абэвэгэдейку, где бы она ни находилась, а ее муж через три часа в порошок
разотрет. Ревнивый он, чуть жена на кого глаз положила, бьет сразу без
разбора... А вы сидите тут потом девяносто девять лет.
и резко хапнул пальцами, скребанул, желая сорвать погон, однако на униформе
знаков различия не было - всего лишь нашивка с номером чуть выше нагрудного
кармана да визитка на прищепке. И эта невозможность сделать сильный жест
озлила ракетчика, взмутила и подняла из глубин единственное, что там
оставалось, - суровый и жесткий мат, чем-то отдаленно напоминающий мужские
слезы.
амортизаторе...
ее в виде начатых и незаконченных дел грозили засыпать, похоронить
законников. Бурцева бросало, как в штормовом океане, то вверх, то вниз, но
где бы он ни был - в следственной бригаде по особо важным делам, в
спецпрокуратуре или рядовым следователем, - везде работал как пожарный:
только бы залить, остудить, отстоять то, что еще не горит. А где бушевало
пламя, туда уже соваться было бессмысленно и бесполезно, ибо в первую
очередь в огне перестройки и реформ сгорала всякая законность и сам Закон.
определили как специалиста по социальным взрывам и экономическим
преступлениям. Два года он ездил по этим пожарам и, естественно, не мог ни
потушить, ни предупредить ни одного: поджигатели всегда оставались
неуязвимы, поскольку обладали вполне законной неприкосновенностью.
суете он напрочь забыл и о кубке, сделанном из головы безвестного старца,
похороненного в Зубцовске, и о непреднамеренном убийстве Николая Кузминых в
Студеницах; теперь все эти дела казались мелкими, незначительными, и если
когда вспоминались, то с ностальгическим чувством о мирном времени, когда
можно было работать не в пожарном порядке. Или когда хотелось посмотреть,
есть ли еще край, где нет огня и дыма, где за ночь городские улицы
перекрываются не омоновскими щитами, не автомобилями и бронетехникой, а
сверкающими паутинками бабьего лета.
действием, ибо эта потеря теперь казалась несоизмеримой с идиотскими
принципами и вожделениями поковыряться в мерзости человеческой, чтобы добыть
истину. Семья - вот что нужно ценить во время бурь и потрясений!
Вадимыча и теперь выздоравливала после ранений, силой воли поднимая себя на
ноги.
делам, если бы его в очередной раз не отстранили от дел (это иногда
случалось и означало, что скоро либо повысят, либо понизят до уровня
рядового следователя), и он приходил на работу от силы привычки. И вот
однажды к нему на прием попросился какой-то ученый из МГУ. Сергей встретил
его с удовольствием - все заделье, с умным человеком побеседовать! - и
выяснилось, что он по его, Бурцева, заданию дешифрировал письмена,
оставленные на молитве-грамотке из гроба зубцовского обезглавленного старца.
Года три прошло, не меньше, с той поры, когда он отправлял копии на
экспертизу, но, так и не добившись ответа, забыл, похерил некогда
занимательную головоломку.
- русая редкая бородка, ранняя лысина от лба и печально-светлые,
пронзительные глаза.
Почему-то сдали без ответа, а меня заинтересовало. И я полгода сидел над
этим текстом, использовал несколько методик дешифрирования и добился
результата. Сейчас я прочитаю желтую надпись. Только прежде удовлетворите
мою жажду сердца (так и сказал!): откуда эта грамотка? Я понимаю, это
сопроводительная молитва, дается покойному в руки... Но кто этот покойный?
раскрыто и, кажется, прекращено.
поправляться. - Нет, имеется в виду, необычный. Могу предполагать, что он
царской крови, понимаете? Или имел какое-то отношение к царской династии.
Над ним совершили какой-то древний ритуал!
Безусловно, он царского рода!
сделали кубок, оковали золотом и повторили эту надпись на лобной кости.
имя! И найти тех, кто совершил этот сатанинский ритуал!
уничтожить государство. Да извещаются об этом все народы, - наизусть
прочитал книгочей. - Понимаете, о чем речь? Если надпись сделана
фломастером, а потом повторена на лобной кости, это значит, они снова
вернулись в Россию.
пришли к нам, значит, мир уже в их руках, под их властью. Последний оплот,
не взятый ими в плен, - Россия.
каббалы и сатанизма. Распрощавшись с ученым, Сергей подробно изучил
сочинение и почувствовал "жажду сердца". Дело по зубцовскому старцу
действительно было прекращено и находилось в архиве. Пришлось идти на поклон
к Фемиде, поскольку требовалась виза, чтобы вытащить его из бумажного
кладбища. И она подмахнула ему требование, однако знания и специализация
Бурцева неожиданно потребовались для дела другого, но, как потом выяснилось,
незримыми нитями связанного с городом Зубцовском.
имени Рафаил, и теперь иерархи Православной Церкви требовали досконального
расследования на высшем уровне, поскольку подозревали очередное ритуальное
убийство. И, видимо, хорошо досаждали руководству, что началось кое-какое
шевеление: стали искать, кто же работал по таким делам, и оказалось, в
прокуратуре уцелел один Бурцев. Ему и отдали дело, но не для производства, а
чтобы профессионально отписался и успокоил церковников.
звали Владислав Губский - тот самый морской офицер, что несколько лет носил
за президентом чемоданчик с "ядерной кнопкой", в общем, старый знакомый. Из
тех материалов, которые находились в тощем деле, было неясно, как бывший
каперанг попал в монастырь. И никому в голову не пришло сопоставить его с
тем самым Губским, дело на которого было прекращено, изъято и осело где-то в
не доступных простым смертным секретных архивах. А сам он, освобожденный от
уголовной ответственности по причине полной невменяемости, отправлен до
конца жизни в закрытую психлечебницу.
в какой-нибудь "горячей точке" сатанистом - спланированной операцией и
иностранной разведкой, а значит, и громким скандалом на весь мир. Тем более
время подходящее: Запад трясется и воет от страха, пытаясь выяснить, в чьих
руках сейчас находится русская "ядерная кнопка".
этом, как обычно, скупы на информацию, поставляемую в Генпрокуратуру.
всяческими полномочиями, как и положено во время революции.
было документальное подтверждение, что больной из-за перегрузки закрытого
отделения переправлен в Томскую больницу республиканского значения вместе с
другими, однако туда прибыли все, кроме каперанга. То ли выкрали, то ли
попросту сбежал по дороге, а медики из корпоративных интересов спрятали
концы в воду. Начинать следовало с монастыря, куда Бурцев и отправился в
командировку, причем с легендой московского сноба-следователя, которого
отрывают от важных дел розысками какого-то монаха - руководство боялось
любой огласки...
пустыни, Сергей хорошо изучил монастырскую жизнь и устав: если человек ушел
от мира и принял постриг, то настоятель знает о новом иноке буквально все,
каждый его шаг, поступок, грех, всякую его самую тайную мысль. Правда, есть
тайна исповеди, но есть ли она в данном случае, никто гарантировать не
может. Слишком неординарной личностью был каперанг Губский, слишком много
умел, видел и помнил, чтобы это кого-нибудь не заинтересовало, кроме святых
отцов.
распаханных озимых полей, по-зимнему занесенных снегом, но мокрых и
непролазных, зато на холме, подпертом быстро нищающими, некогда крупными
совхозами. Наполовину разрушенный, он напоминал взятую долгой осадой и
отданную на разграбление крепость: огромные прораны в каменных стенах,
частью снесенные, частью ободранные купола, будто ядрами исклеванные храмы и
братский корпус. Из срезанного до половины шатра колокольни торчала ржавая
емкость - звонницу переоборудовали под водонапорную башню, откуда до сих пор
питались оба совхоза. Разор был настолько мощным, что все следы реставрации,
Флинт Эрик
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Глуховский Дмитрий
Майер Стефани