правду трудно доказывать именно потому, что она не требует доказательств.
Каждое слово, из которого состояла эта пылкая речь, казалось мне настолько
неопровержимым, что я была уже почти готова простить Глафиру Сергеевну...
"Сейчас расплачется!" - с торжеством подумалось мне. Но Глафира Сергеевна не
расплакалась.
что я не намерена разговаривать с этой... - она не нашла слова, - только
скажу, что удивляюсь, зачем ты привел ко мне эту... Она нарочно все время
называла меня просто "эта". Чтобы меня оскорбить? Так я тебе скажу, что дело
не только в том, что она из милости жила у соседки и надеялась захватить
комнату Павла Петровича со всеми его вещами, Здесь был еще один подлый рас
чет. Скажите, товарищ... как вас там зовут? - сказала она с отвращением, -
где письма артистки Кречетовой, которые оставил вам Павел Петрович?
что он и Глафира Сергеевна - это одно, а я - совершенно другое. За этой
мыслью так же быстро промелькнула другая: "Она стащила у меня эти письма!"
хранение.
книгу, о которой я прежде подумала, что она имеет отношение к
Александрийскому театру. - Вот они! - Она швырнула мне книгу. - Изданы!
Теперь вы посмеете утверждать, что не продали их?
опередила его. "Письма О. П. Кречетовой к неизвестному", не веря глазам,
прочла я на белом переплете.
низость - узнать, что среди бумаг старика имеются личные письма! Разнюхать,
что они имеют какую-то ценность! Найти издателя и продать ему эти письма. И
эту... - Глафира Сергеевна с трудом удержалась от грубого слова, - ты
приводишь ко мне?
поражающая своей меткостью ложь - не мудрено, что я растерялась. Нужно было
повернуться и уйти. Но в ту минуту с острой, почти болезненной ясностью я
увидела полное лицо Раевского с моргающими глазами и услышала его голос,
говорящий: "Мне нужны эти письма. Идет? Задаток - сегодня!" И как будто я
взяла задаток и обещала украсть эти письма - так я залепетала что-то,
обращаясь не к Глафире Сергеевне, а к Мите. Какое-то жестокое выражение
возникло у него на лице, промелькнуло в глазах, и это выражение, как ножом,
резнуло меня по сердцу.
мыслью - не заплакать перед той страшной женщиной, глядевшей на меня
тяжелыми, поблескивающими глазами.
ПИСЬМА К НЕИЗВЕСТНОМУ
В течение первых трех дней после моего возвращения произошло так много
событий, точно кто-то долго собирал их в огромную корзину, а теперь
опрокинул ее на меня без предупреждения - это тоже случилось со мной
впервые. Среди этих событий были важные и не особенно важные, и, чтобы
отличить одни от других, нужно было остановиться, оглядеться, подумать. Куда
там! Только один предмет я видела перед собой: книгу под названием "Письма
П. П. Кречетовой к неизвестному". Наконец мне удалось купить ее у букиниста
на Литейном проспекте.
обращая ни малейшего внимания на оклики извозчиков, на свистки милиционеров,
шла по улицам Ленинграда с раскрытой книгой в руках. Дважды она чуть не
попала под лошадь. Она сталкивалась с прохожими. На углу Семеновской с ней
поздоровался товарищ по курсу - она его не узнала...
читали чужие, равнодушные, незнакомые люди, и каждый, у кого было три рубля
пятьдесят копеек, мог так же, как это сделала она, зайти в магазин и купить
эти письма.
количестве пяти тысяч экземпляров, с предисловием какого-то пошляка,
намекавшего на "загадку жизни знаменитой актрисы".
перелистывает страницу за страницей. Вот красивая женщина с темными глазами
идет по аллее, а там, в беседке на берегу моря, ее уже ждет, волнуясь,
высокий человек в свободном летнем костюме и широкой панаме. Загорелое лицо
с прекрасными, навыкате глазами полно муки и радости ожидания. Вот он видит
ее, бросается к ней... Эта первая встреча в Балаклаве, о которой Кречетова с
нежностью вспоминала в нескольких письмах. Вот они встречаются в Геническе,
в Азове, все в маленьких южных городах, где никто не находит странными эти
радостные и печальные встречи. Еще непонятно, что заставляет их так бережно
хранить свою тайну? Почему все чаще в ее письмах попадается слово
"невозможно"? Почему в одном из них она приводит чье-то стихотворение,
посвященное этому слову?
от страницы к странице все тише становится на шумных улицах Ленинграда.
Через Летний сад она проходит на набережную - чуть слышно перебирают
листьями старые липы, умолкают и перестают смеяться люди на пристани, от
которой отходит на Острова пыхтящий, переполненный пароходик.
уезжаешь, я чувствую такую пустоту, что понять не могу, как еще в силах
двигаться, разговаривать, играть. Ты знаешь, что я играю не только на
сцене".
человека, которые друг без друга не могут вообразить ни единого мига
счастья, должны тосковать, терзаться и лгать, лгать на каждом шагу. Когда я
вынуждена притворяться, что равнодушно слышу твое имя, только что уйдя от
тебя с пылающими щеками, мне начинает казаться, что когда-нибудь меня убьет
этот мучительный стыд. Да, нам нельзя видеться. Нужно расстаться! Но стоит
лишь вообразить ту пустоту, тот ужас, который открывается за этими словами,
и я страстно, злобно гоню эту мысль. Нет, верно, суждены нам с тобой, бедный
мой, дорогой, эта мука, это небывалое счастье!"
Ты представляешь себе, как хотелось мне ехать, тогда как я знала, что ты
будешь ждать меня в Плесе! Лихорадочно следила я за русскими газетами и по
первому известию о вскрытии Волги выехала, убедив врачей, что в Плесе воздух
будет здоровее для меня, чем в чужой Сицилии".
идут, голова моя седеет, и, видно, не дождаться нам этого счастья. Но хоть
видеть тебя, не скрываясь, хоть знать, что ты здоров и по-прежнему любишь
меня! Сегодня я снова говорила с ним. Ты знаешь, о ком я пишу. Он повторил,
что не даст развода, даже если я возьму всю вину на себя".
любви, а все остальное кажется мне бесконечно менее важным. Тысячу раз я
перечитываю твою подпись, и когда ты не подписываешься "всегда твой" и
ставишь только инициалы, мне начинает казаться, что ты меньше любишь меня.
Однако меня расстроило известие о "готовой разразиться над тобой буре". Ты
глухо пишешь об этом. Почему? Чтобы не огорчать меня? Но разве ты не знаешь,
мой друг, что я никогда не расстанусь с тобой! Тяжело мне писать это "не
расстанусь", в то время как мы видимся лишь во время твоих редких приездов в
Петербург. Но все равно - наша любовь давно уже стала как бы вне нашей
власти, и не только вне, а над нами".
убеждены, что мы играем только для них, свистели, шикали, смеялись,
оскорбляли актеров и в конце концов добились провала замечательной пьесы.
Бедный Чехов! Никогда не забуду, как, растерянный, осунувшийся, с
напряженной улыбкой, он слушал наши уверения, утешения! Не дождавшись конца
спектакля, накинув пальто и забыв шапку, он бежал из театра - так и уехал с
непокрытой головой".
Синельников только что сказал мне, что по Москве ходят слухи о том, что
министр приказал освободить тебя от преподавания в университете. Я знаю, как
важно тебе, в особенности после столкновения с Ционом, хотя бы числиться
преподавателем университета. Когда же кончится наконец этот кошмар, который
уже отнял у меня почти всех друзей? Вчера узнала, что Кравцов отправлен под
надзор полиции в Арзамас. Кажется, никогда я не была трусихой, но я дрожу
при одной мысли, что это безумие может коснуться тебя".
нужно делать вид, что между нами никогда не было ничего, кроме простого
знакомства. Я не плачу, я ничем не умею выразить горе. Но мне кажется, что я
ослепла или сплю летаргическим сном: слышу, чувствую и не в силах крикнуть.
Мой бедный, родной, мой навсегда, бесконечно любимый! Ты знаешь, что я
решила? Приехать к тебе, чтобы умереть".
"оттуда", из того давно умершего мира, где жила дама с темными глазами, -
теперь я поняла их так живо, как будто старые фото, висевшие над