Чтение 50–й страницы книги ~Скрут~

подняла глаз. Процедура длилась долго, мучительно долго, вечно; наконец,
скрипучий голос Большой Фа проронил:

- Хватит.

Отец Вики отбросил кнут.

Девочка повернулась и, слепо натыкаясь на стены, двинулась к выходу.

Пять дней она ничего не ела; на шестой Большая Фа попыталась насильно
влить ей в глотку теплого куриного бульона.

Когда Фа ушла, девочка, исцарапанная, в мокром от бульона платье, стала
сооружать себе петлю; служанка, наблюдавшая в замочную скважину, подняла
тревогу. Большая Фа явилась на этот раз с ласковыми увещеваниями - девочка
смотрела белыми от ненависти глазами. Старуха пригрозила, что велит ее связать,
- девочка плюнула ей под ноги.

Прибегала вездесущая Лиль; вероятно, на этот раз старуха сама же ее и
подослала. Лиль болтала без умолку и сообщила, между прочим, что родители Вики
не станут изгонять сына из дому, как это полагается по закону. Девочка
всхлипнула и молча прокляла все законы на свете. Все равно она не сможет больше
смотреть Вики в глаза...

А потом в доме случился переполох, от ворот послышались приветственные
крики- а девочкины окна выходили на противоположную сторону, она могла только
грызть ногти и ждать! А потом прошла одна минута, другая, третья; она поняла,
что время, необходимое человеку для того, чтобы добраться от ворот до ее
комнаты, истекло. Она поняла это, и ледяная волна, поднявшаяся со дна души,
затопила ее целиком.

Что значит - он не идет?! Что они ему скажут, как он в это поверит? Минуты
тянулись одна за другой, день склонялся к вечеру, Аальмара не было!..

Сдавшаяся, побежденная, оглушенная своим горем, она бездумно водила
пальцем по пыльному оконному стеклу; во дворе кипели обычные приготовления-
готовят праздничный стол... Значит, он вернулся... Значит, он здесь, в доме, в
нескольких десятках шагов - но к ней не идет.

Ей захотелось спать. Сон - единственное человеческое занятие, в точности
похожее на смерть; она свернулась калачиком, но и сон не желал к ней прийти,
потому что мерещились руки, глаза, ласковый голос Аальмара, который в первый же
момент своего возвращения первым делом обнимал ее... А теперь...

Шлю-ха...

Слово будто было сказано извне; в эту черную секунду девочка почувствовала
себя шлюхой. Развратной, падшей, недостойной тварью; сам Аальмар признал ее
такой... Если уж он не желает ее видеть...

Скрипнула дверь.

Она вскинулась, как марионетка, которую рванули сразу за все веревочки; в
дверях стояли двое, почти одного роста, и девочка не сразу разглядела, кто это.

- Малыш, что же это, говорят, ты ничего не ешь?.. Второй был Вики.
Исхудавший и бледный; рука Аальмара лежала на его плече. Не покровительственно;
то был дружеский, естественный жест, принятый среди равных. Вики смотрел
исподлобья - как обычно смотрел, мрачновато, но не зло.

Девочка молчала. Слезы, собравшиеся у нее на подбородке, наконец-то
закапали вниз.

- Малыш, я привел тебе твоего брата, и мы уже обо всем с ним поговорили.
Он хороший мальчик, береги его... И давай поедим. У меня тоже маковой крошки с
дороги не было... Ты рыбку будешь или индюшку, а?

Она чуть не сбила его с ног. Растворилась в нем, прижалась к нему,
приникла, всхлипывая и захлебываясь:

- Аальмар... Аальмар... Я так... те-бя... л...люблю.

* * *

Он бесповоротно потерял две недели; старуха уговаривала его остаться еще -
но звезда Хота не собиралась ждать, и потому он ушел среди ночи, расплатившись
одним только искренним "спасибо".

По мере того как проходило действие старухиных снадобий, рана вела себя
все хуже и хуже; Игар шел вперед, стиснув зубы и запретив себе предаваться
отчаянию. Не для того он вырвался из лап верной смерти, и Скаль погиб тоже не
для того. Провинция Ррок велика, но не беспредельна; за его плечами остались
аристократический Требур и богатая Турь, Дневер, славящийся ремеслами, и Устье,
знаменитое портом и шлюхами. Скрут считал, что Тиар может оказаться в Раве или
в Важнице,- но ее нету ни там, ни там. Теперь путь Игара лежит в город Ремет -
скрут называл и его тоже... А значит, жива надежда. Дабат.

Шесть больших городов у него за плечами, а мелкие поселения и считать не
приходится- он давно сбился со счета, поселки все похожи один на другой, и в
центре каждого обязательно стоит трактир, в котором он, Игар, в который раз
будет спрашивать до мозолей на языке: Тиар, Тиар, Тиар...

Задремывая за грубо сколоченным столом, он сделал неудачное движение - и
рана выстрелила жгучей болью, так, что пришлось задержать дыхание. По счастью,
никто на него не смотрел - всяк занимался своим делом. Трещали куриные кости,
перемалываемые крепкими зубами, трещали кости соседей, перемываемые крепкими,
без мозолей, языками местных болтунов. Справа от Игара рассуждали о чьей-то
невестке- фыркая, морщась, поминая щепку и воблу, поскольку у означенной
молодки "ветер гуляет в пазухе, а сидит она и вовсе на двух кулачках". Слева
вяло переругивались из-за какой-то гнилой шкуры, которую кто-то кому-то
паскудным образом продал; голоса слились в один бубнящий поток, когда скрипучая
дверь в очередной раз отворилась, и на пороге обнаружилась женщина.

Голоса примолкли- на какое-то мгновение, но дремавший Игар тут же открыл
глаза. Болтовня возобновилась тоном ниже и как-то неохотно, через силу; на
пришелицу не то чтобы избегали смотреть - поглядывали исподтишка, косо, будто
выжидая, когда непрошеная гостья соизволит уйти.

Женщина медленно двинулась через трактир; Игар разглядывал ее, с трудом
сдерживаясь, чтобы не разинуть рот.

На голове гостьи лежал венок из чуть привядших полевых цветов; длинные
темные волосы, не утруждающие себя никаким подобием прически, небрежно лежали
на плечах. Одеждой красавице - ибо женщина была несомненно красива - служила
длинная, из серого полотна рубаха, которую при желании можно было счесть и
платьем. Длинный балахон не скрывал тем не менее ни высокой груди, ни легкой
ладной фигуры; женщина ступала по немытому трактирному полу длинными и тонкими
босыми ступнями. На правой щиколотке Игар разглядел браслет - кажется,
серебряный.

Вероятно, первое появление подобного существа в деревенском трактире
сопровождалось бы всеобщим шоком - однако Игаровы соседи по-прежнему жевали,
хоть и не так резво. Игар заключил, что босая красавица появлялась здесь и
раньше. И достаточно часто, хоть ее появлению, похоже, никто здесь не рад...

Женщина остановилась перед трактирщицей, загадочно улыбнулась, полуоткрыла
рот, будто собираясь что-то спросить, - но промолчала. Повернулась, неторопливо
приблизилась к длинному столу, за которым пила пиво шумная компания красноносых
плотников.

В трактире стало еще тише; женщина непринужденно вытащила из-за пазухи
маленький сухой стебелек.

- Надо запомнить, - голос ее казался голосом маленького мальчика. - Все
забывают... Возьмите, это для памяти...

Стебелек перешел из узкой белой руки в крепкую красную лапищу; принимая
подарок, плотник состроил подобие улыбки. Женщина рассеянно кивнула- и
двинулась дальше.

Игар не слышал, что говорила она крестьянину, сидевшему рядом, на краю
скамьи; крестьянин тоже изобразил улыбку и взял из ее рук какой-то высушенный
цветочек - явно не зная, что с ним делать. Женщину, впрочем, не интересовала
дальнейшая судьба подарков- она снова шла мимо притихших людей, смотрела сквозь
настороженные лица и безмятежно улыбалась.

Игар напрягся. Сколько уже раз от начала путешествия пробегали по его коже
эти нервные, горячие мурашки. Он сбился со счета; каждая следующая надежда все
слабее, слабее, слабее.

Темные волосы с оттенком меди. Слишком неопределенная примета, сколько их,
таких женщин, он просто хочет, исступленно хочет видеть в каждой встречной...

Широкий подол ее платья-рубахи был неумело украшен вышивкой, и в какой-то
момент Игар покрылся потом, явственно разглядев в странном узоре большую букву
Т...

Женщина остановилась прямо напротив него. Глаза ее, карие с прозеленью,
смотрели совершенно по-детски - доверчиво и серьезно; младенческие глаза не
подходили ее красивому взрослому лицу. Как не подошла бы старухе короткая
юбчонка в оборочках.

- Для сердца и для глаз, - рука ее скользнула за пазуху, - для легкого
дыхания... Возьми, - и она протянула Игару тонкую черную веточку.

Он не торопился брать. Женщина смотрела ласково и настойчиво - протянув
руку, он на мгновение коснулся ее ладони. Нежной, будто у ребенка.

- Для сердца и для глаз, - повторил он медленно. - Спасибо...

Он слышал, как зашептались вокруг, но, как назло, не мог разобрать ни
слова.

Женщина улыбнулась шире;

- Там, где холодный ручеек... Где ледяной ручеек. Там...

- Пойдем туда?- спросил он неожиданно для себя.

Она продолжала улыбаться, и по этой отрешенной улыбке нельзя было сказать,
понимает ли она обращенные к ней слова.

Игар поймал себя на простом и естественном желании- встать, грубо схватить
за плечи и развернуть к себе спиной, задрать нелепую рубаху и проверить, нет ли
ромба... Сразу взять и проверить, и не заводить снова длинную и сложную игру,
не пробираться окольными путями в поисках доверия...

- Пойдем туда,- женщина тряхнула головой, как пятнадцатилетний подросток.
- Трава...

Она повернулась и двинулась к выходу, все так же легко и непринужденно
ступая босыми ногами. Игар огляделся - все посетители трактира глядели на него,
на него одного.

Дверь за странной женщиной закрылась; две или три руки моментально
ухватили Игара за рукава:

- Ополоумел?!

- Да он пришлый, дикий совсем, не знает, видать...

- Да плевать-то, знает или не знает...