Чтение 50–й страницы книги ~Флаги на башнях~

- Товарищи колонисты! Скажите, Захаров у себя?

Гонтарь ответил с достоинством:

- Алексей Степанович всегда у себя.

Оксана прошла впереди на плотину. Мужчины двинулись вслед за ней. Лысый
гражданин сказал:

- Хорошо вы живете в колонии! Такая досада, что мне не пятнадцать лет.
Эх!

Он, действительно, с досадой махнул рукой.

Гонтарь недоверчиво повел на него хитрым глазом: здорово представляется
эксплуататор.

До самых дверей главного здания тони так и шли втроем за Оксаной и
разговаривали о колонии. Гонтарь держался как человек, которого не
проведешь, отвечал вежливо, с дипломатической улыбкой, но вообще не
увлекался, старался не выдать ни одного секрета и скрыл даже, сколько
масленок делают в день, - сказал:

- Это бухгалтерия знает.

А за спиной гражданина подмигнул Игорю.

Впрочем, Гонтарь охотно вызвал дежурного бригадира:

- Вот они - к заведующему.

Целых полчаса Игорь и Гонтарь мирно гуляли в пустом коридоре. Гонтарь
не выдержал:

- Интересно, чего это они пришли?

Володя Бегунок куда-то помчался стремглав и возвратился с Клавой
Кашириной. Потом лысый гражданин прошел мимо них и вежливо поклонился:

- До свиданья, товарищи.

Игорь и Гонтарь переглянулись, но никто не высказал никакого мнения.

Наконец из кабинета вышли Клава и Оксана. Оксана шла впереди и немного
испуганно глянула на юношей. Но Клава сияла радостью. Она с шутливой
манерностью поклонилась и сказала своим замечательным серебрянным голосом:

- Познакомьтесь: новая колонистка Оксана Литовченко.

Они еще долго смотрели вслед девушкам, а потом глянули друга на друга.

Игорь сказал:

- Милорд, могу я теперь пойти подышать свежим воздухом?

Но теперь и Гонтарь был в ударе:

- Чудак, я же тебе русским языком говорил, что по всей колонии воздух
хороший!

Они захохотали на весь коридор. Часовой посмотрел на них строго, а они
смеялись до самой спальни, и только в спальне Гонтарь заявил серьезно:

- Ты, конечно, понимаешь, Чернявин, что теперь всякие романы кончены.

- Я-то понимаю, а вот понимаете ли вы?

Но Гонтарь посмотрел на него высокомерно:

- Дорогой товарищ! Я по спику колонистов четвертый!

18. ВОТ ЭТО - ДА!

В спальне пятой бригады сидит на стуле Оксана, до самой шеи закутанная
простыней. Вокруг нее ходит Ванда с ножницами, стоят девочки и улыбаются.
У Оксаны хорошие волонистые волосы с ясным каштановым отливом:

- Я тебе сделаю две косы. У тебя хорошие будут косы, ты знаешь, какие
замечательные будут косы! Вы ничего, девочки, не понимаете: разве можно
стричь такие косы? Надо только... подрезать, тогда будут расти.

Глаза у Ванды горят отвагой. Она закусывает нижнюю губу и осторожно
подрезывает кончики распущенных волос. Оксана сидит тихонько, только
краснеет густо.

Ванда квалифицрованным жестом парикмахера сдергивает с нее простыню.
Оксана несмело подымается со стула:

- Спасибо.

Ванда бросила простыню на пол, вдруг обняла Оксану, затормошила ее.

- Ах ты, моя миленькая! Ты, моя родненькая! Ты, моя батраченка!

Девочки взволнованно засмеялись, Оксана подняла на них карие глаза,
улыбнулась немного лукаво. Клава сказала:

- Довольно вам нежничать! Идем к Алексею.

Ванда спросила задорно:

- Чего к Алексею?

- Поговорить ему нужно.

- И я пойду.

- Идем.

Были часы "пик", когда у Торского и у Захарова народу собиралось
множество. Только у Торского можно сидеть сколько угодно на бесконечном
диване, сколько угодно говорить и как угодно смеяться, а в кабинете
Захарова можно все это проделывыать вполголоса, чтобы не мешать ему
работать. Впрочем, бывали и здесь отступления от правила в ту или другую
сторону: то саам Захаров заговорится с ребятами, смеется и шутит, а то
вдруг скажет сурово:

- Прошу очистить территорию на пятьдесят процентов!

Он никогда не позволял себе просто выдворить гостей.

Девочки вошли в комнату совета бригадиров. Их встретило общее
изумление. Оксана в колонистском костюме! Какая новость! Только Володю
Бегунка никогда нельзя было изумить. Он открыл дверь кабинета и вытянулся
с жестом милиционера, регулиряющего движение:

- Пожалуйте!

Захаров встал за столом, гости его тоже притихли, пораженные,

- Ну что же... хорошая колонистка. Ты училась в школе?

- Училась в седьмом классе.

- Хорошо училась?

- Хорошо.

Игорь Чернявин, сидящий на диване, сказал весело:

- Только ты, Оксана, посмелее будь. А то ты какая: деревенская.

Ванда оглянулась на него оскорбленно:

- Смотри ты, городской какой!

Захаров поправил пенсне:

- Хорошо училась? Если умножить двенадцать на двенадцать, сколько
будет, Чернявин?

- А?

- Двенадцать на двенадцать умножить, сколько?

Игорь поднял глаза и быстро сообразил:

- Сто четыре!

- Это по городскому счету или по деревенскому?

За Игорем следило много возбужденных глаз. Головы гостей склонились
друг к другу, уста их шептали не вполне уверенные предположения, но
Игорь еще раз посмотрел на потолок и отважно подтвердил:

- Сто четыре!

Захаров печально вздохнул:

- Видишь, Оксана, милая? Так и живем. Приедет к нам такой молодой
человек из города и гордится перед нами, говорит: сто четыре. А того и не
знает, что недавно один американский ученый сделал такое открытие:
двенадцать на двенадцать будет не сто четыре.

Девушки смотрели на Игоря с насмешкой, ребята заливались на диване, но
Игорь еще раз проверил и наконец догадался, что Захаров просто
"покупает" его. И в присутствии Оксаны Игорь захотел показать
настойчиволсть души, которую нельзя так легко сбить разными "покупками".
Правда, Ваня Гальченко, сидящий рядом, толкал его в бок, и этот толчок
имел явный математический характер, но Игорь не хотел замечать этого:

- Амеркианцы тоже могут ошибаться, Алексей Степанович. Бывает так, что
русские сто очков вперед американцам дают.

- Оксана, видишь? Самый худший пример искажения национальной гордости.
Игорь дает американцам сто четыре очка.

Оксана не выдержала и рассмеялась. И тут обнаружилось, что она вовсе не
стесняется, что она умеет смеяться свободно, не закрываясь и не жеманясь.
Потом она обратилась к Игорю с простым вопросом:

- А как ты считаешь?

- Да как считаю: десять на десять сто, дваджды два - четыре, сто
четыре.

Оксана изумленно посмотрела на Захарова. Захаров развел руками:

- Ничего не скажешь! Правильно! Сто да четыре будет сто четыре.
Признаем себя побежденными, правда, Оксана?

Захарова перебил общий возбужденный крик. Колонисты покинули теплые
места на диване, воздевали руки и кричали разными голосами:

- Да он неправильно сказал! Неправильно! Алексей Степанович! Тоже
считает! Кто же так считает, Чернявин? Сто четыре!

Старшие мудро ухмылялись. Захаров расхохотался:

- Что такое, Игорь? И русские против тебя? Хорошо! Это вы там на
свободе разберете. Клава, кто будет шефом у Оксаны?

- Я хотела назначить Марусю, но вот Ванда... а Ванда еще не колонистка.

Ванда выступила вперед, стала рядом с Оксаной, сказала серьезно:

- Алексей Степанович! Я не колонистка! Только...&51.

Захаров внимательно посмотрел в ее глаза. Гости притихли и вытянули
шеи.

- Так... Это очень важно! Значит, ты хочешь быть ее шефом?&52

- Хочу.

Наступило общее молчание. Ванда оглянулась на всех, встряхнула головой:

- И пускай все знают: я ее защищаю.

Захаров встал, протянул Ванде руку:

- Спасибо, Ванда, хороший ты человек.

- И вы тоже!

Теперь только ребята дали волю своим чувствам. Они бросились к Оксане,
окружили ее, кто-то протянул звонко: