Чтение 50–й страницы книги ~Вариант "И"~

- тоже ведь шло снизу вверх, от внутренней потребности. А у нас и реформа
- от властей. И с коммунизмом повторилось то же самое - не говоря уже о
том, что он нередко взывал к самым темным сторонам природы человеческой...
Да, безусловно - сохранились форма, и храмы, и купола, обрядность... И
организация... Но ведь сие - не вера, а лишь изображение ее. А в Бога надо
верить, а не изображать веру. Нет, господин журналист, вы серьезно
подумайте перед тем, как утверждать, что Россия - страна христианская.
Если начальство приходит в храм и обедню отстаивает со свечкой в руках -
это еще никак не факт веры, это факт политики. Но политика - стихия
изменчивая, и нельзя на ее фундаменте строить вечное здание!

Священник умолк; он смотрел на меня серьезно и печально, и я подумал,
что говорил он совершенно искренне.

- Ну а ислам?

Он кивнул.

- Логичный вопрос. Ислам... Прежде всего он - религия снизу.

- Но разве он во многих местах не насаждался мечом?

- Да, наверное... не без того. Однако в этом, пожалуй, только буддизм
нельзя упрекнуть - да и то не уверен. Но сейчас не это важно. Во-первых,
ислам интернационален. Порой приходится слышать, что русские его не могут
усвоить. Факты свидетельствуют об ином. Если бы вы интересовались
историей...

- Я интересуюсь.

- В таком случае вы, возможно, помните, что еще в последние
десятилетия минувшего века, когда России приходилось скрещивать оружие с
исламскими народами - и за пределами страны, и внутри ее - некоторое число
наших воинов, попав в плен, стали исповедовать ислам. Одни из них потом
вернулись домой, другие отказались, не желая порвать с исламской средой, с
которой сроднились. Но и многие из тех, кто возвратился в свои дома, не
изменили своей новой религии. А между тем были они русскими. Вообще не
бывает веры, принципиально чуждой для какого угодно народа, как нет
народа, не способного усвоить какое угодно вероучение. Далее: ислам
синтетичен. Он объединяет всех: и ветхозаветных, и новозаветных, и
иудаистских святых. Изложение его основ не столь зашифровано и намного
доступнее пониманию рядового верующего, чем, скажем. Священное Писание.

Это важно. Что еще? Вы и сами наверняка заметили, что ислам
динамичен.

Потому ли, что он моложе? Вряд ли только по этой причине. Он
энергичен.

И главное - силен верой. Они - мусульмане - верят, понимаете? А это
мне представляется самым главным. Для них Бог не деталь жизненной
декорации, но - основа основ. А народ, чтобы совершать великие дела,
должен верить, иного выхода нет, это - непременное условие, хотя, быть
может, и не достаточное.

- И вы полагаете, он может восторжествовать в России?

- Не знаю; речь ведь не о торжестве в политическом смысле этого
слова.

Но, во всяком случае, русский мусульманин - такое словосочетание
вовсе не кажется мне противоестественным. Хотя бы потому, что славянские
прецеденты существуют давно: хотя бы боснийские мусульмане, к примеру. О
наших отечественных я уже упоминал только что.

- Ну, чтобы уцелеть, и не на то пойдешь... - вставил я. - У ислама в
России вполне возможно будущее, поскольку он несет с собой очень немалые
инвестиции и кредиты...

- Уже принес и еще принесет гораздо больше. А ведь не сегодня
сказано, что Париж стоит мессы. Сейчас для России главное - устоять. А
сколько будет ради этого построено мечетей - вопрос не первостепенный.

- А народ не восстанет?

- Если поверит своему государю - не восстанет.

- Я вам очень благодарен, отец Николай. Еще два маленьких вопроса, с
вашего позволения. Первый: вот эта ваша позиция не может отразиться на
вашей судьбе?

- Пока не отразилась. Хотя я ее не скрываю.

- Как вы думаете - почему? Он улыбнулся.

- Видимо, есть какие-то причины. Но думать о себе мне сейчас просто
некогда.

Мне не хотелось довольствоваться столь неопределенным ответом. И я
решил проявить настойчивость.

- Скажите, не может ли ваша уверенность в себе быть следствием того,
что укоренение ислама в России, сколь бы парадоксально это ни звучало,
пошло бы на пользу православной церкви?

Он прикинулся удивленным, но не старался сделать это очень уж
искусно.

- Каким же это образом?

- Ну, тут достаточно простое умозаключение. Православное духовенство,
так сказать, растренировалось из-за отсутствия серьезной конкуренции.

Власти уже много лет смотрят на вас весьма благосклонно, охотно
демонстрируют свою приверженность православию. Правда, время от времени
ваши иерархи обращаются с настоятельными просьбами ограничить деятельность
в России иных конфессий. Ну, это естественно, было бы странно им этого не
делать. Однако по-настоящему ведь секты вам не противники - и вы можете
жить с ленцой, ограничиваясь соблюдением необходимой формы. А вот если в
местах, которые вы привыкли считать исконно своими, начнет всерьез
укореняться такая мощная и динамичная религия, как ислам - тут вам, хочешь
не хочешь, придется бороться всерьез. А поскольку применение оружия вряд
ли будет возможно, то придется мобилизовать все иные силы - духовные,
организационные, все прочие. Придется омолаживаться. Это будет словно
подсадка молодой железы в дряхлеющий организм. И как раз поэтому ваше
участие в происходящем процессе может рассматриваться как дело благое. Как
знать, может быть, у вас есть и благословение Его Святейшества?

Отец Николай слегка улыбнулся:

- Это ваши предположения, не мои.

- Вы их опровергаете?

- Будем считать, что я их не слышал, что ваш монолог остался
мысленным.

Я понял, что большего он не скажет. Но как говорится, sapientii
satis.

Ну что же - еще один вопрос...

- Отец Николай, собираетесь ли вы изложить все эти ваши соображения
претенденту при личной встрече?

- Не думал об этом. Он все это, я уверен, знает лучше меня.

- Но вы будете просить аудиенции? Или хотя бы участвовать во встрече?

- Если Богу будет угодно. Но вряд ли моя скромная персона вызовет у
государя - или будущего государя - интерес. Я ведь политик всего лишь
постольку поскольку.

- Сердечно благодарю вас. И приношу извинения за то, что отнял у вас
столько времени.

- Мое время принадлежит людям. Но не думаю, чтобы мы провели его
совсем уж бесполезно. А сейчас, увы, меня ожидают другие дела. Я провожу
вас до выхода.

- Не затрудняйтесь, спасибо.

- Просто во избежание осложнений.

Я вспомнил предупреждение, сделанное им еще на совещании: храм,
принадлежащая ему территория, на первый взгляд казавшиеся пустыми, на
самом деле охранялись. Интересно было бы узнать, кому принадлежала охрана.

- В таком случае мы готовы, - сказал я.

- Куда теперь? - спросила Наташа, когда мы сели в машину.

- А куда бы ты хотела?

- Куда-нибудь, где можно купить что-нибудь вкусненькое.

- Хорошо. И надо, пока есть время, послушать - что старик наговорил
на последнюю кассету.

- Это можно будет сделать вечером.

Я покачал головой:

- Не исключено, что вечер мы проведем совсем в другом месте.

Я ожидал вопросов, но их не последовало. Наташа, видимо, успешно
осваивалась со спецификой журналистской деятельности такого рода.

Неплохого работника я нанял. Немножко ее подучить, и...

Я ударил по тормозам. И вовремя. Отреагируй я на долю секунды
медленнее - и тупорылый "КамАЗ" нокаутировал бы наш легонький седанчик
крюком в правый бок, отшвырнув на глухой бетонный забор, тянувшийся
справа.

- Ого! - только и пробормотала Наташа. - Не слабо.

- Ты не заметила, откуда он вынырнул?

- По-моему, из того вон проезда - впереди, справа. Станешь догонять?

- Нет смысла. Он уже далеко.

- Жаль, я не заметил номер.

- Я заметила.

- Ты что же - не испугалась совсем?

- Еще как! Внутри все трясется.

- Ты молодец, - сказал я и поцеловал ее.

- Этим лучше заниматься в домашней обстановке, - заметила Наташа.

- Тонкое замечание. Ну что же - поехали.

- Думаю, сейчас они больше не станут рисковать.

- Интересно, кто это "они"?

- Если бы я знал...

Я и в самом деле не знал. Но кое-какие новые подозрения начали уже
складываться.

Ведь обещано в суре "Совет", айяте сорок четвертом: "Ты увидишь, как
их приведут туда поникшими от унижения, они будут смотреть, прикрывая
взор". Знать бы только - куда?