заслужили мне горячее одобрение мучителей. Сен-Фон, который, казалось, уже
потерял рассудок, поднес свечу к самому лицу жертвы, подержал несколько
мгновений, затем спалил ей ресницы и выжег один глаз. Дальбер схватил другую
свечу и поджарил, один за другим, ее соски, а муж поджег роскошные волосы на
голове.
Все больше вдохновляясь этим волнующим зрелищем, я подбадривала актеров
и на ходу придумывала новые, еще более изощренные издевательства. По моему
совету, хозяйку облили коньяком, и в тот же миг она превратилась в
трепещущий и стенающий факел когда голубоватое пламя стихло, ее неподвижное
и все еще стройное тело с головы до ног представляло собой один сплошной
ожог. Моя идея имела небывалый успех, и восторг всей компании был неописуем.
Подогретый этим последним злодейством, Сен-Фон вырвал свой член изо рта
Линданы и, крикнув Лолотте, чтобы та продолжала свою ласку, с размаху вонзил
его в мой анус.
- Что теперь будем с ней делать? - жарко шептал мне в ухо Сен-Фон, все
глубже погружаясь в мое чрево. - Думай, Жюльетта, думай: ты ведь у нас
умница, и все, что ни предложишь, будет восхитительно.
- Есть еще тысяча пыток на свете, - ответила я, - одна пикантнее
другой. - Я уже собиралась кое-что предложить, когда к нам подошел Нуарсей и
сказал Сен-Фону, что, может быть, лучше сейчас же заставить ее проглотить
приготовленный порошок, иначе она умрет от изнеможения, и мы не сможем в
полной мере насладиться эффектом яда. Они посоветовались с Дальбером, и тот
восторженно поддержал Нуарсея. Женщину развязали и подвели ко мне.
- Бедняжка, - произнесла я, бросая порошок в бокал с "Аликанте" {Сорт
изысканного итальянского вина.}, - выпейте вина, и вам станет легче. Это
улучшит вам настроение и снимет боль.
Обреченная женщина безропотно проглотила роковую смесь. Нуарсей извлек
свою шпагу из моей норки и подскочил к жертве, сгорая от желания усладить
свой взор ее конвульсивными гримасами.
- Сейчас ты умрешь, - прошипел он, пристально глядя в ее глаза, -
надеюсь, ты смирилась с этим?
- Мне кажется, - заметил Дальбер, - мадам достаточно умна, чтобы
понять, что когда жена потеряла любовь и уважение своего супруга, когда она
надоела ему и вызывает у него только отвращение, самый простой для нее выход
- с достоинством выйти из игры.
- О, да! Да! - еле слышно простонала несчастная. - Я прошу только
одного: убейте меня, ради Господа Бога убейте скорее!
- Смерть, которой ты жаждешь, грязная сволочь, уже в твоих потрохах, -
сказал Нуарсей, наслаждаясь страданиями жены и ласками одного из молодых
педерастов. - Жюльетта сделала свое дело. Она настолько привязана к тебе,
что никогда не простила бы нам, если бы мы лишили ее удовольствия оказать
тебе последнюю милость.
В этот момент совершенно ослепленный от бешеной похоти, потеряв всякое
чувство реальности, Сен-Фон набросился на Дальбера, который, нагнувшись, с
готовностью встретил содомитский натиск своего друга, в свою очередь оседлал
юного пажа, который принял перед ним ту же самую позу мгновение спустя я
опустилась на колени, и мой, обратившийся в содомита, язык проник в анальное
отверстие министра.
Не прошло и минуты, как Нуарсей, не спускавший глаз со своей жены,
увидел, что ее конвульсии приближаются к концу, и решил, что настало время
по-настоящему насладиться ими.
Он положил ее на ковер в середине комнаты, и мы образовали вокруг нашей
жертвы тесный круг. Роли поменялись. Теперь Сен-Фон овладел мною и обеими
руками удовлетворял двоих юношей Анриетта сосала Дальбера, то же самое
Дальбер делал с членом третьего пажа и одновременно правой рукой ласкал еще
одного, а левой - немилосердно месил ягодицы Линданы пенис Нуарсея
находился в прямой кишке Аглаи, чей-то другой вошел в его собственный зад,
он сосал еще один и тремя сложенными вместе пальцами содомировал Лолотту
наконец, шестой наш помощник наслаждался ее влагалищем. Агония началась, она
была ужасна, и невозможно описать словами действие этого яда настолько
сильны были припадки бедной мадам Нуарсей, что она то сворачивалась в
клубок, то мелко-мелко содрогалась всем телом, как будто пораженная
электрическим ударом, то застывала как парализованная. Губы ее пузырились
белой пеной, ее стоны перешли в глухой жуткий вой, которого никто в доме,
кроме нас, не мог слышать, потому что были приняты все необходимые меры
предосторожности.
- Восхитительно, восхитительно, - бормотал Сен-Фон, добросовестно
обрабатывая мой зад. - Я бы, кажется, отдал все на свете, чтобы трахнуть ее
в таком состоянии.
- Нет ничего проще, - откликнулся Нуарсей, - попытайтесь, а мы
придержим ее.
Наши исполнительные помощники навалились на бедняжку, заставили
утихомириться, придали ей соответствующее положение, с обеих сторон
раздвинули ягодицы, и Сен-Фон погрузил между ними свой член.
- Гром и молния! - завопил он. - Я кончаю. - И он кончил. Его тут же
сменил Дальбер, за ним - Нуарсей но когда его полуживая жена, каким-то
нечеловеческим чутьем, почувствовала своего палача, она бешено забилась,
словно в припадке, и разбросала всех, кто держал ее, потом, как обезумевший,
смертельно раненный зверь, вцепилась ему в лицо. Нуарсей испуганно
отшатнулся назад, а мы еще теснее сгрудились вокруг нее.
- Не трогайте ее, не трогайте! - закричал Сен-Фон, возвращая свой
инструмент в мой зад. - Давайте полюбуемся на агонию загнанного зверя.
Тем временем Нуарсей пришел в себя и пожелал отомстить за оскорбление:
он уже занес руку для новых, еще более страшных пыток, но Сен-Фон остановил
его и сказал, что это только помешает и лишит нас удовольствия наблюдать за
действием яда. Неожиданно в голову мне пришла новая мысль.
- Господа, - предложила я, - наблюдать - это мало, мне кажется, скоро
ей понадобится исповедник.
- Пускай убирается к черту, и тот сам исповедует эту шлюху, - заворчал
Нуарсей, несколько успокоенный, потому что его уже обсасывала Лолотта. -
Пусть убирается ко всем чертям! Если когда-нибудь я и хотел, чтобы
существовал ад, так только затем, чтобы ее душа прямиком направилась туда и
чтобы я мог, пока жив, наслаждаться при мысли о ее мучениях.
И эти неосторожные слова, как нам показалось, ускорили конец агонии.
Мадам де Нуарсей простилась со своей душой, и трое наших распутников
разрядились почти одновременно, сливая ужасные проклятья в один жуткий хор.
- Вот и все, - сказал Сен-Фон, разминая свой член и выдавливая из него
последние капли спермы. - То, что мы совершили, наверняка будет одним из
наших самых прекрасных деяний. Одним словом, я бесконечно доволен. Я давно
мечтал избавить мир от этой глупой курицы, пожалуй, она надоела мне не
меньше, чем собственному супругу.
- Это факт, - вставил Дальбер, - ведь вы, конечно, сношались с ней не
реже, чем он.
- Даже еще чаще, - добавил мой любовник.
- Во всяком случае, - обратился Сен-Фон к Нуарсею, - я намереваюсь
заключить соглашение: вы принесли в жертву свою жену, и теперь у вас будет
другая, ибо я отдаю вам свою дочь. Кстати, мне очень понравился сегодняшний
яд: он дает отличные результаты, и жаль, что мы не можем быть свидетелями
смерти всех тех, кого уничтожаем подобным образом. Увы, нельзя быть
одновременно в разных местах. Но, как я уже сказал, моя дочь будет вашей,
дорогой друг, и слава небесам за то, что они посылают мне такого любезного
зятя, и за то, что женщина, которая дала мне этот яд, не обманула меня.
Здесь Нуарсей наклонился к Сен-Фону и что-то прошептал ему на ухо, как
мне показалось, это был вопрос. Тот кивнул в знак согласия. Затем повернулся
ко мне.
- Жюльетга, - сказал он, - приходите завтра ко мне, и мы подробно
обсудим то, о чем я сегодня говорил вам. Поскольку Нуарсей снова женится,
ваше присутствие в его доме вряд ли понадобится, и я предлагаю вам переехать
ко мне. Я надеюсь, что моя прочная репутация перейдет и на вас, а деньги и
удобства, которыми я собираюсь осчастливить вас, будут более чем достаточной
компенсацией за потерю, которую вы при этом понесете. Вы мне нравитесь
необычайно: у вас блестящее воображение, неподражаемое хладнокровие в
злодействе, великолепный зад и, по моему мнению, вы жестоки и распутны,
следовательно, обладаете всеми достоинствами, которые я уважаю.
- Мой повелитель, - ответила я, - с нижайшей благодарностью я принимаю
ваше предложение, но должна сказать, потому что не хочу скрывать это, что я
влюблена в Нуарсея, и мне не доставляет радости мысль о том, чтобы потерять
его.
- Вы не потеряете меня, дитя мое, мы часто будем видеться. - так
ответил мне ближайший друг Сен-Фона и будущий его зять, - лучшие часы нашей
жизни мы будем проводить вместе.
- Пусть будет так, - сказала я, - в таком случае у меня нет причин для
отказа.
Молодым педерастам и проституткам дали ясно понять, какие последствия
будет иметь малейшая несдержанность и неосторожность с их стороны, и, все
еще находясь под большим впечатлением от случившегося, они поклялись забыть
об этом останки мадам де Нуарсей закопали в саду, и мы распростились друг с
другом.
Непредвиденным обстоятельством оказалась задержка с женитьбой Нуарсея,
а также с исполнением плана министра: когда я на следующий день, с утра,
пришла к нему, его не было дома.
Король, который необычайно жаловал Сен-Фона и всецело доверял ему, в то
же утро призвал его к себе и поручил секретную миссию Сен-Фон
незамедлительно выехал из города, а по возвращении ему была пожалована
"голубая лента" и годовая рента в сто тысяч луидоров.
Воистину, подумала я, узнав об этих милостях, судьба вознаграждает
злодея насколько глуп тот, кто, будучи вдохновлен подобными примерами, не
бросается с головой в омут преступлений, не имеющих ни границ, ни пределов.
В письмах, которые получил Нуарсей от министра в его отсутствие, мне
предписывалось найти новое жилище и благодарить его. Поэтому, как только я