- Ехать?
- И побыстрее, - ответил я. - Больше нам задерживаться нечего!
Штамм прибавил газу, и мы понеслись через город. Вся Рига знала машину
гаулейтера. Мы неслись с такой скоростью, что шуцманы не успевали нас
приветствовать.
- Однако вы заставили меня поволноваться, - упрекнул Железнов.
- Если бы ты знал! - только и ответил я.
Мы миновали пригороды Риги и вынеслись на шоссе.
- Все-таки желательно было бы объехать контрольные посты, - проговорил
Штамм. - Будет лучше, если никто не увидит, в каком направлении ушла наша
машина.
- А разве вы не знаете, где контрольные посты? - удивился Железнов.
- В том-то и дело, что знаю, - сказал Штамм. - Я всегда езжу мимо
контрольных постов и не знаю, как их объехать.
- Вы ориентируетесь по карте? - спросил я Штамма.
Я достал карту окрестностей Риги, которая имелась у Блейка, мы
задержались на минуту, выбрали дорогу, на которой была наименьшая
вероятность с кем-либо встретиться, и помчались опять.
- Загляните под сиденье! - крикнул Штамм.
Под сиденьем мы нашли автоматические пистолеты - это оружие было
посерьезнее того, что лежало у меня в кармане, - ракетный пистолет и
несколько ручных гранат.
Мы тут же поделили между собой пистолеты и гранаты, и я как-то
увереннее стал вглядываться в ночную тьму.
Штамм вел машину на предельной скорости.
Я посматривал на нашу спутницу. Наконец-то я ее узнал! Это была та
самая девушка, которая сопровождала Пронина в Межапарке. За то время, что я
ее не видел, она сильно похудела, а нарядный костюм очень изменил ее
внешность.
Я хотел ее спросить, помнит ли она меня, но она держалась столь
отчужденно, что я так ее ни о чем и не спросил.
Приблизительно на полдороге к Лиелупе наша "баронесса" обернулась ко
мне и указала на окно. Я помнил слова Пронина.
- Штамм! - крикнул я. - Стойте!
Он тотчас остановился. Наша незнакомка открыла дверцу. Вокруг была
сплошная ночь, машина тонула в темноте, лишь где-то вдалеке мерцал слабый
огонек.
- Прощайте, товарищи, - сказала наша спутница и выскочила из машины.
- Как вы будете добираться в такой темноте? - участливо спросил ее
Железнов.
- Ничего, - ответила она.
Мы услышали, как под ее ногами зашуршал гравий, ее фигура мелькнула,
точно неясная тень, и тут же пропала.
Мы сразу потеряли ее из виду.
Я с опасением посмотрел в черную пустоту. Куда она пошла? Что ждет ее в
этом мраке? Должно быть, у нас у всех было тревожно на душе.
- Поехали, товарищ Штамм, - сказал Железнов.
Мы опять понеслись вперед.
Теперь, оставшись втроем, мы распределили наши роли, каждый должен был
знать, что ему в том или ином случае придется делать.
Стремглав миновали Лиелупе, свернули на знакомую дорогу, и перед нами
появилась высокая каменная ограда.
Над аркой горела лампочка, ворота были раскрыты.
- Что за черт! - воскликнул я. - Почему раскрыты?
- Ничего нет удивительного, нас ждут, - объяснил Железнов. - Надо
полагать, Пронин позвонил и предупредил охрану, что на аэродром Гренера
выехал гаулейтер.
Штамм сбавил скорость, и мы въехали в ворота. Навстречу бежал начальник
охраны, эсэсовский офицер, с поднятой для приветствия рукой.
Глава XIX. ПОЛЕТ НА ЛУНУ
Я так назвал эту главу потому, что полет, описанный здесь, совершить
было столь же трудно, как лететь на Луну.
Мы въехали в ворота, и они тотчас за нами захлопнулись. Штамм
затормозил. Начальник охраны подбежал к машине. Занавески на ее окнах были
задернуты, и нельзя было видеть, кто в ней находится. Железнов выскочил из
машины и обменялся с начальником приветствиями.
- Господин лейтенант, барон просит немедленно собрать всю охрану, -
сказал Железнов. - Он лично передаст свои инструкции.
- Где и когда? - лаконично спросил офицер.
- Здесь, немедленно, - распорядился Железнов. - Господин гаулейтер
торопится.
По-видимому, такие внезапные приезды не были здесь редкостью: на
аэродроме не один раз принимались самолеты с гостями, чьи посещения
следовало хранить в тайне.
Минуты через три возле машины выстроились эсэсовцы: вместе с офицером
их было одиннадцать человек.
- Все? - спросил Железнов.
- Все, - подтвердил офицер.
- А вон тот, на вышке? - указал Железнов.
- Он на посту, - объяснил офицер.
- На посту только один человек? - удивился Железнов.
- Да, - объяснил офицер. - Ограда обтянута поверху проволокой, через
которую пропущен электрический ток.
- Позовите и часового, - распорядился Железнов. - Господин гаулейтер
хочет лично проинструктировать все подразделение.
Офицер послал к вышке одного из эсэсовцев.
Затем все двенадцать человек выстроились прямо против машины. Железнов
распахнул дверцу, и мы со Штаммом прошили их очередью из своих автоматов.
Железнов остался у ворот, а мы поехали к аэродрому.
По нашим расчетам, самолет должен был вскоре приземлиться. Все было
тихо и безлюдно: в эту ночь, очевидно, не ждали никого.
У края поля находилась какая-то будка.
Мы вошли туда, повернули выключатель. В тесной комнатке стояли стол и
стулья, на стене чернел рубильник. Мы рискнули его включить и выключить: на
поле на мгновение вспыхнули сигнальные электрические лампочки.
- Это удача, - сказал Штамм. - Я думал, придется сигналить ракетами.
С аэродрома поехали к домикам, в которых находились дети. Там тоже было
тихо. Мы зашли в одно из помещений.
Стояли кроватки, в них спали дети. Их было что-то мало, часть из них
уже успели куда-то деть. В одной из комнат мы нашли трех женщин, уж не знаю,
как их назвать: няньками, сиделками или надсмотрщицами.
Одна из них проснулась, когда мы вошли. Она стыдливо натянула одеяло до
самого носа.
- Господин офицер! - воскликнула она, хотя я был в штатском платье, а
Штамм в солдатской форме: вероятно, большинство здешних посетителей, в
штатской ли они были одежде или военной, являлись офицерами.
Ее восклицание разбудило остальных. Женщины не понимали, зачем мы
пришли.
- Пойдите, Штамм, поглядите, - сказал я, - не найдется ли для них
подходящего местечка.
Штамм быстро отыскал какой-то чулан, в котором не было окон, но зато
снаружи имелся большой крепкий засов.
- Отличный бокс, - сказал он. - Как раз для таких, как эти.
Мы заставили женщин подняться и загнали их в чулан.
- Если будете сидеть тихо, с вами ничего не случится, - строго сказал
Штамм. - Но если вздумаете орать и безобразничать, мы вас расстреляем.
Одна из них принялась просить, чтобы их не запирали, клялась, что они
ничего себе не позволят, но мы им не поверили. В соседнем доме не оказалось
никого - ни детей, ни взрослых. На самой даче обнаружили двоих - кухарку и
денщика; этих мы заперли в погреб.
Вернулись к детям, принялись поднимать их с кроватей и отнесли в
машину. Перевезли и поехали к Железнову.
Он стоял возле вышки с автоматом в руках.
- Самолет запаздывает, - с досадой сказал он. - Неспокойно что-то...
Но тут мы услышали долгожданный рокот, и я со Штаммом поехал обратно на
аэродром. Штамм подъехал к будке, вбежал в нее.
Дети, сбившись кучкой, сидели в темноте, прижавшись друг к другу, как
цыплята; кто-то плакал, кто-то спал, но большинство только сопело и молчало.
Штамм включил рубильник - в поле загорелись огоньки, и несколько минут
спустя большой, тяжелый самолет побежал по полю. Мы подъехали к нему на
машине.
Самолет содрогался: пилот не заглушал мотора.
Он выскочил из кабинки, вгляделся в меня в темноте.
- Беда с вами, - сказал он. - Товарищ Железнов?
- Нет, я Макаров, - сказал я. - Железнов охраняет вход.
- Ну, здравствуй, - сказал он и назвался: - Капитан Лунякин.
- Видите ли, обстановка такова... - начал я.
Но Лунякин закричал:
- Какая там обстановка! Где ваш груз? Где груз? Давайте скорее, иначе
все тут останемся!
Штамм по-немецки сказал мне, что пойдет за детьми.
Лунякин подозрительно на меня посмотрел.
- А это что за немчура? - спросил он.
- Это один товарищ, - сказал я. - Проверенный товарищ. Он идет за