руки. - Я хочу тебя видеть!
Солнце, ворвавшееся в низкое оконце, озарило его бедра, поджатый живот и
темный, налитый горячей кровью фаллос, торчащий из облачка рыжих вьющихся
волос. Она испуганно содрогнулась.
Такой большой! Такой темный и самоуверенный. Значит, вот он какой.
засмеялся. Волосы на груди у него были темные, почти черные. В низу живота
ярко рыжели.
Неудивительно, что мужчины всегда держатся свысока! Но он красив. И
независим. Немного жутко, но очень красиво! И он стремится ко мне! - Конни
прикусила нижнюю губу в волнении и страхе.
задирать голову, сколько хочешь. Ты сам по себе, я сам по себе, верно,
Джон Томас? Вишь, выискался господин. Больно норовист, похлеще меня, и
лишнего не лалакает. Ну что, Джон Томас? Хочешь ее? Хочешь свою леди
Джейн? Опять ты меня задумал угробить. И еще улыбается! Ну, скажи ей:
"Отворяйте ворота, к вам едет - государь!" Ах, скромник, ах, негодник.
Ласоньку он захотел. Ну, скажи леди Джейн: хочу твою ласоньку. Джон Томас
и леди Джейн - чем не пара!
стройные, матовые бедра и притянула их к себе, так что груди коснулись его
напрягшейся плоти, и слизнула появившуюся каплю.
еще раз взглянуть на загадку фаллоса.
бутон жизни. И все равно он красив. Такой независимый, такой странный! И
такой невинный. А ведь он был так глубоко во мне. Ты не должен обижать
его, ни в коем случае. Он ведь и мой тоже. Не только твой. Он мой, да!
Такой невинный, такой красивый, - шептала Конни.
маленький, я чувствую, что до конца жизни привязана к нему. И такие
славные у тебя тут волосы! Совсем, совсем другие.
потянувшись чуть не до боли во всем теле. - Да ты никак опять за свое? А
ведь корнями-то ты врос в мою душу. Другой раз просто не знаю, что с тобой
и делать. Он ведь себе на уме, никак ему не потрафишь. Вместе тесно, а
врозь скучно.
явно есть что-то грозное.
бессилен противиться неизбежному; а мышца его стала набухать, твердеть,
расти, согласно извечному странному обыкновению. Женщина, наблюдая его,
затрепетала.
нежные волны острого, неописуемого наслаждения, разлившегося по всему
телу. Блаженство все росло и, наконец, завершилось последней ослепляющей
вспышкой.
Поежившись, зарылся головой в ее грудь, чтобы не слышать гудков.
утром отмылась до прозрачности.
внешнего принуждения.
ответил он.
скоро.
соображать.
пламя иного сознания, почти сна.
нравишься мне. Ты вот тут лежишь, и я тебя люблю. Как не любить бабу с
такой хорошей ласонькой. Я люблю тебя, твои ноги, фигуру. Твою
женственность. Люблю всеми своими потрохами. Но не береди мне пока душу.
Не спрашивай ни о чем. Пусть пока все есть, как есть. Спрашивать будешь
после. Дай мне прийти в себя.
под животом, а сам сидел на постели - нагой, полный покоя, лицо неподвижно
- некая материальная абстракция, наподобие лица Будды. Он сидел, замерев,
ослепленный пламенем иного сознания, держа ладонь на ее теле и ожидая
возвращения сознания будничного.
слова, еще раз взглянул на нее - она лежала на постели, золотистая в лучах
солнца, как роза Gloire de Dijon [слава Дижона (фр.)], - и быстро ушел.
Она слышала, как он внизу отпирает дверь.
трудно уйти, оторваться от него. Снизу донесся голос: "Половина восьмого!"
Она вздохнула и встала с постели. Маленькая-голая комнатка, ничего в ней
нет, кроме комода и не очень широкой кровати. Но половицы отмыты дочиста.
А в углу у окна полка с книгами, некоторые взяты из библиотеки. Она
посмотрела, что он читает: книги о большевистской России, путешествия,
книга об атоме и электронах, еще одна о составе земного ядра и причинах
землетрясения, несколько романов и три книги об Индии. Так, значит, он
все-таки читает.
бесцельно слонялась Флосси. Куст орешника окутан зеленой дымкой, под ним
темно-зеленые пролески. Утро было чистое, ясное, с ветки на ветку порхали
птицы, оглашая воздух торжественным пением. Если бы она могла здесь
остаться! Если бы только не было того ужасного мира дыма и стали! Если бы
он мог подарить ей какой-то новый, особый мир.
было бы славно жить в этом маленьком домике - только бы он был в другом
особом мире.
огонь.
ладонь. Пора идти назад, в Рагби.
серую клумбу гвоздик, уже набравших бутоны.
тобой жили здесь вдвоем.
вместе, - сказала она на прощание.
комнату.
15
в четверг 17 июня. Будь готова к этому дню. И мы тут же отправимся. Я не
хочу задерживаться в Рагби. Это ужасное место. Скорее всего, я переночую в
Ретфорде у Колменов. В четверг жди меня к обеду. Выедем сразу после чая и
переночуем, наверное, в Грэнтеме. Нет смысла сидеть весь вечер с
Клиффордом. Вряд ли он доволен твоим отъездом, так что мой визит не
доставит ему удовольствия".
по одной причине: ему будет без нее не так покойно. Конни была для него
неким символом: она дома, и Он мог с легкой душой заниматься делами.
Клиффорд много времени уделял сейчас своим шахтам и боролся с почти
безнадежными проблемами: как экономнее добывать уголь и кому его