поверит.
почувствовал смутную тревогу; ему нужно было увидеть все ее глазами, хотя
бы на одно мгновение.
нес Мэри по лестнице. Так глубоко он загнал внутрь память о них, что
только сейчас раскрылось перед ним их истинное значение. Да, скажут, что
он ее изнасиловал, и не будет никакой возможности доказать, что это не
так. До сих пор он не ощущал всей важности этого факта. Он встал, плотно
сомкнул челюсти. Насиловал ли он ее? Да, насиловал. Каждый раз, когда он
испытывал то, что он испытывал в ту страшную ночь, это было насилие. Но
оно не имело ничего общего с насилием мужчины над женщиной. Насилие - это
когда стоишь, прижатый к стене, и нужно ударить, хочешь ты этого или нет,
нужно ударить, чтобы отогнать свору, готовую растерзать тебя. Он творил
насилие всякий раз, когда видел перед собой белое лицо. Он был длинным
упругим куском резины, который тысячи белых рук растягивали до предела, и,
когда он срывался, это было насилие. Но насилие было и тогда, когда из
самого его нутра поднимался крик ненависти, потому что жизнь становилась
невмоготу. Это тоже было насилие.
выключила плитку. Она налила молока в стакан и подала Биггеру. Он пил его,
медленно, глоток за глотком, потом отставил стакан и снова сел. Оба
молчали. Бесси снова подвинула к нему стакан, потом, когда он выпил,
налила еще один. Он встал, борясь с сонной тяжестью в ногах и во всем
теле.
постель; Биггер подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи:
она спрятала фляжку обратно.
вытереть глаза. Биггер стоял посреди комнаты и раздумывал. Может быть, они
уже у него дома; может быть, уже говорят с матерью, с Верой и с Бэдди. Он
подошел к окну, отдернул занавеску и выглянул. Улица была белая и
пустынная. Он обернулся и увидел Бесси, неподвижно застывшую над узлом с
постелью.
такую, с собой невозможно, но оставить здесь тоже нельзя. Он спокойно
рассудил, что нужно все-таки взять ее, а потом, если понадобится, уладить
это дело, уладить так, чтобы не подвергать себя опасности. Он думал об
этом без всякого волнения, как будто выход был подсказан ему чужой, не его
логикой, над которой он был не властен, и ему оставалось только
повиноваться.
поймают. Надо было мне раньше знать, что этим кончится. - Она заломила
руки и стала раскачиваться из стороны в сторону, а из-под опущенных век
струились слезы. - За всю свою жизнь я светлого дня не видала. Не голод,
так болезнь. Не болезнь, так несчастье. Кому я мешала? Только и знаешь
гнешь спину с утра до вечера, пока хватает сил; а там напьешься, чтоб
забыть про это. Напьешься и спать завалишься. Вот и вся моя жизнь, а
теперь вот еще это. Ведь меня поймают, а поймают - убьют. - Она низко
опустила голову. - Сама не знаю, как это я себя довела до этого. Лучше бы
я тебя никогда не встречала. Лучше бы один из нас умер, не родившись.
Видит бог, лучше было бы. Что я от тебя видела, кроме горя? У тебя всегда
была одна только забота: подпоить меня, чтоб скорей свое получить. Вот и
все! Я теперь понимаю. Я теперь не пьяная. Я понимаю, что ты сделал со
мной. Раньше я не хотела понимать. Слишком много думала про то, как мне с
тобой хорошо. Уговаривала себя, что счастлива, да только сердце всегда
знало: какое тут счастье, - и вот в конце концов ты навязал мне это, и я
все поняла. Дура я была, слепая, безответная, пьяная дура. А теперь вот я
должна бежать с тобой, когда я знаю, что ты меня даже не любишь.
запали в его сознание тысячью подробностей ее жизни, которые он и раньше
знал; и он увидел еще ясней, что ее нельзя взять с собой - и в то же время
нельзя оставить здесь. Он подумал об этом без злобы и без сожаления,
просто как человек, который понимает, что нужно сделать для спасения своей
жизни, и чувствует в себе решимость сделать это.
постелью. Он выволок ее из комнаты и захлопнул дверь. Он стал спускаться
по лестнице; она тащилась за ним, спотыкаясь и всхлипывая. Еще в парадном
он вынул револьвер из-за пазухи и переложил в карман пальто. Револьвер
теперь каждую минуту может ему понадобиться. С того мгновения, как он
переступит этот порог, его жизнь будет в его руках. Что бы ни случилось
теперь, все будет зависеть от него; и, как только он это почувствовал,
страх его улегся; все опять стало просто. Он распахнул дверь, и ледяной
ветер хлестнул ему в лицо. Он отступил назад и обернулся к Бесси:
тротуарам, навстречу ветру и снежной метели. Один раз она остановилась и
заплакала. Он схватил ее за плечо.
ряды черных дыр зияли на месте окон, точно глазницы черепа. Он взял у нее
из рук сумочку и вынул фонарь. Потом он вцепился в ее локоть и потащил ее
по ступенькам наверх, к двери парадного. Дверь была полуотворена. Он
уперся в нее плечом; она подалась со скрипом. Внутри была непроглядная
тьма, слабый свет фонарика не мог разогнать ее. Острый запах гнили ударил
ему в лицо, и сухие лапки торопливо затрусили по деревянным половицам.
Бесси шумно втянула воздух, словно хотела крикнуть, но Биггер так сильно
сжал ей руку выше локтя, что она вся скорчилась и только глухо простонала.
Когда он поднимался по лестнице, до его ушей несколько раз донеслось тихое
поскрипывание, как будто где-то гнулось дерево на ветру. Засунув узел под
мышку, он одной рукой держал Бесси за руку, другой отводил густую паутину,
липнувшую к губам и глазам. Он остановился на третьем этаже, в комнате,
окно которой выходило в узкий пролет между домами. Пахло древесной трухой.
Он навел фонарь на под: доски были покрыты густым слоем грязи, в углу
валялись два кирпича. Он взглянул на Бесси: она закрыла лицо руками, и ее
черные пальцы были мокры от слез. Он бросил на пол узел с постелью.
над головой. От холода у него стучали зубы. Бесси прижалась к стене и тихо
заплакала.
кружился над выступом крыши. Потом он глянул вниз и не увидел ничего,
кроме густой черноты, куда слетали сверху редкие белые хлопья, медленно
кружась в желтом луче фонаря. Он опустил окно и повернулся к Бесси, она
все так же стояла у стены. Он подошел к ней, взял у нее сумочку, достал
фляжку и выпил все до дна. Ему сразу стало хорошо. Виски согрело его
желудок, отвлекло мысли от холода и от воя ветра за окном. Он сел на край
постели и закурил. Это была первая сигарета за несколько часов, он жадно
вбирал в легкие теплый дым и медленно выпускал его. От виски все его тело
разогрелось, голова слегка кружилась. Бесси все еще плакала, негромко и
жалобно.
Афанасьев Роман
Орлов Алекс
Круз Андрей
Семенова Мария
Шилова Юлия
Никитин Юрий