Чтение 50–й страницы книги ~Московский бенефис~

добром прошу!

- С огнем играешь, баро. Не понял еще? Я услышал, как, брякнув, открылось
окно в комнате и невидимая мне Таня спросила:

- Андрей, я вас слушаю. Только покороче, пожалуйста!

- Близко к окну не подходи! - предупредил дед не то Таню, не то Андрея.

- Тань, скажи деду, чтоб пустил. Разговор есть. Срочный!

- О чем? - сказала Таня. - По-моему, уже все переговорено. Я прекращаю
все эти дела. Мне надоело.

- Тань, ну что мы здесь на всю улицу орать будем? Пусти в дом, я тебе все
объясню.

- Ладно, заходите, Андрей. Пропустите его, Анатолий Степанович.

Меня все это немного успокоило. Во-первых, по этим словам ясно, что
пришли не по мою душу - уже хорошо. Во-вторых, это не менты, не Джамп и не
Чудо-юдо. Скорее всего это граждане из той же фирмы, на которую пашут Леха
Локтев и Петя Антонов. Подрядчики.

Приехали со срочным заказом на еще одну дырку в чьей-нибудь башке. А
Танечка, устав от творческо-снайперской деятельности, ломается. Точнее,
нагоняет цену. Сейчас этот самый Андрей будет ее убеждать, прямо как
секретарь комсомольской организации знатную ткачиху: "Таня, имей
сознательность! Если не ты - то кто же? Нюра болеет, у Вали сын расхворался,
Лена - в декрете... Пойми, некому, кроме тебя!" Мне даже смешно стало. Если
б не беспокоился, что прихлопнут, то, может, и заржал бы.

- Дура! - прокомментировал согласие Тани цыган и пропустил Андрея через
сени.

Интересно, однако, на фига они за своей сотрудницей целую облаву
прислали? Может, беспокоятся, что ее кто-то перекупил? Например, увидели
меня с ней и решили, что я ей более выгодный контракт в обход Лехи
предлагаю... Неприятно, если так. Пожалуй, могут и пришить.

Дед остался в сенях, отделенный от меня только тонкой дверью терраски. А
вот дверь в комнату он оставил открытой. Поэтому мне, несмотря на пониженные
тона, вся беседа Тани с Андреем была вполне слышна.

- Таня, - начал Андрей и впрямь очень похоже на комсомольского агитатора,
- работа есть. Хорошая. Двадцать тыщ гринов.

- Андрюша, - голосок Тани был прямо-таки ангельский, - что еще может быть
за работа? Я не могу больше, вы можете это понять?

- Это мужики не могут, - настырно и немного похабно заметил ее
собеседник, - а бабы - не хотят. Ну, сколько тебе надо? Твоя цена?

- Все, - сказала Таня, - уйдите, пожалуйста. Товарищ неинтеллигентно
выразился, и Степаныч сказал с угрозой:

- Эй, ты! Я тебя сюда материться звал? Еще матом при ней скажешь -
стрельну!

- Да заткнись ты! Козел старый! - огрызнулся Андрей, и тут произошло
нечто, чего я не ожидал, а потому целых тридцать секунд не понимал ситуацию.
Дело в том, что после того, как Андрей обозвал деда козлом, в комнате
произошла какая-то возня, что-то с грохотом упало на пол, а еще через секунд
пять слабо брякнули оконные стекла и некое тело со сдавленным матюком
шмякнулось оземь рядом со скамейкой.

- Ведите себя прилично, - сказала Таня, пока ее посетитель, шипя и
выражаясь - "сука" было самым нежным определением, - катался по траве около
скамеечки. - Особенно с пожилыми людьми.

Судя по контурам, которые я рассмотрел в самом начале переговоров, Андрей
был мальчик не хилый. Дед так и остался в сенях, поэтому наша юная
скрипачка, выходит, одна шуранула из окна мужичка килограмм под
восемьдесят... Ну, спортсменка-комсомолка!

- Я тебя, стерва, достану! - Андрей цапнул рукой скамейку, с трудом сел,
согнувшись и скрипя зубами от боли. - Я тебя во все дырки...

Дальше он не успел. Чпок! Звук был примерно такой, когда пустую бутылку
из-под шампанского открывают. Голова Андрея откинулась, его распрямило на
секунду, а затем он, обмякнув, скатился со скамейки.

- Молодец! - прокомментировал старик.

Я лично ничего хорошего в этом не находил. Пять или шесть автоматов с
разных сторон замолотили по даче. И по терраске, и по окнам комнаты и,
по-моему, даже по чердаку. Молотили наугад и бестолково, но уж очень густо.
Даже на полу терраски я чуял явный дискомфорт. Я, конечно, нашел удобное
место, ужом затиснувшись между рубленой стеной, к которой была пристроена
терраска, старым дубовым комодом и массивным клеенчатым диваном эпохи первых
пятилеток. Такой же, помнится, когда-то имелся у Чебаковых. Стекла, щепки,
отсеченные пулями от рам и прочего деревянного имущества, наваленного на
терраске, то и дело сыпались на пол. Рикошетов, слава Богу, быть не могло,
пули, пронзая рамы и стекла, впивались в рубленую стену.

Из своего "блиндажа" я мог видеть дверь и несколько стекол на торцевой
части терраски. Пули летели под углом, снизу вверх, поэтому зацепить меня:
не могли. Опаснее было прохлопать момент, когда кто-нибудь сюда гранату
запузырит. "Эргэдэшка" меня скорее всего здесь не достанет, хотя может
оглоушить - осколки у нее тоненькие, легонькие - комод не пробьют. "Лимонка"
может и достать, эти ее увесистые, чугунные дольки проковыряют дуб только
так...

Однако, как всегда, все вышло не так. Кованый приклад "калаша" с треском
и звоном долбанул по одной из рам, которая, к сожалению, открывалась внутрь.
Стекла, дребезжа, посыпались на пол, затем некое темное тело перекинуло ногу
в проем и оказалось всего в двух шагах от меня, рядом с комодом.

Не ждать же, пока увидит и сделает из меня решето?

"Макар" жахнул, мужик отлетел к застекленной стене, выбил из рам
несколько уцелевших стекол, и автомат, бряцнув антабкой, грохнулся на пол.
Хорошо упал - прикладом ко мне. Упал бы стволом, не рискнул бы я его хватать
сразу и резко. Дернешь - а он, падла, зацепившись крючком за какую-нибудь
дребедень, которой тут валом навалено, влепит по мне очередь.

Магазин был двойной - связанная изолентой пара. Я первым делом потыкал
пальцем в патроны того, что не был вставлен в защелку. Туго - полный, под
завязку. А из верхнего я стреканул короткой по бывшему владельцу - чтоб не
ожил. Он вздрагивал от ударов пуль, но не более того, был бы живой -
подпрыгнул и задергался напоследок.

Я заметил, что пальба стала глуше. Похоже, то ли стрелков поубавилось, то
ли патроны решили расходовать более экономно. Да и вообще гражданам,
устроившим фейерверк, пора было завязывать. Не знаю, как в здешних местах,
но таким грохотом можно и ментов разбудить.

Граждане, видимо, довольно точно поняли, что им пора. Огонь прекратился,
послышался топот ног. Где-то зафырчали моторы, хлопнули дверцы.

Мне тоже почудилось, что уже пора. Встречать друзей из милиции, можно
сказать, коллег, ибо липовая ксива еще валялась в моем референтском пиджаке,
как-то не очень хотелось. 105-й статьи за убийство при превышении пределов
необходимой обороны я не шибко опасался, так же как и 218-й за пистолет и
196-й за липовую ксиву. Все это было сущей ерундой по сравнению с теми
неприятностями, которые мне могло доставить знакомство с последователями
Джампа или моего отца родного. Основания для ареста есть, а в СИЗО меня
найдут обязательно.

Правда, после такого полива пулями высовываться из дома не шибко
хотелось. Я переполз к двери, ведущей в сени. Фанера была местами искрошена
- столько дыр в ней провернули. Чтоб открыть ее, пришлось применить немалое
усилие...

В сенях, раскинувшись, лежал старый цыган. Сколько пуль в него попало, я
считать не стал, но хватило ему с избытком. Странно, что я не слышал, когда
он шарахнул из своей двустволки, но казенники были открыты, а в правый даже
засунут до половины новый патрон. Похоже, что очередь поливала Будулая
тогда, когда он решил перезарядить свою "тулку" или "ижевку" - я так и не
рассмотрел.

- Таня! - позвал я наудачу.

- Идите сюда, - голос был и ее, и не ее. С автоматом в руках и
"Макаровым" в кармане я ползком, все еще не веря, что Танины знакомые
удалились, перебрался в комнату.

Кармела сидела в простенке, держа в руках тот самый "винторез". Футляр
был открыт снизу, я сразу увидел гнезда для двух частей винтовки и прицела.

- Теперь вы все знаете? - спросила она хрипло. Куда ее семнадцатилетний
голосок подевался?

- Конечно, не все! - усмехнулся я кисло. - Но порядочно...

- Все равно... - пробормотала она. - Надоело все... Думала, что убьют, -
не убили.

- Вообще-то это такое дело, что успеется. А сейчас, по-моему, драпать
надо. И поживей...

- Зачем? - спросила Таня, и я как-то очень по-глупому ответил:

- В милицию заберут...

- Давно пора, - сказала эта дура вполне серьезно. - Пусть заберут и
расстреляют.

- А есть за что? - спросил я, косясь на "винторез". Мне очень не
хотелось, чтобы Танечка от большой тоски душевной провернула во мне дырку
диаметром 9 миллиметров.

- На мне смертей больше, чем на Чикатило, - ответила Таня. - Пора
бросать.

- Так что же вы, извиняюсь, голову в окно не выставили? - поинтересовался
я.

- Страшно стало, - созналась Таня.

- А вам не страшно, что вас усадят в тюрягу и будут держать, пока вы не
превратитесь в старую каргу? Может, побегаем?

Таня с минуту подумала и сказала:

- Бегите. Мне надоело.

"Ну и черт с тобой!" - подумал я. Своя кожа мне всегда была дороже чужой
рожи. Держа автомат наизготовку с переводчиком на "авт", я кубарем слетел с
крыльца - на всякий случай, хотя уже и урчание моторов не было слышно.
Тишина была гробовая и очень понятная. Мирные жители после такого шума до
утра будут сидеть по домам и в сортир, если приспичит, побегут лишь