я посмотрю, я забыла ключи, нет, подожди, выпьем еще немного, проклятая
машина, как же теперь я поеду, Танька, позвони ему еще раз, я не могу без
него. Ты же знаешь.
вылетел, нищенствую, трезв не бываю, не в том дело. Меня вообще нет.
Теперь, когда появилось время присматриваться, прислушиваться,
окончательно убедился в том, что раньше только подозревал: не существует
меня. Ничего нет и не было - ни биографии, ни ролей, ни пения, ни стихов,
ни картинок, ни любовей, ни мук, ни счастья, ничего. Кому-то я уже это
говорил... Если хорошенько прислушаться, сосредоточиться, получается, что
даже и сейчас я не больно-то страдаю. Ну, вот, смотри, сижу я с тобой на
сырой лавке, в проходном каком-то дворе, собаки вокруг бегают, голуби в
помойке шуруют. Рванина моя вельветово-твидовая уже попахивать начинает,
на морде сквозь седеющую щетину красные шелушащиеся пятна просвечивают,
руки черные. На скамейке, между нами, чтобы свой брат-бомж не спер,
бутылка стоит, водка самая дешевая, уже на дне. Впрочем, лет десять-то
назад только эту, дешевую-то, и пили, помнишь? Колбасы кусок и полбатона
только что доели, курим "яву", дрянь, конечно, ужасная, но, опять же,
недавно еще о других и не думали.
никому не должен, ни за кого не отвечаю, даже за себя. Вот и дружок мой
парижский мне это советовал... Времени полно, и любая мысль додумывается
до конца, и не сбиваюсь на бессмысленное "что же делать, что же делать".
Нету меня - и мучений моих нету, и радости нет, а есть покой. И воля есть,
то есть, полная, Александр Сергеич, по-вашему, свобода. Очень бы и вам
порекомендовал - вот так... глоточек... на скамеечке... и все. Были вы
наше все, вот и не было счастья, а стали бы наше ничто, прости меня Бог,
вот и убедились бы, что уж покой-то и воля на свете точно есть.
творческих союзов, ассоциаций и клубов Шорников Михаил Янович, конечно,
немного выпил, но не трогаю никого, а, напротив, мирно беседую о некоторых
экзистенциальных проблемах с моим новым другом, Александром Сергеичем,
фамилию пока не успел узнать, временно безработным. Мне кажется, что он
согласился относительно покоя и воли, а тут как раз вы. Вообще, хотел бы
обратить ваше внимание, сержант, что покой и воля вполне достижимы только
при отсутствии такой вещи, как совесть. Вы не согласны? Некто обещал
освободить от этой химеры... Merci, non.
продолжить сон там, куда вы его отведете, воля ваша, господа. Однако я бы
просил вас осторожнее укладывать его в автомобиль - вы, вероятно, не
заметили, что он уже дважды ударился головой о дверцу и вот еще раз - об
пол. Впрочем, нас бережет Бог. Прощайте, господа, как видите, я был
прописан здесь, в этом именно дворе, но сейчас временно не прописан, что ж
поделаешь. Уверяю вас, это временно, это недолго, в самом ближайшем
будущем я вновь обрету постоянное место жительства, совершенно постоянное.
в отношениях власти с интеллигенцией. Собственно говоря, на протяжении
всего ста лет в нашей с вами стране с этого дважды все и начиналось, а
кончалось сами знаете чем - и для власти, поверьте, это всегда будет
кончаться не лучшим образом, поверьте, сержант.
меня есть два жетона, но второй мне нужен для другого звонка. Слушай:
прощай, опричнина и земщина, рассвет в невымытом окне, прощай, уже чужая
женщина, вчера спешившая ко мне, прощай, отчизна пребывания, русскоязычная
страна, прощай! Зачти мои старания, как намерения - жена, зачти попытки
неудачные, да и удачные зачти, зачти все воскресенья дачные, стихи
дурацкие зачти - зачти их вслух перед солдатами, которыми заполнен зал
пред знаменательными датами - зачти, как сам бы зачитал: с подвывом, с
горьким выражением, с дрожащей в голосе слезой... Але! Але!!
Кабакова... Привет. Узнал? Ну, удовлетворен? Горд? Все сбылось по
писаному, все, как ты придумал, все основания гордиться налицо? "В то лето
я почувствовал, что, наконец, начинаю пропадать..." Хороша была первая
фраза, а? Ну, кайфуй. Хотя все равно не дотянул: последней-то не знал,
правда? А вот я знаю. И ты узнаешь. Подожди немного, отдохнешь и ты.
Знаешь, что я придумал? Я тебе вообще весь кайф сломаю. Во-первых, эпилог:
ты здорово удивишься. Помнишь, Татьяна удрала штуку, замуж вышла? Я еще
почище придумал, так что эпилог будет крутой, не догадаешься. Но это еще
не все, слушай - будет еще и пролог, понимаешь? Так что твоя первая фраза
окажется совершенно проходной, ты понял, просто фраза в середине текста,
причем читатель уже будет знать, что ничего не произойдет, не выйдет
по-твоему, понимаешь? Себя не обманешь, старый, зря ты пытался. Ты хотел
преодолеть свой обязательный happy end? Ладно. Получишь счастливое начало.
Знаешь, ты в последнее время вообще сильно упростился, одно траханье на
уме. Климакс, старичок, ничего не поделаешь. Вот и зациклился, думал -
самое главное, как кончить, извини за каламбур. А я тут пожил, благодаря
твоей милости, на свободе, и понял: начинать надо сразу так, чтобы все шло
к счастью. С самого начала не портить... Что?.. Слушай, перестань орать,
истерик. Успокойся. Не стоит своему герою хамить. Тем более, что я-то у
тебя после... Але! Але!!!
вас. Благодарю.
вокзалов синим кубом стояла ночь. Однако, если бы спешащий к поздней
телепередаче мирный житель пожелал сократить путь и сунулся в этот
отвратительный двор, он обнаружил бы в его геометрическом центре светлое
место: именно - рядом с помойными железными, на колесах, ящиками,
столпившимися, словно старинные броненосцы в какой-нибудь Цусиме.
дальше действия. Свет был: от маленьких, прикрытых сверху хромированными
козырьками фар "победы" последнего, модернизированного выпуска; огромных,
словно медные тазы для варенья, фонарей "мерседеса" великой довоенной
530-й серии; осветительных приборов сильно битого BMW-318; наконец, от
укрепленных на крыше джипа "мицубиши" прожекторов.
обжитой московской культурной квартиры. Здесь стояли изодранные в бахрому
кошками, многажды переоббитые новым гобеленом и снова ободранные тяжелые
кресла; круглый, грубо сработанный стол, раздвижная столешница которого, в
пятнах от чайника и утюга, была скрыта гобеленовой же, базарного качества,
гэдээровской скатертью; рассохшиеся "венские" стулья, но с фанерными
сиденьями, гомельского производства; письменный стол, огромный, дубовый, с
наклеенными резными украшениями, грязным бильярдным сукном и
"пластигласом" поверх него; тумбочки, этажерочки, полочки и диван-кровати
с подкашивающимися ножками и почти неработающей механикой раскладывания...
Вокруг были разложены картины, картинки, фотографии в рамках, календари,
перевязанные бумажными шпагатами пачки книг и пожелтевшие, обтрепанные по
краям стопки древней машинописи.
вторгались в лишенный сокрытия интерьер, как скальпы работающих в
несколько рук паталогоанатомов в брюшину, открывшуюся под отвернутыми
кусками кожи и синевато-багровых тонких мышц.
автомобильными огнями.
догадаться, хорошими нашими знакомыми, а именно:
Исаакович, в пожелтевшей своей парусине, а что вы хочете, если уже
приличному человеку негде простирнуться, слава Богу, что оружию еще можно
содержать, так тоже насчет масла, где вы теперь возьмете хорошую оружейную
масло, тонкую, а?
розовый, в инструкции же так и сказано, слушай, "О спецповедении в
сюжетных коллизиях типа кульминаций, развязок и иных", занять место по
Лондон Джек
Сертаков Виталий
Каргалов Вадим
Афанасьев Роман
Андреев Николай
Шилова Юлия