дома, убитый ваххабит, уткнувший бородатое лицо в станковый пулемет, зияющий
пролом в мечети, раздавленная танком овца с уродливой рогатой головой.
которой он путешествовал в Дагестан, подходит к концу.
следовало так рисковать, не следовало идти на линию огня!.. Мы очень за тебя
волновались? Ты немного пришел в себя?.. Приглашаю на вечер в театр?
партере!..
бомонд!.. У тебя есть смокинг, есть бабочка? Возьми одну из своей
коллекции!.. - Он рассмеялся и повесил трубку.
пешком спускался по Тверской к Большому театру, изумляясь красоте и
ухоженному блеску города. Большой театр, белокаменный и помпезный, с черной
квадригой на светлом, нежном фронтоне, пропускал под колонны торжественных
театралов, несущих букеты для любимых певцов. То и дело подкатывали дорогие,
с холеными шоферами, лимузины, сопровождаемые тяжеловесными джипами. Верная
охрана зорко следила, как взбегают на ступени министры, банкиры, именитые
политики, иностранные дипломаты, приехавшие из ближних городов губернаторы.
Вся площадь была оцеплена милицейскими постами. Невидимые агенты
безопасности, сливаясь с толпой, фланировали у колонн, неслышно
переговаривались по крохотным рациям, как лесные незаметные птицы. Ожидался
приезд Президента и Премьера. Высший московский свет - политики, литераторы,
ведущие телевизионных программ, пожелали присутствовать на спектакле,
который неожиданно для всех решил посетить больной, не бывавший на публике
Президент. С Гречишниковым они встретились в вестибюле, встав в очередь за
биноклями, которые были нарасхват. Каждому хотелось рассмотреть в
императорской ложе Президента. Проверить, верны ли слухи, согласно которым
тот едва передвигался, окружен неотступной свитой докторов. Белосельцев с
Гречишниковым запаслись биноклями, разгуливали в фойе, встречаясь со
множеством знаменитых персон, то и дело всплывавших на телевизионных
экранах, а здесь присутствовавших во плоти. Мелькнул Мэр не в своем обычном
облачении деятельного прораба и устроителя дорог, но в черном смокинге,
неловко сидевшем на его маленькой коротконогой фигуре, делавшем его похожим
на лысого пингвина. Прошел стороной Астрос, ироничный и пылкий, что-то
втолковывавший степенному послу Израиля. Скачущей беличьей походкой
проскользнул Зарецкий с бриллиантовой булавкой в шелковом галстуке.
Гречишников. - Если помнишь, Президент начал свое восхождение с балета
"Лебединое озеро", а закончит свой путь оперой "Пиковая дама". Русская
политика в конце двадцатого века делается под музыку Чайковского. Займем
наши места, Виктор Андреевич. Нам все будет отлично видно. И они вошли в зал
- в огромную золотую раковину, сочную, сияющую, наполненную рокотами,
шелестом, таинственным гулом. В вышине празднично и ликующе переливалась
алмазная люстра, словно немеркнущее светило Империи.
заставляющую забыться в предвкушении великолепной условности, когда
искусными ухищрениями грубая, натуральная жизнь умертвлялась и из музыки,
света, ненатуральных поз и речений создавалось эфемерное отражение бытия,
его разноцветная тень, уловленная в золотую ловушку.
бархатную глубину, были посеяны семена звуков.
черного, белого. Мерцали бинокли, вспыхивали драгоценности на обнаженных
женских шеях. Золотая раковина обнимала своими створками живую сердцевину,
пребывавшую в легком колыхании, шевелении, в мягких и сочных пульсациях.
императорской ложе, похожей на огромную золотую карету. В ложу вошел
Президент. Медленно, словно с трудом сохранял равновесие, подошел к
парапету, грузный, в черном костюме, с отечным лицом, с маленькими
заплывшими глазами. Медленно оглядел пространство зала, прищурившись на
алмазную люстру.
внимал рукоплесканиям, словно убеждался в том, что по-прежнему любим и
всесилен. На его лице появилась слабая улыбка, и он с трудом поклонился
залу. За его спиной возникли жена в темно-синем бархате и младшая дочь с
обнаженной шеей, на которой сверкало бриллиантовое ожерелье. Аплодисменты не
прекращались и теперь относились ко всему августейшему семейству. Зал славил
эту семью, обращаясь к ложе снизу, из партера, и сверху, с балконов,
восторженно и верноподданно вглядывались в золоченую раму, в которую были
заключены три бледных, с чертами фамильного сходства, лица.
сначала оставался на заднем плане, но потом, когда Президент начал садиться
и овации стали понемногу стихать, он шагнул ближе и занял кресло в первом
ряду ложи, чуть в стороне от жены Президента. Президент сидел, расслабленно
улыбаясь, с мертвенной маской узкоглазого монгольского богдыхана. С трудом
поворачивал голову на оплывшей шее, продолжая улыбаться, пока не увидел
Премьера. Лицо его вдруг изменилось, побагровело, углы губ поползли вниз,
глаза приоткрылись, и оттуда, как из глубины камня, сверкнула ярость. Он
что-то сказал Премьеру - неразборчивое среди продолжавшихся хлопков. Зал
увидел это переменившееся лицо и разом умолк. Вслушивался в голос, сипло
звучащий в золоченой ложе. Премьер слушал стоя, и было видно, что он стал
влажный, малиновый от испарины.
петь Собинову, Шаляпину и Козловскому, доносила слова Президента до самых
отдаленных кресел. - Вы должны сейчас хоронить солдат, погибших в Дагестане
в результате ваших бездарных и некомпетентных действий. - В зале и даже в
оркестровой яме стояла абсолютная тишина. - Вы должны сейчас находиться не в
опере, а в Дагестане!
Беззвучно шевелил бескровными губами.
слышен звук удалявшихся премьерских шагов. Люстра под потолком стала
медленно меркнуть. Из нее утекал волшебный блеск. И во мраке вдруг вспыхнула
увертюра, словно огненный салют взорвался в ночи и тысячи вихрей, сверканий,
лучистых молний понеслись в вышину.
статуями богов и героев, возник Летний сад. По его аллеям петербургская
знать в мундирах, кринолинах, статских фраках, кружевных чепцах потекла,
словно эфемерный рой мотыльков.
ослепительное солнце зажглось на лепном потолке, в золотой ложе рядом с
Президентом сидел Избранник, тихий, спокойный, милый. Белосельцев направил в
ложу бинокль, скользнул по синему бархату президентской жены, по голой шее
вельможной дочери, по седовласой голове Президента и увидел увеличенное
оптикой, утонченное лицо Избранника. И туманный, загадочный зайчик света у
его переносицы.
- они допоют без нас. Мы же позволим себе легкий ужин и немного виски.
Выпьем за упокой друга всех дураков и ваххабитов.
о назначении Избранника временно исполняющим обязанности Премьер-министра,
до утверждения его кандидатуры Думой.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОПЕРАЦИЯ КАМЮ
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
волю. Кто они, истребляющие репутации властных персон, сталкивающие лбами
могущественных политиков. Они не входили в известные партии, не работали в
правительственных учреждениях. Не мелькали на лакированных журнальных
обложках, не оставляли следа на телевизионных экранах. Как тени, входили в
самые закрытые коридоры, в недосягаемые, секретные кабинеты. Их принимали
богачи и министры, генералы и иностранные послы, выслушивала своенравная
президентская Дочь. Их власть опиралась не на деньги или военную силу. Она
была необъяснима, таинственна, сродни волшебству, магическому знанию.
трухлявой сырой подстилке, в которой умирали деревья-великаны брежневской
поры, искусно подпиливаемые загадочным чекистом Андроповым. Или они были
сохранившейся, глубоко законспирированной политической разведкой Ленина,
пережившей космическую катастрофу "перестройки", массовое вымирание
пупырчатых коммунистических ящеров. Или, быть может, они составляли часть
глобального секретного братства, соединяющего спецслужбы мира, неуязвимого и
всесильного, о котором вскользь, под тенью африканской акации, поведал ему
Маквиллен, мистик, энтомолог, разведчик.
"Фонде" на Красной площади. Из комнаты с зеркальными окнами, с батареей
цветных телефонов, с молчаливыми безликими персонажами, словно тени
скользящими по сумрачным коридорам, из кабинета, в котором когда-то
размещался Троцкий с черными солнышками слепящих очков, а теперь чуть слышно
шелестели компьютеры, перелистывая прозрачные многоцветные страницы, - из
этой обители велось управление огромной страной. Методом иглоукалывания,