стремительно спросил Варберг.
нужно арендовать вертолет, чтобы разыскать его в горах и обсудить этот
вопрос.
расходы фирма возьмет на себя.
как сфинкс. Значит, согласен...
было поздно: на западный манер они вставали в пять, а работать начинали в
шесть утра. Иван Сергеевич поспешил в свой номер, чтобы запереться, пока
Августа с Норой убирали стол, но на полдороге его перехватил Варберг,
неожиданно появившийся на лестнице. Он снова тряс ему руку и смотрел в
глаза. Соучредитель фирмы был выпивши и от этого еще больше походил на
Мамонта.
меня очень приятные вещи. Они много неприятны для нашей фирмы. Но для меня
лично... Я рад был услышать в России то, о чем думал мой отец. Вы слышали о
моем отце? Это профессор Варберг.
Жаль! Он сказал: "Кто владеет Уралом, тот стоит у солнца!" Как хорошо
сказал!
Августа развешивала в шкафу его одежду, брошенную как попало перед уходом в
зал приемов...
Августа огладила его бритую голову и тихо засмеялась.
все равно было приятно!
спокойно, я тебя здесь прикрою!"
пришла она сюда не только для "постельной разведки". Он медленно склонился к
ее губам, но вдруг мощный взрыв сотряс особняк! Пол качнулся, по стене пошла
трещина, посыпалась штукатурка с лепного потолка и зазвенели стекла. Августа
с криком впечаталась в его объятия. Не выпуская ее, Иван Сергеевич бросился
к окну- от подъезда особняка поднимались клубы пыли и дыма. Крик и беготня
на первом этаже раздувались воздушным шаром.
руки Августы, побежал в коридор...
напоминали шум водопада. При всей своей фантазии он не ожидал такого зрелища
и теперь стоял внизу, на камнях, пораженный тем, что натворил. Багровый дым,
закручиваясь в вихрь, вырывался из-под жестяного навеса насосной площадки и
огненными клубами уходил под своды зала. Горячий воздух перемешал
пространство пещеры. Фейерверки искр и мелких углей пронизывали
взбудораженную атмосферу, сплошная капель, пулями срывавшаяся со
сталактитов, изредка мелькавших в дыму, напоминала расплавленный металл или
сотни сгорающих комет. Рядом была вода, но и она походила на кипящую лаву, и
чудилось, что ей уже не залить огня. Жесть навеса коробилась, выгибалась то
в одну, то в другую сторону, словно живая, страдающая в пламени плоть. Огонь
оживил здесь все: метались по стенам причудливые тени, цветные сполохи,
напоминающие северное сияние, холодную и теперь парящую воду, неподвижный
воздух и даже камень в своде зала. Несколько глыб сорвалось и ушло в воду!
Опасаясь обвала, Русинов прижался к стене, затем под роем искр кинулся под
бетонный надолб насосной площадки. К счастью, упавшие камни не вызвали
движения породы.
Падая на холодные камни, он превращался в тонкие лепешки и мельчайшие
брызги, дробью стучавшие по ногам...
и засмеялся. Расплавленный свинец мог стать символом свободы- обжигающий,
тяжелый и неудержимый. Ему не пришлось даже использовать таран, чтобы
вызвать подвижку размягченного металла.
обожженные руки. Боль вернула ощущение реальности, и образ огненной стихии в
замкнутом пространстве, образ жерла вулкана развеялся в сознании дымным
облаком. Но в тот же миг он испугался иного - свинцовая струя не кончалась!
Напротив, крепла и походила теперь на живой, выбивающийся металлический прут
перед глазами.
просматривалась сквозь огненный шевелящийся скелет догорающей дровяной
клетки.
красная стенка костра рухнула на площадку, рассыпалась, раскатилась на
уголья и веером полетела вниз. Русинов ступил в пламя, отгреб ногой головни
и всунул зуб ледоруба в щель притвора. Рванул на себя - нет! Поперечная
балка запора с той стороны еще не вышла из зацепления и не развернулась
вертикально. Тогда он ударил по двери ногой и с радостью услышал- даже
сквозь затычки! - ее глухой, мягкий стук. Он стал бить по раскаленной
стальной плите, разметывая ногами горящие угли и брызги свинца, лужа
которого стояла в неровностях бетонной площадки.
беззвучно дверь начала отходить от косяка и клубы дыма, словно поджидавшие
этого мгновения, вдруг устремились в щель густым и стремительным потоком.
хватало воздуха и сил. Но дым оказался стремительнее, обошел его, и стало
нечем дышать. Он упал на щебенку и почувствовал, что навстречу дыму, у самой
земли, идет такой же мощный поток чистого воздуха. Выработка как бы
поделилась на два пространства- жизни и смерти. Передвигаться можно было
лишь ползком, не поднимая головы. Однако Русинов отдышался, набрал в грудь
воздуха и рванул, как спринтер. Если была тяга и шел свежий воздух - значит,
дверь на командный пункт не заперта!
стальной порог и повалился на пол.
кружился возле жалюзи вытяжной вентиляции. Пока впереди была еще одна
бронированная дверь, он не мог отдыхать долго. Словно ныряльщик, набрав
воздуха, он снова бросился вперед, на ходу отыскивая лучом дверной проем.
стену и засмеялся. Ее можно было запереть только отсюда, изнутри командного
пункта. Все! Дальше путь свободен!
черную мокроту, но ему хотелось скорее к солнцу. Разве можно быть здесь, в
черной дыре, в чреве коварной Кошгары, когда там, на поверхности,- светлый,
чистый день, деревья, трава и птицы, когда в небе сияет солнце?!
прибавился к нему еще стук крови, похожий на грохот колес грузового состава.
Не слушать! Не думать! Нужно идти вперед, ибо движение сейчас - жизнь!
дверь ледорубом и в луче фонаря увидел серебристый след. Проникнуть через
нее было непросто даже вездесущей проникающей радиации: стальная плита
оказалась облицована толстым слоем свинца.
Казалось, что луч электрического света связывает его с тем, верхним,
вездесущим и проникающим. На ходу он отметил, что взорванная ракетная шахта
превратилась сейчас в гигантскую трубу и теперь Кошгара, если смотреть с
земли, напоминает проснувшийся вулкан либо священный жертвенник, ибо дым
курится из астральной точки на "перекрестке Путей". Русинов вышел в штольню
и стал узнавать знакомую крепь, рванье толстых освинцованных кабелей и даже
каменные завалы с искореженным железом. Оставалось всего около
полукилометра! Теперь он поднимался вверх и, преодолев очередное
нагромождение глыб, всматривался вперед: очень хотелось не пропустить
момента, когда в кромешной тьме покажется первый луч. Было около двенадцати
часов, и солнце в это время могло заглядывать в воронку штольни.
уходили под самый свод, то с одной, то с другой стороны цеплялась проволока,
арматура, остатки каких-то конструкций вдруг заслоняли путь. Он карабкался
вверх, но почему-то чудилось, будто штольня спускается вниз, а луч фонаря,
прорезывая тьму, тонет в бесконечности. Этот последний отрезок дороги к
свету не мог быть таким длинным! Уже давно вверху должно показаться светлое
пятно! Он не мог заблудиться; он точно помнил, что из штольни нет никаких
ответвлений - прямая дорога наверх. Все же, вот, под ногами бетонная
дорога... Но почему впереди лишь развалы камней, нагромождение глыб и больше
ничего?!
закрыл глаза. Горячий пот струился из-под каски, с бороды капало, палило
обожженные свинцом ладони. Спокойно... Пройти еще сто метров, и будет свет.
Он должен быть! Стоп! Почему опять капает на плечи, на каску? Тяжелые
ртутные капли... Неужели началось? Но когда? В какой момент он упустил
ощущение реальности? Когда перестал контролировать свое сознание?
потом-то ведь был огонь! Буря огня! Неужели в этот миг разум померк? А дрова
так и не разгорались... И от отчаяния, от безысходности произошло затмение?
И все привиделось - свинцовый родник, мягкий стук освобожденной двери, бег