идет вода... И я... все мы... очень надеемся, что твое одиночество не
затянется, и Он позовет тебя.
может быть, последнего, кого она видит, но не сделала этого - хасид не
понял бы жеста, счел бы его кощунством, - скажи, тебе не жаль оставлять
все это (она неопределенно повела рукой) и уходить неизвестно куда...
неизвестно зачем... а здесь все останется тем, кто не воспринял Кода, и
земля станет другой, и эта страна тоже. Так трудно было строить
государство, и так легко покидать?
братья из "Натурей карта" никогда в нем и не жили, предпочитая галутную
Палестину. Ты это знаешь. Только приход Мессии дает евреям право иметь
свое государство на Земле обетованной.
глаза на промысел Божий. Мы все еще в плену египетском. Перед нами
пустыня. И никто не знает, где находится земля, текущая молоком и медом.
Моше рабейну еще не повел нас. То, что записано в Торе, - было. Коэлет
сказал: ничто не ново. Это так. Но ничто не повторяется в точности.
не жаль?..
Но ведь и сыновья Яакова в земле египетской думали так же. Пока их не
разбудил Моше.
сейчас...
кукурузы с ананасом. Она вслушивалась в себя, ждала, что Мессия позовет,
наконец, но в душе было пусто, и она не хотела включать телевизор, чтобы
не видеть этого бегства, этих людских рек - так не могло продолжаться
долго, даже несколько часов, что-то должно было произойти.
инстинктивным движением выбросил вперед правую руку, чтобы защитить себя
от удара. Рука встретила пустоту, и Муса подумал, что сейчас упадет. Это
было невозможно - он и так лежал на спине, а над ним сияло небо такой
ослепительной синевы, что Муса лишился бы зрения, если бы мгновенно не
зажмурился.
эмоции - гнев, жестокость, желание мстить. Если он не боялся людей - самых
страшных созданий Аллаха, - то ни чужое небо, ни чужое солнце не могли
вызвать у него не только паники, но даже недоумения.
ноги, готовясь отразить любой удар Мессии, откуда бы он ни был нанесен.
Однако никакого Мессии не было и в помине - во всяком случае, не было
нигде вплоть до самого горизонта.
полуострова. Золотистые барханы тянулись во все стороны, ноги по щиколотку
увязали в песке, и вокруг - ни единого следа. Ни зверя, ни человека. А
солнце жгло так, как не жгло никогда. Если бы Муса хоть на мгновение
отключил эмоции, включив разум, он непременно подумал бы о том, что небо
здесь слишком синее, солнце слишком большое и вовсе не золотистое, а
ослепительно и однозначно белое, как лист ватмана самой высокой пробы.
Просеяв сквозь пальцы пригоршню песка, Муса мог бы убедиться в том, что и
пустыня, в которой он оказался, не могла находиться на Земле - каждая
песчинка обладала очень сложной структурой и была подобна снежинке с
множеством окончаний, но ведь и снега Муса никогда, в сущности, не видел,
разве только один раз, когда зимой девяносто второго года оказался в
Аль-Кудсе.
песчаный холм, перерезанный барханами, идти было трудно, Муса хрипел, пот
пропитал рубаху, в кроссовки набился песок, но Муса и не думал
разоблачаться, понимая инстинктом, что, скинув обувь и одежду, мгновенно
ошпарит спину и пятки, и тогда останется только умереть стоя, потому что,
если лечь, песок сварит его заживо.
ослепительно синем фоне перед ним стоял Пророк.
рассуждения вывод никуда не годился, и Муса легко нашел бы в нем сразу
несколько противоречий, будь он способен рассуждать, а не только
чувствовать.
бархана, а глаз Муса не мог разглядеть, потому что вместо зрачков перед
ним открылась пропасть, бесконечный туннель, всасывающий в себя любую
мысль, любое движение.
медленно, и черты лица его неуловимо менялись. Он оставался Пророком,
потому что не внешние признаки определяют суть, но Муса с ужасом видел,
как все больше и больше проступает облик того, с кем он вел смертельную
схватку.
них; Мессия, принявший образ Пророка, переключал в организме Мусы
невидимые генетические каналы, перестраивал молекулы, работа эта была
неблагодарной, потому что требовала точности и не гарантировала
результата.
серо-голубые глаза.
перед ним не тот человек, которого он собирался пытать в своем жилище.
Похожий как две капли воды, но - не тот. Другой взгляд, другая улыбка.
Другие мысли. Он знал, что другие, хотя и не слышал их.
говорил об этом. Я должен быть тебе благодарен. Хотя и не хочется быть
благодарным именно тебе. Ты вернул меня из смерти. Но ты едва не погубил
народ.
вернулись, это он понял сразу и бросился вперед - движение было
молниеносным, и Мессия, взмахнув руками, упал. С головы его свалилась
кипа, и Муса успел даже втоптать ее в песок, прежде чем обрушился на
еврея, вложив в удар всю накопившуюся злость. Хрустнула челюсть. Руки,
пытавшиеся оттолкнуть Мусу, ослабли. Глаза Мессии закатились. Муса встал и
начал бить еврея ногами. Он не получал от этого удовольствия, просто
выполнял привычную работу, довершал начатое. Тело сначала дергалось, а
потом перекатывалось от каждого удара как мешок. Песок на песке. Все.
рта Мессии текла струйка крови, воротник белой рубашки уже пропитался ею,
а на черном пиджаке крови не видно, и на песке тоже, но еще была кровь
внутри, в желудке, будто Муса напился ею, горячей и сладковатой, как в
детстве, когда он пустил кровь Ибрагиму с соседней улицы, а потом
облизывал палец и был как никогда прежде горд, потому что кровь - это
победа. Победа - это кровь.
хорошо было лежать, и почему-то ему казалось, что от почвы исходит не
только тепло, но и нечто иное, пробуждающее в мыслях ясность. Дина стояла
над ним и смотрела в сторону леса.
коренастый, знакомый. И.Д.К. бросился вперед, еще не узнав, но уже
узнавая.
он в Москве с матерью. Впрочем, мысль была мимолетной - И.Д.К. подхватил
мальчика на руки, живого, теплого, родного.
рассказывай, просто вспомни, ладно?
из памяти, хаотично перемешивались друг с другом (взгляд Мессии, тусовка в
Москве, приезд в Израиль, он с мамой гуляет по Арбату и кормит голубей,
Кфар-Хабад и Дом Мессии...). У И.Д.К. разболелась голова, и он вынырнул из
воспоминаний сына, будто из мутного омута на свежий воздух.
Андрей понимал, что не должен любить эту женщину, но в то же время
чувствовал, что прошло время обид, что люди свободны и в выборе, и в
поступках своих, это было сложно для осознания, но Андрей знал еще, что
Ильин Андрей
Корнев Павел
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Шилова Юлия