- Я об этом никогда не забывал, - признался он. - Есть одно место на
земле... Забытый сад, тот самый, где я был...
- Но ты же не можешь вспомнить, где он находится!
И все начиналось сначала...
Потом его перестали вызывать на допросы, однако к глазку в двери подходили
какие-то люди, смотрели на Насадного, невнятно, шепотом переговаривались и
уходили. И на третий его не беспокоили. Странный этот перерыв напоминал
знакомую ситуацию, когда у него сменился следователь, и сейчас он полагал,
что снова будет замена, однако на пятый день отвели в комнату для допросов
и незнакомый человек в военном стал вдруг расспрашивать его о следователе -
о чем говорили, как себя вел на последнем допросе, не обещал ли освободить.
Спустя полгода Насадный узнал причину: после допроса следователь приехал к
себе в гостиницу, написал какую-то записку, лег спать и больше не
проснулся. И еще узнал, что первые два тоже исчезли не так просто - один
был уволен с работы, а впоследствии и сам угодил в лагерь; второй
действительно заболел и попал в закрытую психиатрическую лечебницу, откуда
уже никогда не выходил.
Но тогда он не знал этого и, сидя в тюремной камере Бутырок, определил себе
всю будущую судьбу, решив, что всему виной эти его странные воспоминания,
от которых так легко сойти с ума...
8
Он очнулся в момент, когда обрушился поток ледяной воды, и сразу понял, что
его не застрелили, а ударили чем-то по затылку. А сейчас, значит, отливали,
чтобы продолжить муки. Удивительно, сознание включилось сразу, то есть он
четко вспомнил, где находится и что произошло. Не открывая глаз, чтоб
ничего не заметили, Зимогор осторожно двинул рукой и нащупал увесистый
булыжник. Надо чуть приподнять веки, пока стекает с лица вода, высмотреть,
где кто стоит, и ударить внезапно. Тогда точно застрелят, просто с испугу,
по инерции: уголовники все психи...
Он приоткрыл глаза и увидел над собой топографа с резиновым ведром. Он
что-то говорил или спрашивал, однако в ушах гремело и Олег различил лишь
шевелящиеся губы.
- Где?.. - будто бы спросил Зимогор. Реакция была странной - топограф
засмеялся и вылил остатки воды на грудь. Потом что-то сказал, махая рукой
за реку.
- Ты живой? - он не слышал даже собственного голоса, однако говорил
правильно и связно, поскольку его понимали: спутник радостно закивал
головой.
"Почему он живой?" - подумал Олег, вспомнив серый ком тела на берегу.
А он был живой и невредимый, судя по внешнему виду. И даже почему-то
веселый...
Зимогор привстал на руках, земля еще валилась в одну сторону, и падала
голова. Топограф побежал к реке, а Олег пощупал затылок, откуда разливалась
тупая боль. Закрыв глаза, чтобы не упасть, он посидел со стиснутыми зубами,
и когда снова поднял веки, головокружение не прекратилось, хуже того,
начало тошнить - значит, сотрясение мозга...
А топограф бегал, как молодой, и даже не запинался...
Когда он вернулся с водой и стал совать край ведра ко рту, Зимогор
оттолкнул его и спросил:
- Почему ты живой?
Лицо у напарника вытянулось, забегали глаза и опустились плечи. Олег не
услышал ответа, а сурдоязыка не понимал, зато обнаружил, что в гремящий
звон вплетается ритмичный переливный шум горной весенней реки. Топограф
суетился: принес из машины и расстелил спальный мешок, намереваясь
переложить Зимогора, затем открыл автоаптечку и закопошился в лекарствах.
Олег поднялся на четвереньки, затем, кое-как удерживая равновесие, встал на
ноги. Земля продолжала валиться на один бок, и идти по этому крутому
косогору было невероятно трудно. То и дело оступаясь, он добрел до кромки
берега и зашел в воду. Он не умывался - и так был весь мокрый стараниями
топографа; он чувствовал потребность находиться в речном шуме, который
выдавливал из головы пустоту, чугунный грохот и боль. Спутник, подобно
наседке, прыгал по берегу и что-то говорил, жестикулируя руками и пальцами.
После того как Зимогора стошнило, кажется, стало легче, но, выйдя на сушу,
он вновь ощутил бесконечный крен земли. Правда, открылся слух.
- Мне тоже досталось, Олег Палыч! - оправдывался топограф, норовя
подставить плечо. - Поддых саданули, думал не встану!.. Едва потом
отдышался! Кажется, ребра треснули, в грудной клетке...
Он попросту прикинулся мертвым и отлежался, чтоб больше не трогали.
Возможно, и правильно сделал...
Добравшись до машины, Олег сел за руль: местные бандюги ничего не тронули,
не испортили, двигатель завелся сразу. Он не выбирал направления, а поехал
дальше, по броду через реку и по лесистому распадку - куда тянула дорога.
Однако катиться на колесах по вздыбленной и тряской земле оказалось еще
труднее, чем идти. Каждая выбоина на дороге отдавалась болью в затылке, и
ком тошноты плавал у самого горла. Он стискивал зубы и газовал, поскольку
чудилось, будто все время едет в гору. А топограф не затыкался:
- До первого поста ГАИ! Или до деревни! Позвоним в милицию! Я их хорошо
рассмотрел и запомнил. Найдут! Это же вооруженный разбой! За это полагается
лет десять!..
Зимогор не знал, куда выведет этот проселок, а "штурман" был занят не
дорогой, а предстоящей местью; впрочем, сейчас было и не важно, главное,
уехать от этого места, найти людей, ближайшее жилье, чтоб отлежаться. У
него уже было сотрясение мозга, перед первой свадьбой, когда в одночасье
решили с невестой в зимние каникулы сгонять на Красноярские Столбы. Тогда
он сорвался на Перьях, на глазах будущей жены улетел на сорок метров вниз и
не разбился насмерть, поскольку угодил в двухметровый сугроб. Могло бы
вообще ничего не случиться, не будь накануне сильной оттепели: удар о
твердый наст под снегом, кроме всего, "усадил" еще и шейные позвонки,
иногда напоминающие о себе перед непогодой. А не очень сдержанный на
диагнозы доктор сказал, к старости вообще замкнет шею...
Зимогор знал, что сотрясение мозга лечится покоем и ничем больше...
Он впервые за тридцать пять лет получил по башке из-за женщины - тогда он
считал, что мусорщик нанял местных бандитов, чтобы отомстить за свою жену и
ветвистые рога на собственной голове. Все его доводы относительно Манораи
Зимогор всерьез не воспринимал. У него никогда не было конкурентов, и все
девушки, начиная со школы и самой скромной дружбы и кончая экспедицией,
всегда оказывались свободными.
Никогда не существовало причин устраивать турниры, и потому сейчас,
наперекор всему, несмотря на дикую боль при тряске, он чувствовал некое
обновление и даже азарт. В тридцать пять, а вернее, еще раньше, Олег ощутил
тоску по юности и уже несколько лет жил с чувством безвозвратно
утраченного. Иногда он, словно старик, оставаясь в одиночестве, начинал
кряхтеть, пить водку и думать горестно, предрешение, будто умирать
готовился. Казалось, в жизни уже не может ничего случиться такого, что
заставит его вновь карабкаться на Перья Красноярских Столбов, дурачиться и
быть самим собой.
И вот случилось: слуховые галлюцинации в Манорайской впадине обратились в
реальную женщину Лаксану, за которую в удовольствие схлопотать по башке и
наплевать, кто она, чья жена и как жила до этой встречи...
Только бы отлежаться дня три-четыре...
- Хотели создать правовое государство, а создали беспредел! - бухтел
топограф, предусмотрительно севший на заднее сиденье. - Бандитизм дошел до
такой глуши!.. Какие на хрен законы?! Дикий Запад сделали из России. И
оружие отобрали! Небось сам Аквилонов ходит с маузером, а тут драного ружья
не положено!.. Все, я больше ни в одну экспедицию не поеду без пистолета.
Приеду и скажу!.. Не знаю, как вы тут будете работать?
Скоро земля пошла под уклон, и Олег давил на тормоза: машина неслась с горы
и приземистые ели на обочинах мелькали, сливаясь в зеленое марево. Он
Володихин Дмитрий
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия