну...
могу с тобой поделиться... Ты выносливее меня, -- говорю я каким-то чужим
голосом.
переступает с лапы на лапу, как перед схваткой.
вспоминается карниз над пропастью, где Кучум спас нас от гибели, чувствую,
как краска стыда заливает лицо. И та же рука, что воровато достала из-за
пазухи этот драгоценный кусочек, бросает псу остаток лепешки.
даже обидно, что он так быстро покончил с лепешкой, не пожевал ее, не
насладился ее вкусом...
костер. Льет дождь -- небо возвращает земле ее слезы.
Все погружается во мрак. Теперь уже вся жизнь представляется мне долгой
ночью. В полузабытьи все чаще рисуются картины развязки. Может быть, утром
рискнуть разыскать седловину? Нет, надо ждать, беречь силы. Тут, под скалою,
сухо, и с нами костер.
действительности: снились тот же костер, скальный навес, заслон от
сквозняка. Так же мучительно во сне терзал меня голод.
несет ужин. Я уже чувствую запах жареного мяса. Хочу крикнуть ему, позвать,
но голос мне не повинуется.
на свою нерасторопность и с горечью пробуждаюсь. Поправляю костер, снова
ложусь к огоньку, засыпаю с надеждой, что Трофим вернется.
Распахивает полы незнакомой мне одежды, показывает куски горячего, только
что сваренного мяса. Он завертывает их в черную шкуру, кладет под карниз и
исчезает. Какая радость! Подкрадываюсь к свертку, как голодный хищник,
хватаю его, но вижу, что обманулся, в руках Кучум, неуступчивый, одичавший.
Он по-звериному набрасывается на меня, но я не сдаюсь, ловлю его пальцами за
горло, сжимаю изо всех сил.
россыпи куда-то вниз, в пропасть... Я чувствую, как больно бьется моя голова
об острые камни...
случилось наяву. Костер разбросан, и на дожде дымятся головешки. А Кучум
стоит в стороне, следит за мною безумными глазами, настороженный, чужой.
Зову его к себе, хочу обласкать, но он выскакивает на дождь и из темноты
пронизывает меня своими волчьими фарами.
дневную суету, синеющие дали. Увижу ли я еще под ногами тропу, поднебесные
вершины, бескрайнюю, всегда манящую к себе тайгу, семью, друзей? Буду ли я
еще бороться, жить, или судьба предрешает мне медленно истлеть под этой
мрачной скалою?
соседний карниз, ложится, а сам весь насторожен. Нащупывающим взглядом
пронизывает меня, что-то хочет понять своим собачьим умом. На мои ласковые
слова отвечает враждебным оскалом. Проклятый голод!
мною подстилка мокрая. Откуда взялась вода? Приглядываюсь и обнаруживаю
ржавчину. Она сочится из щелей скалы, как кровь из раны. Где-то в глубине
пластов лопнула жила, или вода, проникнув в сердце гранита, потекла из
старых ран. Теперь не уснуть и некуда податься, всюду вода.
выплывает из щели, приближается ко мне. Я не могу понять, что это,
галлюцинация? Нет, это поет голодный комар свою заунывную песню. Как приятна
его песня здесь, в долгом одиночестве, словно я услышал голос друга. Видно,
и он не в силах превозмочь тоску.
ножками влажной земли и, будто чего-то испугавшись, поспешно поднимается по
паутине вверх. Я начинаю присматриваться. Какие-то малюсенькие букашки
появились на сухом камне. Их даже трудно различить невооруженным глазом.
Неужели эти крошечные создания предугадывают погоду, а само небо ничего еще
не знает и продолжает немилосердно поливать землю?
потягивается и добродушно зевает. Это тоже к перемене погоды. И только я
один ничего еще не чувствую.
по-молодецки, растолкай туман, верни земле жизнь!
сторожит старую лиственницу. Кто там мелькнул серым комочком?
вверх по шершавому стволу, мелькает в зеленой кроне и вдруг замирает, еле
удерживаясь "а краю веточки. И я вижу, как белка становится свечой, срывает
прошлогоднюю шишку. Каким вкусным должен ей показаться первый завтрак после
четырехдневной голодовки! Она торопится, но замечает нас и замирает, прижав
лапками шишку к белой грудке. Мы не шевелимся. Белка не отрывает от нас
бисерных глаз. Она удивлена, тревожно цокает и роняет шишку...
и предсмертный трепет ее крыльев. Это разбойничает горностай. Не стыдится и
утра. Кучум уже там, где слышался шорох, гонит хищника куда-то вниз вместе с
грохотом камней и вдруг обрывает свой бег... Через минуту возвращается
назад, морда у него довольная, облизывается.
шаги, ее возвращение. Она осторожно выползает из щелей, из дупел, из нор и
начинает заполнять обычной суетой промокший мир. И тут же сразу, кто во что
горазд: одни подкарауливают добычу, другие ловят ее в стремительном полете,
третьи подбирают остатки чужих трапез. Но все знают: не зевай, берегись, зря
не высовывайся, сразу сожрут более сильные! Таков безжалостный закон жизни.
Туман уходит к вершинам, рвется о колючие гребни отрогов, тает. В небе
голубеют проталины, по стланику бежит неровными струями ветерок. После
четырехдневного заточения, после холодных ночей, мрачных до отупения дум как
приятен наступающий ясный день!
пытливый разведчик и удивится, узнав, что до него это безымянное ущелье
посетили люди. С первого взгляда он, наверное, примет наш приют за
первобытную стоянку дикарей. Но это только с первого взгляда. Потом он
догадается, что заставило человека поселиться под этим крошечным навесом,
для чего был сделан заслон. А остального, что пережил человек здесь, под
горбатым утесом, ему не узнать. И чтобы не мучить его догадками, я на скале
еще вчера выгравировал острым ножом свое и собаки имена и дату нашего
пребывания.
за что не перебрести. Вода, вздымаясь зеленоватыми валами, клокочет, пенится
и уносит с собой в глубину ущелья грозный рев.
медленно, берегу силы.
Сквозь сонные вершины пробились лучи восхода. И потекла теплынь на