всего лишь некоторое время назад? Не самое хорошее начало разговора, но
ничего другого в голову Никите не пришло.
Сегодня похороны. Здесь, неподалеку...
любопытны, а если дело касается темных историй - любопытны вдвойне. Но
Джанго, вопреки ожиданиям, в Никиту не вцепилась, напротив, перевела
рассеянный взгляд на верхушку ближайшего тополя.
знакома ли она с ними. И уже тогда она ответила ему "нет".
простят его обстоятельства и место встречи...
рассеянный взгляд на тот же тополь.
Вы к кому-то пришли?
позволите проводить вас?
и сейчас. Что она делает здесь и к кому пришла?..
поблагодарить тогда... за собаку. Если бы не вы...
не позабыл ее глаза, совсем не позабыл! Золотисто-карие, в обрамлении
светлых ресниц, удивительное сочетание.
Всеволожска, в голосе Джанго проскользнули едва заметные,
частнособственнические нотки.
Джанго аккуратно вертела головой в разные стороны. Казалось, она выгуливала
Никиту, как выгуливают пса: без всякой цели. Разговор не клеился совсем, но,
по здравому размышлению, все это легко можно было списать на место. И все
же, все же... Никиту не оставляла невесть откуда взявшаяся мысль, что Джанго
не знает, куда идти. Он слишком часто бывал здесь, он знал, что такое
приходить к близкому человеку. Не к знакомому, просто знакомому (кладбище -
не место для случайных встреч, случайных поступков и случайных променадов),
а именно - к близкому. А потом. Потом Джанго свернула на знакомую аллею.
Знакомый Никите квартал, знакомую Никите тропинку. Именно здесь был
похоронен Никита-младший.
проводил ее до метро. Могила, перед которой остановилась девушка, была
хорошо знакома Никите: "Ревякин Юрий Юрьевич... Спи спокойно, дорогой сын,
брат и муж".
битой тузами во время бандитской разборки. Впрочем, гранитная физиономия
Юрия Юрьевича выглядела довольно пристойно, неизвестный
скульптор-монументалист как мог польстил покойному: никакого намека на
криминальное прошлое, такую физию с честью носил бы какой-нибудь бакалавр из
Гарварда. Юрия Юрьевича изредка навещал братец, такой же бандюхай, и их
общие с братцем друзья. Друзья, почтительно тряся литыми плечами и такими же
цепями, размазанными по груди, пили на могиле дорогой коньяк и вели себя
достаточно прилично. С братцем Никите пообщаться так и не удалось, а вот с
отцом он любил поговорить на разные, совсем не кладбищенские темы. Общее
горе быстро сближает людей, от отца-Ревякина он узнал, что Юрий Юрьевич был
золотым ребенком, затем - золотым парнем, затем - спутался с криминальным
отбросами, "вот вы скажите, Никита, как так? Я с младых ногтей работаю, мать
с младых ногтей работает... А вот ему легких денег захотелось. Захотелось -
вот и получил"... Отец-Ревякин на покойного Юрия Юрьевича по-настоящему
сердился, вел бесконечные брюзгливые дебаты, долго поучая гранит,
венчающийся крестом. Иногда Никите казалось, что он не выдержит и насует
кресту отеческих тумаков. Пару раз он видел и вдову покойного: будучи женой,
она, как и положено жене бандюхая, была недалекой смазливицей с такими же
недалекими смазливыми ногами. К раннему вдовству она оказалась неготовой, во
вдовстве она откровенно скучала, а потом, чтобы хоть как-то развеселить
себя, переметнулась к братцу Юрия Юрьевича. Об этом и сообщил Никите
отец-Ревякин, припечатав новоиспеченных молодоженов эпитетом "во засранцы,
а!"...
теперь здесь появилась Джанго. Но Никита даже не думал об этом, не думал.
Потому что отсюда, от крепко скроенной ограды, он видел и могилу
Никиты-младшего. Любовно ухоженную, со свежими цветами. Значит, Инга была
здесь совсем недавно...
человека - так почему-то подумал Никита. Подумал и сказал:
судя по дате на памятнике, запоздали как минимум на год.
знает об этой лжи.
Корабельниковой - зачем она солгала?
Смотреть отсюда на могилу сына было больно, больно нестерпимо. И он опустил
голову. И уставился на кроссовки Джанго: просто потому, что ему необходимо
было найти точку опоры, за что-то зацепиться взглядом. Шнурок на правом
развязался, и как только она до сих пор не наступила на него и не
споткнулась? А, может, жаль, что не наступила и не споткнулась, тогда бы он
обязательно поддержал ее, коснулся локтя, коснулся кожи, она рассмеялась бы,
несмотря на спрятанные под курткой хризантемы... Конечно, она рассмеялась
бы, ведь цветы были предназначены человеку, которого она даже не знала.
Мариночки? Именно сейчас? Эти вопросы все еще мучили Никиту, когда Джанго
поймала его взгляд, устремленный на кроссовки. И тоже заметила развязавшийся
шнурок.
футболки, не удержавшись под собственной тяжестью, вывалилась цепочка. И так
и осталась на некоторое время выпавшей из ворота, посверкивая на неярком
сентябрьском солнце. Но дело было не в цепочке.
хорошо.
ее заваливал Корабельникоff. Дешевенькое польское серебро с дутой пробой,
какого навалом в любом сельпо. И стекляшка вместо камня. Он видел это кольцо
очень близко, когда Мариночка положила руки ему на колени - в один из
последних его приездов на Пятнадцатую.
его не было. Колье - было, то самое, пропавшее, стоимостью в двести
пятьдесят тысяч долларов... Но как сказал Калинкин? "Убивают и за меньшую
сумму. Много меньшую, на порядок"...
унесли не банальные дети по вызову, а кто-то другой? Но тогда? Тогда это
могут быть не сопляки, поснимавшие мертвую пенку по верхам. Они метнулись в
ванную, оба, и у него была возможность выскочить из квартиры. А потом и они
выскочили из квартиры, спустя шесть минут - он засекал по приборной панели,
- довольно быстро, груженые пакетами. И помчались к его машине.
Перепутанные, поджавшие хвосты. Никита даже глаза прикрыл, стараясь